Читать интересную книгу Повседневная жизнь языческой Руси - Людмила Алексеевна Черная

по мнению археологов, просто не хватило бы места для того, чтобы собрался весь большой город в полном составе. Несколько лет назад археологи обнаружили небольшой деревянный помост в Неревском конце, возле которого было найдено более 70 фрагментов разорванных берестяных грамот. Все это свидетельствует о наличии особых «кончанских» вечевых мест, где могли собираться районные веча, вершиться судебные дела, оглашаться общегородские постановления Совета господ («Господы»).

Но существовало ли вече общегородского масштаба, куда могли прийти абсолютно все жители? Академик В. Л. Янин сомневался в этом, предполагая, что с ростом числа горожан вече начало охватывать только самых богатых и знатных бояр в числе примерно трехсот человек, которые в исторических источниках называются: «триста золотых поясов». Происхождение подобного названия вполне объяснимо: пояса считались символом рода, их передавали по наследству от отца к сыну. Эта версия заслуживает внимания еще и потому, что в летописных текстах встречаются упоминания, что решения на вече принимают «старейшие», то есть старшие не по возрасту, а по положению, «лучшие люди», а затем к ним уже присоединяются «меньшие». Вместе с тем встречаются летописные известия, из которых видно, что в вече могли принимать участие и социальные низы. В XIV–XV столетиях участниками веча считались «худые мужики» и «крамольники». Так, в 1393 году «сшедшеся неции от новгородцев, вечници, крамольници, сурови человеци, свирепии людие, убиша Максима, мужа благоверна»[77]. А в 1471 году, когда встал вопрос о присоединении Новгорода к Москве, «…изменники начаша найсовати худых мужиков вечников, иже за все готови суть, по обычаю их, и приходяще на вече… и кричаще глаголаху: „За короля хотим“»[78]. Некоторые источники подчеркивают, что вечевые решения принимались именно всеми новгородцами и именно у Софийского собора. К примеру, в 1460 году «…ездил князь великий Василей Васильевич в свою отчину в Новгород Великий, а с ним сынове его… Ноугородцы же удариша в вечье и собрашеся к святей Софеи: свечашеся все великого князя убити и с его детьми»[79].

Хотя о вечевых собраниях в древнерусских городах известно немного, но их роль в жизни русского народа в языческий период все же была значительной. Так же как крестьянская община — «вервь», служившая единению сельского населения, городское вече являлось частью общественного быта, позволявшего людям чувствовать себя «заодин» со всеми. А большое число чего бы то ни было, в сознании язычников, всегда считалось признаком силы. Недаром выражение «бещисла», то есть так много, что и пересчитать нельзя, как бы уже само по себе гарантировало победу над врагами, удачу в охоте, рыбной ловле, сборе урожая, бортничестве и пр. Так что вече — это народ «без числа», а значит, сила…

Суд судити не по посулам…

Суд в языческие времена как юридический институт существовал, вероятно, в зачаточном состоянии, когда авторитет жрецов, вождей племен, старейшин реализовывался в принятии тех или иных решений по частным преступлениям и жалобам. Почти не сохранилось письменных свидетельств, доказывающих существование суда в дохристианские времена, а также разъясняющих какие-либо стороны судебного производства.

Общины жили по законам обычного права патриархальной традиционной организации отцов и дедов. Круговая порука, общая ответственность за преступления отразились в «Русской правде» — древнейшем законодательном памятнике Древней Руси.

Отдельные статьи договоров Руси с Византией 911 и 944 годов, то есть за 77 лет и 44 года до принятия Русью христианства, позволяют представить судебные реалии языческого периода. Как уже не раз отмечалось, в этих договорах князья и дружина скрепляли договор именем бога Перуна, а купцы и остальные участники — именем «скотьего бога» Велеса. В договорах признается право каждого держать свой закон: христианам христианский, а язычникам языческий: «…наша христианаа русь по вере их, а не христьянии по закону своему»[80].

Замечательно также, что отдельные статьи договоров 911 и 944 годов вошли потом почти полностью в «Русскую правду». Кровная месть за убийство признается в статье 4-й договора Руси с греками 911 года и в статье 13-й договора 944 года, где говорится, что убийца должен умереть на том самом месте, где сотворил убийство, а мстить за убитого должны «ближнии убьенаго». Статья 6-я обоих договоров посвящена убийству вора на месте преступления при условии, что его пытались захватить ночью до рассвета и он оказывал сопротивление. Если же его сначала захватили, связали, а убили только потом, уже поутру, то это являлось нарушением закона. Примечательно, что на Руси уже в начале X столетия существовало право наследования не только по обычаю «своими» (семьей), но и по завещанию, что отразилось в статье 13-й договора 911 года. В статьях обоих договоров говорилось и о дополнительной компенсации за возвращенную украденную вещь, что впоследствии вошло и в «Русскую правду».

Еще больше информации о суде в дохристианский период содержит «Русская правда», принятая в XI столетии Ярославом Мудрым и дополненная его сыновьями и внуком Владимиром Мономахом. Она донесла ощутимые отголоски языческих представлений о преступлениях и наказаниях за них.

Древнейшее право было талионным — «зуб за зуб, око за око»: преступник подвергался ровно тому, что совершил сам. Кровная месть существовала и после принятия христианства, о чем говорит первая же статья древнейшей «Русской правды»: «Убьеть муж мужа, то мьстить брату брата, или сынови отцу, либо отцю сына, или братучаду (племяннику по мужской линии. — Л. Ч.), любо сестрину сынови…»[81] И только в случае, если не было родственников, кто мог бы отомстить, взималась денежная сумма в 40 гривен в пользу семьи убитого. Мстить следовало смертью за смерть, побоями за битье (статья 2-я). В дальнейшем кровная месть была заменена на денежный штраф — «виру», которая шла в княжескую казну, и «головничество», уплачивавшееся семье убитого.

О язычестве напоминают и другие статьи первого русского свода законов. За разбой, поджог, конокрадство или воровство скота преступника, если застигали на месте преступления, имели право «убить в пса место», то есть как собаку. Причем эта статья касалась даже княжеских слуг, дворецкого и тиуна. Позднее за эти преступления отдавали виновных «на поток и разграбление».

«Русская правда» дает некоторое представление и о судопроизводстве. Все свободные мужи имели право на «исправу», то есть судебное разбирательство. Даже закупы, временно зависимые люди, получали право в случае «обиды» от своего господина сбежать от него и искать княжеского суда. А вот побить закупа за «дело» закон позволял