– В принципе его можно связать, – подсказал Проповедник.
– Какая злобная душа у тебя в друзьях! – еще сильнее нахмурился Хартвиг и заработал от Проповедника, действительно, недружелюбный взгляд:
– Чего мне с тобой быть добрым?! Он шеей рисковал, чтобы тебя вытащить, а ты убегаешь, словно неблагодарная свинья! Отказ от благодарности является грехом.
– Успокойся, – попросил я Проповедника, видя, как лицо человека краснеет не то от гнева, не то от смущения. – Хочешь уезжать, Хартвиг, скатертью дорога. Я посижу здесь, в лесу, на травке, и дождусь, когда ты вернешься. Если за три часа не появишься, отправлюсь тебя спасать.
– Спасать? – озадаченно повторил тот.
– Хватит придуриваться, – попросил я, старательно скрывая раздражение. – Мы полночи неслись полями и огородами, а погоня дышала нам в спину. Если ты считаешь, что о тебе забыли, то глубоко заблуждаешься. Нас будут искать. На дорогах и в городах. Конечно, небольшая фора есть, потому что они не знают, в каком направлении мы движемся. Но это лишь до той поры, пока нас не увидят. Дальше в том, куда мы едем, не разберется только идиот. Исходя из всего вышесказанного, раз ты оказался такой нужной всем фигурой, тебя сцапают достаточно быстро. Или соглядатаи на дорогах, или возле городских ворот, или в какой-нибудь таверне.
– Ты преувеличиваешь, не так ли?
– Просто я знаю, как умеет охотиться Орден. Можешь мне поверить, они не любят выпускать добычу из зубов…
– Как и Братство стражей, – перебил меня Хартвиг, но я продолжил тем же ровным тоном:
– Ты заблуждаешься насчет Братства, потому что нас мало. Организовать грамотную облаву на большой территории не в наших силах. Стражи действуют в одиночку и лишь иногда парами. Но не Орден. У законников полно наемников и тех, кто у них в долгу, в том числе я говорю и о власти. Разумеется, не всегда и не везде. К примеру, здесь, в Фирвальдене, у особого закона в последнее время множество проблем, поэтому, скорее всего, им придется справляться своими силами.
– Каких проблем? – заинтересовался он.
– Сейчас это совершенно неважно. Но даже без поддержки солдат, курьерской почты и правительственных постоялых дворов они – серьезная угроза. Тебя найдут и загонят, как зайца. На этой многообещающей ноте позволь нам расстаться. Забирай лошадь и проваливай. Если тебе повезет, вернешься в ближайшее время. Если нет – вини только себя.
Я повернулся к нему спиной и потопал обратно к своей лежанке, уже зная, что он никуда не денется.
Так и случилось. Когда я обувался, он сел рядом:
– Как твое имя, страж?
– Людвиг.
– А его? – Хартвиг ткнул пальцем в Проповедника.
Я помедлил:
– Называй его Проповедником. Он не любит, когда к нему обращаются по его настоящему имени.
Старый пеликан поджал губы, но от комментариев воздержался.
– В чем выгода Братства? Зачем я им? – Хартвиг в упор посмотрел на меня.
– Ты ждешь честного ответа? – вопросом на вопрос ответил я. – Совершенно без понятия. До вчерашнего дня я не знал о твоем существовании и, думаю, ничего бы не потерял, если бы не узнал. Может быть, ты мне поведаешь, какие тайны скрываешь, раз вызвал такой неожиданный ажиотаж среди совершенно разных людей?
Он, несмотря на мой крайне ироничный тон, внезапно опустил взгляд и закусил губу:
– Не думаю, что это так уж важно.
– Ну, только в том случае, если ты хочешь понять, зачем ты Братству, – невинно пожал я плечами. – Я всего лишь оказываю услугу коллеге, который не смог тебя сопровождать. Довезу до Богежома и сдам в руки тех, кто в курсе. Если тебе любопытно – лично у меня никакой выгоды нет, хотя ты меня заинтересовал.
– Да неужели? – Он глянул на лошадей, явно раздумывая, не отправиться ли ему в дорогу одному.
– Ты нужен Ордену, а я не слишком люблю Lex talionis, точнее, я его совсем не люблю и с огромной радостью не дам им заполучить тебя. Цеховые противоречия, знаешь ли.
– Скорее политика.
– Я страж. Политикой пусть занимаются магистры и те, кому это нравится.
Он рассмеялся:
– У меня создается такое впечатление, что ты живешь в несколько ином мире. Политикой занимаются все, хотят они этого или нет.
– А он тебя уел, – неожиданно влез в разговор Проповедник.
– Заткнись, – попросил я. – Возможно, ты и прав, Хартвиг. Хотя бы потому, что ты, судя по всему, увяз в этой политике, как в болоте. Так что тебе предстоит решить, и решить быстро, от кого принять помощь, иначе ты уйдешь в трясину с головой.
Он цокнул языком, посмотрел не на меня, а на Проповедника и глухо сказал:
– Все решено. Я уже говорил, что менять Братство на Орден, Церковь или княжескую милость не буду. Из двух зол, как говорится, выбирать приходится меньшее.
– Приятно слышать, – сказал я, вставая с земли. – Рад, что ты мыслишь позитивно и понимаешь – в одиночку тебе будет хуже, чем со мной. Пора в дорогу. Позавтракаем в седлах.
Мы ехали до полудня, через поля, на которых уже собрали рожь, под ясным, готовящимся к скорой осени небом и палящим солнцем. Проповедник восседал на крупе моей лошади, хотя не нуждался в подобном способе передвижения. Он все утро молчал, и его молчание выражало высочайшую степень неодобрения. Я подозревал, что все дело в этой авантюре, поэтому в какой-то момент не выдержал и произнес:
– Давай, мой друг. Скажи, что я неправ.
– Ты неправ, – тут же откликнулся он. – Карла ты выручал гораздо чаще, чем он тебя. Долгов на тебе нет.
– Это ты так считаешь. Впрочем, меня интересовало несколько иное. Что ты узнал о Хартвиге?
Последний тут же повернул голову в мою сторону и напрягся. Проповедник молчал так долго, что я уже начал думать, что он меня игнорирует. Но он все-таки ответил. Осторожно, словно ходил по тончайшему льду:
– Людвиг, я искренне считаю, что тебе некоторых вещей лучше не знать.
– Это почему же?! – тут же откликнулся Хартвиг.
– Он, знаешь ли, крайне совестливая натура, хотя на первый взгляд так не кажется, – откликнулся Проповедник. – Тут же пожалеет, что связался с тобой.
– Я ничего дурного не сделал!
– Болтай дальше, – попросил я старого пеликана.
Тот вздохнул и нехотя ответил:
– Твой спутник, Людвиг, до последнего месяца работал картографом при городском земельном совете. Но, как оказалось, у него есть маленькая слабость: по всем христианским законам он с чего-то решил, что за помощь ближнему своему ему воздастся.
– И в чем выражалась эта помощь? – Я посмотрел на Хартвига.
– Я умею снимать с людей темные грехи, – ответил тот.
– Свершилось чудо, – пробормотал я. – Очень большое преступление. Обычно прощением грехов занимаются исповедники.
– Ты не слушаешь, – поморщился тот. – Не прощение грехов, а полное снятие. Исповедники облегчают совесть, но не стирают с души темные пятна. А я это делаю. Что?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});