Глава 17
Проснуться от поцелуя… Нет, на поцелуй это не смахивало. Скорее, меня просто кто-то облизывал. Шершавым огромным языком слюнявил лицо от подбородка до лба, задевая волосы, отчего челка торчала дыбом. Что это?
Я с трудом приоткрыла глаза, но ничего увидеть не удалось. Попыталась пошевелиться, но то, что меня придавило и облизывало, глухо заворчало, так что я замерла, ощущая, как мое сердце медленно останавливается, а конечности холодеют.
(Деган? Значит вот так я и умру?)
Я зажмурилась и приготовилась, но ничего не происходило, да и умирать особо не хотелось. Но что вообще в такой ситуации можно сделать?
Вспомнила об острой жестянке, которую недавно спрятала в кармане. За неимением другого оружия даже крышка от консервов мне сейчас показалась даром небес. Медленно и крайне осторожно постаралась высвободить руку и дотянуться до кармана. Почти не дышала, а вот монстр, напротив, не стесняясь, сопел мне прямо в лицо, и я чувствовала, как слюни на лице засыхают, а кожа стягивается.
наконец, нащупав жестянку, выдохнула и, дернувшись всем телом, высвободила руку с оружием, полоснув по телу прижимающегося ко мне дегана. Монстр завыл, а я отскочила куда-то в темноту и тут же, подвернув ногу, полетела вниз, успев понадеяться, что падать придется недалеко. Но мне, по-видимому, не суждено было проверить степень своего везения, потому что деган оказался проворнее и успел зацепить меня своей когтистой лапой за мою многострадальную лодыжку. Я зашипела, когда ногу пронзила острая боль — вывих, не меньше.
А монстр тем временем без особых усилий с его стороны затащил меня обратно и склонился надо мной. Наверное, раздумывает с чего начать есть меня. Но помирать, так с музыкой. Зажмурилась и с силой пнула здоровой ногой куда-то в живот дегана, но, видимо, попала в то самое, где больно. Удивительно, монстр монстром, а самая нужная часть на месте. Деган зарычал, а я снова попыталась отползти к краю. Уж лучше упасть в неизвестность, чем ждать пока тебя съедят.
— Аннаах, — прошипело чудовище, и я замерла, боясь обернуться, но и двигаться больше не могла. Осознание произошедшего накрывало с головой, даря облегчение, и в то же время я не могла поверить вот в такое свое везение.
— Мыслижуй? — неуверенно произнесла я имя.
Деган шумно выдохнул и, видимо, уселся на пол. Точно не знаю, обо всем приходилось судить по звукам. Темно же.
— Дакх, этхо я, — ответила тьма, а я расслабленно вытянулась на полу, прижавшись щекой к прохладному бетону.
— Как же ты меня напугал, — сердце в груди медленно возвращалось к нормальному ритму.
— Я не фхотелх тфебхя пугфать, — повинилась темнота, и что-то заёрзало по полу. — Очхень офбрадофвался, кохда нахшел. А тхы пхотерфяла созхнанхие. Нхочхью хфолодхно. Я гхрел.
— Спасибо, — я сама сейчас ощущала некое подобие эйфории от такой неожиданной встречи с другом. — Даже уже и не надеялась на встречу. Думала, не узнаем друг друга. Думала, даже если встретимся, ты попытаешься меня съесть, как остальные.
— Этфо обфидхно. Мхы же дфрузья. Яф и Анна.
— Точно. Извини, Мыслижуй. Просто я теперь не могу слышать мысли ни твои, ни братьев. Теперь все по-другому.
— Вехе обфычно.
— Ты тоже помнишь? — удивившись, спросила я.
— Дха, пфамять возфращхаеться.
— А остальные? — поднявшись с пола, села и уставилась туда, где горели желтым глаза дегана.
— Нфекоторхые. Нхе многхо.
— Мыслижуй, ты же видел людей? Не все погибли.
— Дха.
(Может еще не все потеряно.) Но вслух я этого не сказала. Только поплотнее завернулась в куртку и, подтянув к себе токующую ногу, попыталась ощупать поврежденный сустав. Все не так уж и плохо. Пошевелила пальцами, покрутила стопой. Больно, конечно, но терпимо. Думаю, ходить смогу.
