Читать интересную книгу Сарторис - Уильям Фолкнер

– Все, – сказал Сноупс, и мальчик отступил к нижнему краю страницы.

– «Искренне ваш Хэл Вагнер. Индекс двадцать четыре». – Он снова заглянул мальчику через плечо. – Правильно.

Промокнув последнюю страницу, он взял и ее. Мальчик надел на перо колпачок и отодвинул стул. Сноупс вытащил из пиджака маленький бумажный кулек.

Мальчик невозмутимо взял кулек.

– Премного благодарен, мистер Сноупс. – Он открыл кулек и, скосив глаза, заглянул внутрь. – Странно, что это духовое ружье до сих пор не пришло.

– Действительно, – согласился Сноупс. – Не понимаю, почему его нет.

– Может, оно на почте затерялось, – высказал предположение мальчик.

– Возможно. Скорей всего, так оно и есть. Я завтра им еще раз напишу.

Мальчик поднялся из-за стола и остановился, глядя на Сноупса вкрадчивыми невинными глазами из-под соломенно-желтых волос. Он вынул из кулька конфету и принялся без всякого удовольствия ее жевать.

– Я, пожалуй, попрошу папу сходить на почту и узнать, не потерялось ли оно.

– Не надо, – поспешно отозвался Сноуцс. – Подожди немного, я сам этим делом займусь. Мы его непременно получим.

– Папе ничего не стоит туда сходить. Как только он вернется домой, он сразу же пойдет и узнает. Я его хоть сейчас разыщу и попрошу, чтоб он сходил.

– Ничего у него не получится, – отвечал Сно-упс. – Предоставь это дело мне. Уж я-то твое ружье получу, можешь не сомневаться.

– Я ему скажу, что я у вас работал. Я все письма наизусть помню, – сказал мальчик.

– Нет, нет, обожди, я сам все сделаю. Завтра с утра пойду на почту.

– Хорошо, мистер Сноупс. – Он снова без всякого удовольствия съел конфету и пошел к двери. – Я эти письма все до одного запомнил. Бьюсь об заклад, что могу сесть и снова все написать. Об заклад бьюсь, что могу. Скажите, пожалуйста, мистер Сноупс, кто такой Хэл Вагнер? Он в Джефферсоне живет?

– Нет, нет, ты его не знаешь. Он почти никогда не бывает в городе. Потому-то я его дела и веду. А ружьем я займусь, обязательно займусь.

В дверях мальчик помедлил.

– Такие ружья в скобяной лавке Уотса продаются. Очень хорошие. Мне очень хочется такое ружье. Очень хочется, сэр.

– Да, да, – повторил Сноупс, – наше будет здесь завтра. Подожди немножко, я уж позабочусь, чтобы ты его получил.

Мальчик вышел. Сноупс запер дверь и постоял возле нее, опустив голову, сжимая и разжимая кулаки и треща суставами. Потом он сжег над камином сложенный листок бумаги и растер ногой пепел. Достав нож, он срезал с первой страницы письма адрес, со второй подпись, сложил обе страницы и сунул в дешевый конверт. Потом запечатал конверт, приклеил марку и левой рукой печатными буквами старательно вывел адрес. Вечером он отнес письмо на станцию и опустил в ящик почтового вагона.

На следующий день Вирджил Бирд застрелил пересмешника, который пел на персиковом дереве в углу двора.

5

Временами, слоняясь без дела по усадьбе, Саймон смотрел на простирающиеся вдали луга, где паслись упряжные лошади, с каждым днем все больше терявшие свою гордую осанку от праздности и отсутствия ежедневного ухода, или проходил мимо каретника, где неподвижно стояла коляска, укоряюще задрав кверху дышло, а висящие на гвозде пыльник и цилиндр медленно и терпеливо собирали пыль, тоже заждавшись в безропотном вопросительном молчанье. И в эти минуты, когда он, жалкий и немного сгорбленный от бестолкового упрямства и от старости, стоял на просторной, увитой розами и глициниями веранде, неизменной в своем безмятежном покое, и наблюдал, как Сарторисы приезжают и уезжают на машине, от которой джентльмен былых времен мог бы только пренебрежительно отвернуться и которой любой босяк мог владеть, а любой остолоп – управлять, ему казалось, что рядом с ним стоит Джон Сарторис и его бородатое лицо с ястребиным профилем выражает высокомерное и тонкое презренье.

И когда он стоял, озаренный косыми лучами предвечернего солнца, которое, склоняясь к закату, обходило южную сторону крыльца, а воздух, напоенный тысячью пьянящих ароматов народившейся весны, звенел полусонным гудением насекомых и неумолчным щебетом птиц, до Айсона, появлявшегося в прохладном дверном проеме или за углом, доносилось монотонное бормотание деда, полное ворчливого недоумения и досады, и Айсом шел на кухню, где, мурлыкая бесконечную мелодию, неустанно трудилась его невозмутимая мать.

– Дедушка опять со Старым Хозяином разговаривает, – сообщал ей Айсом.

– Дай мне картошки, мама.

