Он вновь взял кружку, отпил большой глоток, откусил хлеб с маслом. Потом широко улыбнулся: «Шеф не ест – он набирается сил». Достал из тумбочки вторую кружку, протянул Невскому: «Наливай, не стесняйся. Как там было в фильме „Чапаев“»:
– Пришел ко мне, я пью чай. Садись и ты со мной, пей чай. Вот такой я командир!
Иван Владимирович пододвинул нарезанный хлеб, сахар, масло в металлической баночке, в такой же баночке плавленый сыр. Есть и, правда, очень хотелось. В обеденный перерыв началась срочная операция – привезли травмированного на санитарной машине из расположения 70-й отдельной мотострелковой бригады. Старший ординатор хирургического отделения госпиталя майор Копытов отправился на консультацию больного в городок летчиков, поэтому Борисов взял в ассистенты Невского. Старшему лейтенанту впервые пришлось участвовать в такой сложной операции. Вроде справился со своей ролью помощника.
Невский налил полную кружку индийского чая, всыпал сахар, намазал хлеб толстым слоем масла. С удовольствием вонзил зубы в бутерброд. Иван Владимирович между тем вновь принялся писать. В ординаторской негромко играл магнитофон. Конечно, это были песни Высоцкого. Прислушавшись, Александр разобрал слова:
Мне этот бой не забыть нипочем —Смертью пропитан воздух, —А с небосклона бесшумным дождемПадали звезды.Снова упала – и я загадал:Выйти живым из боя, —Так свою жизнь я поспешно связалС глупой звездою.
Борисов вскоре отложил ручку, прокашлялся, сказал негромко:
– Слушай, Санька, что я тут в журнале операций записал, потом и сам будешь записывать по этой схеме: «Рядовой Панкин Геннадий Прохорович, в/ч пп 71176, 20 лет. Поступил в госпиталь через 6 часов после травмы в результате автомобильной аварии. При поступлении: пульс 100 ударов в минуту, АД 90/60 мм рт. ст., дыхание поверхностное, мышцы передней брюшной стенки напряжены, симптомы раздражения брюшины положительные. Перкуторно в брюшной полости определяется наличие свободной жидкости. Диагноз: закрытая тупая травма живота; повреждения селезенки, внутрибрюшное кровотечение, шок II степени.
Выполнена срединная лапаротомия. В брюшной полости около 1,5 л крови. Данная кровь удалена, использованы 400 мл для реинфузии (обратного переливания. – Прим. авт.). Учитывая повреждения сосудистой ножки и размозжение ткани селезенки, решено было полностью ее удалить. Контроль на кровотечение в течение 20 минут. Санация брюшной полости. Через отдельный разрез в левом подреберье выведена резиновая трубка. Швы на рану, резиновый выпускник в угол шва. Пострадавшему перелито 1200 мл крови, 1000 мл полиглюкина. Помещен в послеоперационную палату с круглосуточным наблюдением».
Иван Владимирович замолчал, внимательно посмотрев на слушателя:
– Все понял? Вот так и будешь в следующие разы записывать. Позже надо записать, когда уберем трубку и резинку, а также когда будут сняты швы и куда отправлен прооперированный далее. Ну, мы-то будем его в Союз отправлять. Вот освободили бы врачей от этой писанины! Сколько же нам писать приходится?! Лев Толстой столько не писал, сколько я уже бумаги «измарал»…
3Невский налил вторую кружку чая. Теперь уже не спеша, смакуя, стал наслаждаться вкусом чудесного напитка. Он внимательно стал рассматривать стенд на стене прямо за спиной начальника отделения – «Удаленные инородные тела».
– Иван Владимирович! Все хотел у вас спросить про этот стенд. Я читал пояснительные под каждым предметом. С пулями разных калибров, с осколками разных размеров, включая кусочки брони, все вроде понятно. Но почему здесь оказалась вилка? Написано, что удалено у больного из желудка. Кажется, – Невский напряг зрение, – да, в марте этого года у больного Л. Как она туда попала? Знаю, что солдатики иногда глотают ложки, чтобы в госпитале полежать. В Союзе это распространено. Но вилка?!
