8.2
Войдя на кухню, я первым делом бросила взгляд на портрет. Старик все еще был там, но, к счастью, уже не двигался. Или…
Оторвав маго-ленту, я усмехнулась:
- Так значит, у тебя и третий портрет есть?
Шпион выцвел, он был едва различим на фоне насыщенных красок, но он по-прежнему мог двигаться. Уничтожь я главный портрет – он бы выгнил, оставив после себя зловонное пятно.
Губы старика едва шевелились, но я смогла уловить:
- Будет хуже… Слишком многое на кону…
- Не стоит его слушать, госпожа Антер,- проговорил вдруг Морис, что споро и ловко готовил для нас чай. – Думаю, он просто хочет причинить вам боль. Уязвить напоследок.
- Ты прав,- кивнула я.
Будь я чуть наивней, я бы, обретя свободу, сразу же ринулась к королю. Жаловаться, просить помощи, умолять о защите. Вот только что-то мне подсказывает, что так напугать герцога мог либо другой герцог (а у нас в стране их аж три, включая род Терн), либо сам король.
Думать об этом было неприятно, но… Если все получится, то мне предстоит тихая и спокойная жизнь где-нибудь на краю королевства. Сменить страну не выйдет – маги, при прохождении границы, обязаны напитать силой кристалл-проявитель. Тут-то и выползет мое Пламя. А Пылающую, разумеется, никто никуда не отпустит.
Нет, конечно, согласно Колдовской Хартии обладающие даром люди вольны выбирать для проживания любую страну. Но… Всегда находится какой-нибудь скользкий момент или же мерзенькое, малюсенькое правонарушение – в общем, если вознамериться, то можно любого мага подвести под какую-нибудь статью. Говорят (и я в это верю), что компромат начинают собирать еще в Академиях. Недаром ректор раз в месяц отсылает во дворец «дисциплинарные отчеты».
- Очень вкусно,- я попробовала протянутый Морисом чай,- совершенно незнакомый вкус.
Лисенок посмотрел на меня и тяжело вздохнул:
- Ваш сад полон трав, многие из которых можно добавить в чай. Вы знаете, что двуликие способны из трех травок сделать яд, противоядие и любовный эликсир?
- Травить меня поздно – я уже не опасна, противоядие мне не нужно – не отравлена, а что касается любовного эликсира – от подобных вещей меня защитит Пламя. Равно как и от врожденного флера двуликих – я не только не поддаюсь ментально-физиологическому давлению, а еще и отражаю его назад.
Морис посмотрел в стол, а потом тихо сказал:
- Я думал о том, чтобы вас отравить, госпожа Антер. Я… Мне теперь очень стыдно.
Следующий глоток чая я просто заставила себя выпить.
- Думаю, эти мысли появились в твоей голове не из врожденной жестокости,- осторожно произнесла я. – ты ведь не из этого города.ж на что я редко выходила из дома, но у меня были пациенты. Кто-то да рассказал бы о лисятах.
- Мы скитались,- кивнул Морис. – Было трудно.
И за этим простым «Было трудно» я услышала «Нас бросили», «Мы оказались недостойны заботы и жалости». «Мы умирали, а они смотрели». Могла ли я винить его за мысли? Могла бы, конечно. Но это не мой путь.
- А можно спросить, зачем меня травить? Смысл?
- Не насмерть,- лисенок съежился. – Чтобы стать нужными. Чтобы не оказаться на улице. Но я не смог.
Встав из-за стола, я обошла его и крепко-обняла лисенка. Поцеловав мальчишку в вихрастую макушку, едва слышно шепнула:
- Если не смогу вас защитить, то выкраду обратно. Если не выйдет выкупить.
Морис обхватил меня тонкими, удивительно сильными руками и, сквозь слезы, прошептал:
- Я тоже хочу верить, что отец нас не продавал.
А что на это ответить я не знала. Тоже ведь… Хотела верить.