Читать интересную книгу Народ, да! - Автор неизвестен

Скачка Поля Ревира

Пересказ Н. Шерешевской

Запомните, дети, слышал весь мир,Как в полночь глухую скакал Поль Ревир…[4]

Так пел о народном герое американский поэт Генри Лонгфелло спустя сто лет после знаменитой «Скачки Поля Ревира».

Пусть иные прочие говорят, что Поль Ревир не совершил этого подвига. Даже тем, кто помоложе, не продержаться бы в седле 14 дней, проскакав одним махом от Бостона через Чарлстон и Лексингтон до Конкорда. Куда уж мистеру Ревиру — серебряных дел мастеру средних лет, среднего роста и с бородой! Да мало ли кто что говорит.

Что правда, то правда, Поль Ревир был ювелиром и гравером. Никто лучше него не мог изготовить изящный серебряный кувшин или молочник. Особенно ему удавались ручки — такие изящные, легкие, просто загляденье! Что-что, а секрет линий и пропорций Ревир знал лучше всех в славном торговом городе Бостоне. За одну его чашу для пунша со знаменитой гравюрой «Сыновья Свободы» еще при жизни его давали 5 тысяч долларов, а после смерти все 100.

Ревир был преуспевающий мастер и мог себе позволить работать в мастерской, а жить в другом месте, в собственном доме. Но он был не только мастером, а и смелым человеком, и добрым патриотом. Только отчаянно смелые люди могли устроить «бостонское чаепитие», вы уж, наверное, слышали про него? Поль Ревир был среди этих отважных, которые, одевшись и разукрасившись наподобие индейцев, пробрались на корабли «Дартмут», «Элеонора» и «Бивер» и выбросили за борт весь чай, который эти корабли привезли в Новый Свет.

Так было надо, чтоб неповадно было англичанам драть с честных американцев лишнюю пошлину еще и на чай.

Всю ночь проработали «индейцы» и наутро, когда Бостонский залив пожелтел от бесценного заморского чая, никто из них на ногах не держался от усталости, один Поль Ревир нашел в себе силы, чтобы верхом на коне доскакать до Нью-Йорка и сообщить тамошним патриотам — англичане-то называли их мятежниками! — о «бостонском чаепитии».

Но это еще не та знаменитая «Скачка Ревира».

После чаепития британцы обозлились пуще прежнего и уж вовсе житья не давали своим колониям. Налоги, пошлины, запреты — чего только не придумывало правительство английского короля, чтобы ослабить, задушить своих подданных. Не нужны им были сильные конкуренты в делах, в торговле, во всем. Они их просто боялись и насылали в Америку все новых солдат и офицеров. Но и американские патриоты не сидели сложа руки. Всюду создавались отряды ополчения. Готовили оружие. Отливали пули. Когда не хватало свинца, переливали на пули оловянную посуду.

Однажды утром Поль пригласил к себе свою жену, миссис Ревир, всех детей и прислугу.

— Друзья мои, — обратился к ним Поль Ревир. — Все мы добрые патриоты. Чтобы освободить нашу страну от красных мундиров — так американцы называли солдат Георга III, британского короля, — нужны пули. Несите сюда всю оловянную посуду. Отныне мы будем есть из простых деревянных мисок. Зато с драгоценным чувством независимости, которая не за горами, поверьте мне!

У Ревира был большой дом. А в большом доме много посуды. Уже лет сто она переходила из рода в род. Она была памятью и гордостью семьи.

— Что ж, тем веселей смотреть на огонь в тиглях и видеть, как из нее выливаются пули. Нет, не пули, а свобода! — сказал Поль своей жене, чадам и домочадцам.

Пооткрывались буфеты, шкафы и столешницы, с полок сняли все миски, тарелки, ложки, чайники, кружки и отнесли их в мастерскую Поля Ревира. Он сам с легким сердцем отправил все это в огонь и отлил шесть тысяч пуль. А может, и больше.

— Мы счастливые люди, — сказал Поль, — потому что нам есть за что отдать не только свое добро, но, если надо, и жизнь.

Примеру Поля Ревира последовали многие. Его друг, богатый купец Джон Хэнкок, не пожалел свои серебряные сервизы, и золотые пуговицы с камзолов, и даже коней. Когда Поля Ревира спросили:

— Каково тебе, Поль, которого бог создал для серебра, а не для войны, каково тебе отказаться от любимого дела, серебряного литья?

Поль ответил:

— Всему свое время. Время лить серебро, время лить пушки. И коли об этом не сказано в священном писании, то по недосмотру.

И вот настал вечер. 6 апреля.[5] Взошла луна. Начинался прилив. Пахло землей и морем. А главное — весной.