– Э-э-э, Санька! Ты еще жизни не знаешь. На что не решится советский боец, чтобы «закосить» от армии. Но этот парень сильно просчитался. Очень соответствует своей фамилии. Я хорошо запомнил – Лопух Валерий! Действительно, «лопух»! Он тоже нам потом объяснял, что ложки его знакомые пацаны глотали, но они быстро выходят наружу… Он решил наверняка действовать. Но, не подумал, дурашка, что солдаты практически все едят ложками, вилок почти никто не видит, тем более у них на блокпосту под Кандагаром. Они там месяцами живут, дуреют прямо. Вот он и додумался для этой цели купить в афганском магазинчике вилку на собственные деньги. Говорил потом, что на чеки покупал. Врет, наверное. Ну, не важно. Всем нам позже говорил, что случайно проглотил во время обеда! А вилка оказалась не простой, а посеребренной, даже какой-то антикварной вещью. Видишь, как она сделана искусно – резьба на ручке, три зубчика расходящихся, вроде, такие используют для устриц.
– Как же он такие «вилы» смог проглотить? Пусть она и покороче обычных ложек, но все равно не понятно.
– Мы его долго тоже «кололи». Молчит, гаденыш. Я его на испуг взял – мол, не будем оперировать, пока не расскажешь все. Он ведь был привезен на вертолете с острой болью в животе. Эта боль была настоящей, так не изобразишь. Его парни из роты провожали, как безвинного страдальца. Потом-то они узнали правду… Короче, делаем ему рентген желудка и видим это «сокровище». Как можно проглотить «случайно» вилку во время еды, когда их просто нет ни у кого? Только специально! Подключились ребята из «органов», ну, ты понимаешь каких. Прижали сопляка. «Запел», как миленький. Да, проглотил специально, но не думал, что придется резать. Рассчитывал, что она «зацепится» зубчиками, будет медленнее выходить, чем ложка. Так, «месяцок – другой» доктора его в палате и подержат на белых простынях. А у него сразу осложнение – пробила вилка желудок в районе привратника, считай, получилась прободная язва. Срочная операция нужна по жизненным показаниям. Описал и сам «процесс»– обернул зубцы вилки мякишем хлеба, просунул поглубже и проглотил.
Невский даже поежился, представив такую картину.
– А что дальше?
– Дальше все просто. Делаем срединную лапаротомию, вскрываем желудок, вилку достаем, желудок ушиваем. Парень полежал у нас в реанимации, потом в послеоперационной палате, потом в общей палате. Исполнилась мечта идиота «полежать на белых простынях». Ты знаешь, все прекрасно зажило, швы сняли, как положено, в срок. Но вот только пришлось поехать потом на «цугундер» – дело завели – «за членовредительство». Только представь – на свои деньги купить вещь, чтобы потом еще и по «этапу поехать» за это. Говорю же – чудак на букву «м». А хотя, черт его знает… Может, он на это и рассчитывал. Здесь могли убить на войне, а так живой останется. Темна человеческая природа! – важно изрек доктор, подняв палец.
Невский подошел поближе к стенду, внимательно рассмотрел злополучную вилку.
– А как же вам ее отдали? Это же вещьдок.
– Я «взятку» дал, кому следует, – засмеялся Борисов. Слушай, анекдот вспомнил в тему: «Пострадавший сообщает врачу травматологического пункта, что час назад проглотил стопку с водкой.
– Как это могло случиться?! – удивляется врач.
– Как-как… Всю жизнь пил из горла, а тут словно затмение нашло».
Вместе посмеялись.
Иван Владимирович глянул на ручные часы.
– Ладно, засиделся я с тобой. Мне же через два часа быть на дне рождения, уже почти 16 натикало. Еще надо заскочить за подарком в магазинчик афганский, я уже и чеки на афгани поменял. – Он достал из ящика стола записную книжку, полистал ее. Все правильно я уж было засомневался. Родился 1 декабря 1942 года, точно сегодня ему 40 лет «стукнуло». Друг мой по учебе в Военно-медицинской академии, Тим Ладвиг. Он сейчас в советниках оказался, а я здесь. Случайно встретились несколько месяцев назад, а толком и поговорить не успели: то он торопится, то я. Сегодня наговоримся.
– А сколько лет вам, Иван Владимирович? Если это не трудный вопрос.
– Что тут трудного? Я же не девица, чтобы возраст скрывать. Мужика годы красят. Мы – «дети Победы», 1945-го. Стало быть, 37 уже есть. Как там у нашего любимого певца про эту дату сказано?
Он тут же начал на память цитировать:
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.Вот и сейчас – как холодом подуло:Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэльИ Маяковский лег виском на дуло.Задержимся на цифре «37»! Коварен Бог —Ребром вопрос поставлен: или-или!На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо, —А нынешние – как-то проскочили.
Впрочем, негромко по-прежнему играл магнитофон, откуда доносился уже голос Высоцкого: