Читать интересную книгу Тэмуджин. Книга 1 - Алексей Гатапов

– Слушайте меня, младшие братья, – Есугей неторопливо отставил недопитую чашку с кумысом. – Табун привел я, я и решил, что он будет общий.

– А кому нужен общий табун? – недоуменно уставился на него Ехэ Цэрэн. – Мне от него какая польза, если он не мой?

– Если начнется новая война с татарами или меркитами, – терпеливо объяснял Есугей, – за этих коней мы наймем в свое войско лесные племена.

– Ну и умен ты, брат! – восхищенно воскликнул Хутугта, прерывая недоуменные возгласы нойонов. – До такого еще никто, кажется, не додумался.

– А как быть мне? – спросил Бури Бухэ. – Я воинов не давал, ты тогда меня отругал за то, что я был пьяный, и меня не взял и людей, сказал, не надо.

– В другой раз сам сходишь, пригонишь свою долю. Четырех тысяч для большой войны мало. Давайте с этих пор с каждой добычи десятую долю отдавать в общий котел. Кто не согласен?

– Как это можно быть несогласным? – раненым медведем заревел Бури Бухэ. – Если есть такой, пусть сейчас же уходит отсюда, а то я ему верхний позвонок сверну. Есугей правильно придумал. Я все отдам для войны!

– Четырех тысяч мало, – задумчиво сказал Хутугта, будто размышляя про себя. – А тысяч десять-двенадцать иметь в запасе было бы очень хорошо.

– Правильно! – кричал опьяневший Бури Бухэ. – До двадцати доведем! Я все отдам!

– Немалое войско можно собрать.

– Мудрый у нас брат, – поднял свою чашу Даритай. – Дядя Тодоен правильно говорит, ему быть ханом в племени.

Алтан, Гирмау и Джучи зло молчали. На этот раз они проиграли окончательно.

II

Есугей после праздника отдохнул дома дня два и снова уехал к табунам, а к Оэлун вдруг зачастили жены нойонов. Будто мимоходом, невзначай, заходили молодые хатун, разодетые в шелка, с мотками коралловых бус на шеях и, сидя на левой стороне очага, рассказывали племенные сплетни. Оэлун была рада отвлечься от забот, послушать о том, что делается вокруг. Выпроводив детей, она доставала угощение, наливала гостьям крепкий кумыс. Приятно было ей такое внимание родовитых женщин, повелительниц влиятельнейших айлов рода. «Заходят, – думала она, – значит, уважают, признают мое достоинство. Могло ли такое быть еще лет семь-восемь назад?..» Тогда она, недавно пришедшая из чужого племени, да еще и захваченная в плен, знала только пониже кланяться родственникам мужа да поживее шевелиться в работе, стараясь угодить старшим.

После полудня Оэлун усыпила на руках дочку, когда, низко наклоняясь под пологом, в юрту вошла жена Даритая, толстуха Шазгай. Она до сих пор после праздника не снимала нарядного одеяния и уже во многих местах на новом ее шелковом халате темнели пятна жира и крови, синие полы внизу были густо замараны в пыли.

– Ты одна? – она подняла большое, мясистое лицо, быстро оглядела юрту и с ходу зачастила: – Ух, какая жара-то стоит, когда же дожди начнутся, ведь так вся трава выгорит, страшно подумать, что зимой скот есть будет.

– Садись, Шазгай, – Оэлун осторожно уложила тихо посапывающую Тэмулун в зыбку и села к столу. – Да потише говори, я еле усыпила ребенка.

– У-у, какая страшная девочка, – умиленно заскулила-завыла та, склоняясь над спящей Тэмулун. – А что это за вонь от нее идет, а? После такого запаха я, наверно, три дня есть не буду, фу!

Оэлун улыбалась, расставляя чаши для кумыса и слушала, как Шазгай обманывает злых духов, отваживая их от ребенка. Та отошла от зыбки, уселась на войлочном коврике рядом с Оэлун. Сузив глаза под жирными белесыми веками, склонилась к ее уху.

– Я только что была у жены Алтана, у Хэрмэн, – Шазгай почесала большую родинку на правой щеке. – И она, недаром глупая, проболталась мне, что Алтан с Джучи и Гирмау уехали в гости к тайчиутам.

– Ну и что?

– Как что? – расширились глаза у Шазгай. – Ты не понимаешь, что ли?

– Поехали проведать соплеменников, какой тут грех?

– Соплеменников… – скривила толстые губы Шазгай. – Тайчиуты так и ждут случая, чтобы вырвать у наших ханское знамя, вот какие они соплеменники. А эти, даже мне видно, уже снюхались с ними.

– Ты, Шазгай, не перетрудилась ли под солнцем? – Оэлун насмешливо посмотрела на свояченицу. – Нам ли вмешиваться в мужские дела?

– Чьи бы ни были эти дела, а я вижу, что как только нойоны решили посадить Есугея на ханский войлок, так этих троих как будто на пиру мясом обделили. Ведь я у них каждый день бываю, нарочно присматриваю за ними… Злые как собаки на привязи…

– Подожди, – остановила ее Оэлун. – Как Есугея на ханский войлок?..

– А ты что, до сих пор не знаешь? – обрадовалась Шазгай. – Разве брат Есугей тебе ничего не сказал?

– Нет, – Оэлун, отстранившись, внимательно смотрела на нее. – Ты, может быть, что-то напутала?

– Ничего не напутала! – торжествующе возгласила Шазгай. – Вчера утром, когда Даритай опохмелялся, я у него по-хитрому все выпытала. На этом пиру они договорились: ханом племени избрать Есугея. Это дед Тодоен настоял. А Алтан с братьями оскорбились, ведь они ждали, что раз их отец был ханом, так и их должны были возвысить. Ха-ха-ха, сначала пусть немного подрастут. Да и Хутула ханом был, говорят, только для вида. А нам с тобой теперь надо вместе держаться, – без устали тараторила Шазгай. – Ведь наши мужья родные братья. Только… – сделав испуганное лицо, она умоляюще сложила ладони у груди. – Ты только Есугею не говори, что я тебе сказала, а то Даритай узнает, язык мне отрежет. Ведь он мне так и сказал, а я не хочу быть немой. Я тебе буду сообщать, если что новое узнаю, – торопливо говорила она, вставая. – Ну, я пойду, а то Даритай может вернуться. Связался с Бури Бухэ и с праздника до сих пор не трезвеет. Злой он стал в последнее время, чуть что не по его слову, сразу за плетку хватается. По всему видно, еще одну жену решил завести… Есугей ничего такого не говорил?..

– Есугею не до этого.

– Да, верно, не до этого ему, – снова зачастила Шазгай. – Все в делах, да в делах он, недаром люди говорят: весь род кият-борджигинов за спиной одного Есугея сидит. А эти пьянствуют…

– Пусть Даритай женится, тебе же будет легче.

– И это верно, думаешь, легко мне одной по хозяйству успевать? Ведь вдовы братьев Негуна и Мунгэту себя не утруждают… Хватит мне одной по всему айлу бегать. Приведет Даритай новую жену, уж я тогда невестке спуску не дам, ха-ха-ха!..

Оставшись одна, Оэлун взялась было за разодранную рубаху Хасара, но, сделав несколько неровных стежек, оставила. Новость, принесенная свояченицей, не обрадовала ее. Какое-то неясное, темное чувство осело в груди и не уходило, как ни старалась она заняться другими мыслями. Прошедшая в своей жизни сквозь многие потрясения, Оэлун знала, что это не пустая прихоть пугливого женского сердца.

Это тяжелое чувство ожидания чего-то большого и страшного было ей знакомо давно. Еще в раннем детстве это чувство появлялось у нее перед внезапными перекочевками, когда взрослые вдруг срывались с места и торопливо разбирали юрты, беспокойно оглядываясь по сторонам, грузили вещи на арбы и, посадив ее между большими узлами, быстро уходили прочь. Маленькая Оэлун со страхом смотрела на удаляющиеся круги на земле – место, где стояли их юрты, – с черными пятнами очагов посередине, где еще недавно было тепло и уютно…

Это же чувство ожидания чего-то неотвратимого у нее было в тот день, когда она со своим первым мужем, меркитским Чиледу, после их свадьбы подъезжала к долине Онона, следуя в кочевья его племени. Сидя в бычьей повозке, она вдруг с дрожью во всем теле почувствовала, что вот-вот должно случиться что-то непоправимое, и все вокруг порушится, изменится. Тогда-то и появился Есугей со своими братьями, страшный в своем рогатом боевом шлеме, с глухой железной маской на лице, и забрал ее с собой. И сейчас, спустя десять лет с тех пор, она снова узнала приближение этого чувства: что-то страшное и опасное могло случиться вскорости.

«Говорить Есугею или нет? – один вопрос мучил ее целый день. Зная, что муж не поверит, а только лишь рассердится на лишнюю помеху, Оэлун решила молчать. – Раз уж мне ничего не сказал, значит, дело и вправду важное. Пока не нужно вмешиваться, а дальше будет видно».

III

Есугей в сопровождении сотника Мэнлига и двух десятков нукеров из своей охранной сотни ехал вниз по левому берегу Онона. Солнце, лениво пробираясь сквозь мутную пелену, еще с полудня охватившую небо, клонилось к закату. Молодые воины на легких рысаках, ведомые двумя матерыми десятниками, шли ровной, не ломающейся колонной, приотстав шагов на шестьдесят. Сотник Мэнлиг рысил рядом с Есугеем, безмолвно сторожа каждое его движение, готовый по единому шевелению руки или бровей нойона мгновенно исполнить его волю.

Сразу после того, как дядя Тодоен с руганью и упреками заставил нойонов согласиться с выдвижением его на ханство, Есугей решил без промедления взяться за свое войско. В последние годы люди его обленились в мирной жизни, начинали терять быстроту и точность в перекочевках, сборах и учениях. Нужно было подтянуть, подготовить их так, чтобы старейшины и родовые нойоны без разговоров признали его тумэн лучшим в племени. И сделать это нужно было успеть до начала зимней облавной охоты, на которой ежегодно проводился смотр войска.