На северной площади Бостона, у самого устья Чарльз-ривер группками собирались солдаты в красных мундирах: стрелки, гренадеры, а за ними и морская пехота. Был приказ от британского генерала Гейджа этой ночью тайно выступить в поход, чтобы застать мятежников врасплох.

У Поля Ревира был шустрый подмастерье — Сэм Куинси. По совету Ревира он свел дружбу с конюхом британского полковника Бэнтли. В тот вечер Сэм, как всегда, слонялся возле казарм англичан. Вдруг из конюшни выскочил конюх полковника Бэнтли. Сэм окликнул его. На щеках конюха краснели свежие рубцы.

— За что это он тебя? — спросил Сэм.

— Да разве догадаешься, что у него на уме, — пожаловался конюх. — Говорит, готовь седло. Я и принес парадное. Сам знаешь, у них что ни день, то пирушка или игра. Я и вывел Миледи под парадным седлом. А он раз-раз меня по щекам и орет: «Походное, дурень! Походное! Да поживей!»

Группы британских войск все устремлялись к гавани. А Сэм Куинси поспешил в мастерскую к Полю Ревиру сообщить важную новость.

— Значит, сегодня, — понял Поль Ревир, что час пробил. — Я к лодкам, а ты беги к пономарю Христовой Церкви, пусть поднимет на шпиль храма два фонаря!

Так было условлено. Выступления англичан уже давно ожидали. Не знали только, как они двинутся, водой или сушей. Если сушей, условились поднять один фонарь, если водой — два. Фонари эти с высокого шпиля увидят через реку в самом Чарлстоне. Там друзья, получив сигнал, оседлают для Поля самого быстрого коня, и он поскачет в Лексингтон и дальше на северо-запад в Конкорд, чтобы разнести весть о выходе англичан и поднять ополчение.

Дом Поля стоял на Мэй-стрит — правда, через шестьдесят лет ее назовут в честь Поля улицей Ревира: вот вам и еще доказательство, что Поль Ревир совершил свой подвиг! Да, так вот, Поль поспешил домой попрощаться с женой и детьми. Он уже выходил из ворот дома, когда миссис Ревир снова позвала его из окна.

— Ты забыл самое главное, — сказала она и передала Полю записку, которую догадалась сочинить, несмотря на спешку.

«Дорогой Поль, срочно приезжай в Лексингтон. Наша любимая бабушка Лавиния при смерти

Твои братья Уильям и Джон».

Никаких братьев у Поля Ревира в Лексингтоне не было, а бабушка Лавиния умерла вот уже как два года. Поль улыбнулся: какая умница у него жена! Последнее время часовые-англичане очень внимательно приглядывались ко всем, кто выезжает из города, и, если бы не записка, Полю могли бы помешать покинуть Бостон.

И вот он в лодке. Проскочили мимо сторожевого корабля англичан и причалили в Чарлстоне. А там его ждал конь. Не конь, а так, тощая, неказистая клячонка. На вид. А на деле самый быстрый скакун на перешейке. И Поль поскакал. День и ночь, день и ночь…

Скачка Поля Ревира началась 6 апреля. 19 апреля он прибыл в Конкорд. Когда раздались первые выстрелы англичан, американские ополченцы были готовы к встрече. Поль Ревир поднял на ноги всю страну.

Война началась.

Слава отважным леди и их отважным делам

Пересказ Н. Шерешевской

МАТУШКА КЭТ

В истории американского народа было много эпизодов, которые обидно было бы похоронить в ученых книгах, и их стали рассказывать из поколения в поколение. Отец передавал их своему сыну, друзья — своим друзьям. Так исторические события вошли в народное творчество, стали легендами.

Такие легенды рассказывают про двух отважных женщин, матушку Кэт и Эгнес Гобсон, про двух горячих скакунов Серебряная Подкова и Ласточка и про капитана Худа из Джорджии.

Серебряная Подкова был седой красавец скакун, рослый, гладкий, выносливый жеребец. Он да еще вороная лошадка, по кличке Ласточка, прибыли из конюшни самого генерала Джорджа Вашингтона. Знаменитый генерал подарил их капитану Худу, принимавшему участие во многих битвах под командованием Вашингтона. Кони эти вели свою родословную от арабских скакунов, а утверждают, что это лучшие скакуны на свете. Они могли лететь, как ветер, а могли ступать тише кошки, и они все понимали, что говорил хозяин.

Капитан Худ очень ценил этих скакунов и привел их с собой, когда обосновался в штате Джорджия. С Серебряной Подковой он не расставался ни в мирное время, ни в дни войны.

А в те дни шла суровая война. Освободительная война против английского короля, чьи войска хозяйничали в тринадцати колониях, которые потом стали свободными штатами. Сражения шли повсюду, но особенно жаркие битвы в последние годы войны были на Юге.