– А что, мисс Дженни тебе нынче никакой работы не нашла? – спрашивала Элнора, подавая ему картошку.

– Нет, мэм. Она опять на этом ихнем томобиле уехала.

– Еще слава Богу, что мистер Баярд и тебя вместе с ней не прихватил. Ну, а теперь проваливай из кухни. Я уже вымыла пол, а ты тут опять наследишь.

В эти дни Айсом часто слышал, как дед его беседует с Джоном Сарторисом; в конюшне, возле цветочных клумб или на газоне он ворчливо толковал что-то этой дерзкой тени, властвовавшей над домом, над жизнью всех домашних и даже надо всей округой, которую пересекала построенная им железная дорога, казавшаяся издали совсем крохотной. Миниатюра эта, выписанная точно и четко, напоминала декорацию спектакля, поставленного для развлечения человека, чья упрямая мечта так ядовито и лукаво смеялась над ним, пока сама оставалась нечистой, теперь же, когда мечтатель освободился от низменности своей гордыни и столь же низменной плоти, засияла чистотой и благородством.

– Нечего сказать, экипаж для джентльмена! – бормотал Саймон. Он уже снова ковырял мотыгой клумбу с шалфеем. – Разъезжает на этой штуке, а настоящий джентльменский экипаж в каретнике гниет.

О мисс Дженни он не задумывался. Не все ли равно, на чем ездят женщины, если мужчины им разрешают. Они только выставляют напоказ экипаж джентльмена, они всего лишь барометр его положения, зеркало его родовитости – это даже лошади понимают.

– Ваш родной сын, и ваш родной внук прямо у вас под носом на этой новомодной штуковине катаются, – продолжал он, – и вы это терпите. Вы сами ничуть не лучше их. Вам бы надо издать закон, масса Джон, ведь теперь, после всех этих заморских войн, молодые люди и знать не знают, что такое благородные манеры, они не знают, как джентльмен должен себя вести. Как по-вашему, что люди думают, когда видят, что ваша родня разъезжает на такой же таратайке, на какой самая последняя шваль ездит? Вы им спуску не давайте, масса Джон. Ведь в наших краях Сарторисы еще до войны знатными господами были. А вы теперь на них поглядите!

Опершись о мотыгу, он смотрел, как автомобиль пронесся по аллее и остановился возле дома. Мисс Дженни с молодым Баярдом вышли и поднялись на веранду. Мотор все еще работал, в чистом предвечернем воздухе трепетала тонкая струйка выхлопных газов, и Саймон с мотыгой в руках подошел и уставился на множество циферблатов и кнопок на приборном щитке. Баярд обернулся в дверях и окликнул его:

– Выключи зажигание, Саймон.

– Чего выключить?

– Видишь вон ту блестящую ручку около рулевого колеса? Поверни ее вниз.

– Нет, сэр, – ответил Саймон, пятясь от автомобиля, – як нему ни за что не притронусь. Не хочу я, чтоб он у меня под носом на воздух взлетел.

– Ничего с тобой не будет, – с досадой буркнул Баярд. – Просто возьми и поверни ее вниз. Вон ту блестящую штуку.

Саймон подозрительно смотрел на всевозможные приборы, но ближе не подходил; потом вытянул шею и заглянул в машину.

– Ничего я там не вижу, только одна большая палка из пола торчит. Вы про нее, что ли, говорите?

– Проклятье! – выругался Баярд. Двумя прыжками соскочив с веранды, он открыл дверцу и под любопытным прищуренным взглядом Саймона повернул рычаг. Мурлыканье мотора смолкло.

– Ах, вот вы, значит, про что говорили, – сказал Саймон. Посмотрев некоторое время на рычаг, он выпрямился и уставился на капот. – Теперь тут внизу уже не кипит? Значит, ее так останавливают?

Но Баярд уже снова поднялся по ступенькам и вошел в дом.

Саймон еще немного постоял, изучая блестящую длинную штуковину; время от времени он дотрагивался до нее рукой, но тут же вытирал руку о штаны. Потом медленно обошел вокруг, пощупал шины, бормоча что-то себе под нос и качая головой. После этого он вернулся к клумбе с шалфеем, где и нашел его Баярд, вскоре выскочивший из дома.

– Хочешь прокатиться, Саймон? – спросил он. Мотыга Саймона остановилась, и он выпрямился.

– Кто – я, что ли?

– Ну да, ты. Пошли. Прокатимся немножко по дороге. Саймон стоял с застывшей в неподвижности мотыгой и медленно почесывал затылок.

– Идем, – сказал Баярд, – мы только немножко прокатимся по дороге. Ничего с тобой не сделается.

– Ладно, сэр, – согласился Саймон. – Пожалуй, со мной и правда ничего не сделается.

Пока Баярд потихоньку подталкивал его к автомобилю, он, уже не сопротивляясь, прищуренным глазом задумчиво изучал различные его части, как нечто, долженствующее отныне стать реальной величиной в его жизни. Остановившись возле дверцы и уже занеся ногу на подножку, он в последний раз попытался дать отпор коварным силам, лишающим человека способности здраво рассуждать.