А меж тем начало светлеть. Хотя с трудом, но я уже различала очертания сидящего дегана. Он был точно таким, каким я его помнила: серая кожа, покрытая чешуей; костные наросты на суставах; передние деформированные огромные лапы, в них все также можно было узнать человеческие руки, и от того становилось только страшнее; белая костяная маска, заменяющая лицо, с темными провалами глазниц, из глубины которых светились желтым круглые внимательные глаза; зубы острые торчащие наружу, расположенные в несколько рядов на верхней и нижней челюсти; грива темных жестких волос. Да, все такой же. И это одновременно пугало и успокаивало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Повернулась к краю, с которого хотела упасть, мне в лицо подул прохладный ветер.
— Здесь высоко? — пытаясь разглядеть землю, спросила я
— Чхердак. Дфвадхцать этхажей.
— Ёпть…
— Дха. — подтвердил друг.
Я отползла от края и попыталась встать. Мыслижуй подошел, и я, зацепившись за густую гриву, все-таки приняла вертикальное положение. Нужно было поесть. Конечно, и умыться бы не помешало. Я вытерла лицо рукавом куртки, пригладила торчащие волосы. Хотя бы так.
Вспомнила про таблетки, рассыпанные в подъезде. Наверное, уже не найти, хотя попытаюсь, конечно. Но все же велика вероятность того, что придется побродить по городу в поисках аптеки и нетронутых запасов обезболивающего. Правда, я и так собиралась, но на тот момент у меня еще был хоть какой-то запас таблеток, а теперь в любое время может начаться очередной приступ, и я ничего не смогу с этим поделать, кроме как терпеть. Одно успокаивает, Мыслижуй теперь рядом.
Огляделась по сторонам в поисках своей сумки.
— Мыслижуй, ты не видел рюкзак? — ковыляя по комнате и заглядывая за горы хлама, поинтересовалась я.
Друг встал и вышел. Я молча смотрела ему вслед. Трудно, когда не можешь читать мысли. Как я раньше вообще жила без этого?
В груди закололо. Усевшись на обломок стены, стащила с себя куртку и кофту. На серой майке расползалось темно-красное пятно. Ну, вот, опять шов разошелся. Теперь еще и бинты нужно искать. А за неимением свежего, пока этот нужно перевязать поплотнее.
Стащила с себя майку и повесила ее на арматуру, торчащую из стены, хоть немного подсохнет. Морщась от боли, размотала бинт и скривилась, когда удалось разглядеть темные края разошедшейся плоти. Желудок свело, и меня едва не вывернуло наизнанку, но было бы чем. Переждав спазмы, сплюнула тягучую слюну и попыталась расправить заношенный бинт.
В дверном проеме показался Мыслижуй и так и остался стоять на пороге с зажатой в зубах найденной сумкой. Друг опустил голову и отвернулся. Вот и ему противно видеть это.
— Ты нашел ее?! Спасибо! Можешь подать? — я протянула руку, но деган не торопился, все топтался на пороге. — Мыслижуй, ну, что ты, не видел что ли раньше? Ну, да, сейчас шрамы выглядят сквернее, чем обычно. Просто подай сумку, можешь не смотреть.
Друг все же подошел, но на меня так и не взглянул, все косился в сторону. Я взяла сумку. Деган отошел к отсутствующей стене и уселся на самом краю, повернувшись ко мне спиной. У каждого свои тараканы. Пожав плечами, я открыла сумку и достала с самого дна небольшую стеклянную баночку с мазью. Мази в ней оставалось совсем немного. Я почерпнула часть и постаралась намазать те места, которые сочились кровью. А для этого пришлось промокнуть кровь рукавом кофты. Но это почти не помогло, потому что, едва я убрала ткань, красные капли снова выступили по краям открытой раны. Мерзость. Замотала все бинтом. Майку надевать пока не стала. Пусть подсохнет, пока мы будем завтракать. Достала остатки хлеба и воду.
— Ну, что, позавтракаем? — я подошла к дегану и протянула ему половину куска черствого хлеба.
— Спфасхибо, я ефыт.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Точно? — сомневаясь в искренности друга, переспросила я.
— Ешь.
— Ладно. Как скажешь. И, кстати, твое произношение заметно улучшилось, — похвалила друга и засунула кусок в рот, тут же запив его водой.
— Дха. Я мнфого тренхфировхался, — гордо расправив плечи и выпятив грудь, ответил Мыслижуй.
— Оно и видно, — кивнула я, разглядывая серые развалины города.