Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«СВОБОДНАЯ ЛЮБОВЬ»
Слова и улыбки её, как птицы,Привыкли, чирикая беззаботно,При встречах кокетничать и кружиться,Незримо на плечи парней садитьсяИ сколько, и где, и когда угодно!
Нарядно, но с вызовом разодета.А ласки раздаривать не считаяЕй проще, чем, скажем, сложить газету,Вынуть из сумочки сигаретуИль хлопнуть коктейль коньяка с токаем.
Мораль только злит её: — Души куцые!Пещерные люди! Сказать смешно.Даёшь сексуальную революцию,А ханжество — к дьяволу за окно!
Ох, диво вы дивное, чудо вы чудное!Ужель вам и впрямь не понять вовек,Что «секс-революция» ваша шумнаяКак раз ведь и есть тот «пещерный век».
Когда, ни души, ни ума не трогая,В подкорке и импульсах тех людейЦарила одна только зоологияНа уровне кошек или моржей.
Но человечество вырастало,Ведь те, кто мечтают, всегда правы.И вот большинству уже стало малоТого, что довольно таким, как вы.
И люди узнали, согреты новью,Какой бы инстинкт ни взыграл в крови,О том, что один поцелуй с любовьюДороже, чем тысяча без любви!
И вы поспешили-то, в общем, зряШуметь про «сверхновые отношения».Всегда на земле и при всех поколенияхБыли и лужицы и моря.
Были везде и когда угодноИ глупые куры и соловьи.Кошачья вон страсть и теперь «свободна»,Но есть в ней хоть что-нибудь от любви?!
Кто вас оциничивал — я не знаю.И всё же я трону одну струну:Неужто вам нравится, дорогая,Вот так, по-копеечному порхая,Быть вроде закуски порой к вину?
С чего вы так — с глупости или холода?На вечер игрушка, живой «сюрприз»,Ведь спрос на вас, только пока вы молоды,А дальше, поверьте, как с горки вниз!
Конечно, смешно только вас винить.Но кто и на что вас принудить может?Ведь в том, что позволить иль запретить,Последнее слово за вами всё же.
Любовь не минутный хмельной угар.Эх, если бы вам да всерьёз влюбиться!Ведь это такой высочайший дар,Такой красоты и огней пожар,Какой пошляку и во сне не снится.
Рванитесь же с гневом от всякой мрази,Твердя себе с верою вновь и вновь,Что только одна, но зато любовьДороже, чем тысяча жалких связей!
1978 г.ТРУДНАЯ РОЛЬ
В плетёной корзине живые цветы.Метель за морозным окном.Я нынче в гостях у актёрской четыСижу за накрытым столом.
Хозяин радушен: он поднял бокалИ весело смотрит на нас.Он горд, ведь сегодня он в тысячный разВ любимом спектакле сыграл.
Ему шестьдесят. Он слегка грузноват,И сердце шалит иногда.Но, черт побери, шестьдесят не закат!И что для артиста года?
Нет, сердце ему не плохое дано:Когда на помост он вступает,Лишь вспыхнет от счастья иль гнева оно —Пять сотен сердец замирает!
А радость не радость: она не полна,Коль дома лишь гости вокруг,Но рядом сидит молодая жена —Его ученица и друг.
О, как же всё жесты её нежны.Её красота как приказ!Он отдал бы жизнь за улыбку жены,За серые омуты глаз.
Все отдал бы, кладом кичась своим, —Прекрасное кто же не любит!Хоть возрастом, может, как дым, седым,Брюзжаньем и чадом, всегда хмельным,Он вечно в ней что-то губит…
Сегодня хозяин в ударе: он встал,Дождался, чтоб стих говорок,И, жестом свободным пригубив бокал,Стал звучно читать монолог.
Минута… И вот он — разгневанный мавр!Платок в его чёрной ладони.Гремит его голос то гулом литавр,То в тяжких рыданиях тонет…
В неистовом взгляде страдальца — гроза!Такого и камни не вынесут стона!Я вижу, как, вниз опуская глаза,Бледнеет красивая Дездемона.
Но, слыша супруга ревнивые речи,Зачем без вины побледнела жена?Зачем? Ведь в трагедии не было встречи!Зачем? Это знаем лишь я да она.
Я тоже участник! Я, кажется, нужен,Хоть роли мне старый Шекспир не отвёл.Я был приглашён и усажен за стол,Но «роль» у меня — не придумаешь хуже!
Ты хочешь игры? Я играю. Изволь!И славно играю, не выдал ведь злости.Но как тяжела мне нелепая рольПриятеля в доме и честного гостя!
1949 г.ВОЗВРАЩЁННОЕ ВРЕМЯ
Ирине Викторовой
Опять спектакль по радио звучитИ сердце мне, как пальцами, сжимает.Мир, как театр, погаснув замирает,И только память заревом горит.
Тут вечность: не пушинки не смахнёшь.На сцене — зал. А у окна в сторонкеО чем-то бурно спорит молодёжь.А ты сейчас стремительно войдёшь,Заговоришь и засмеёшься звонко.
Я помню все до крохотного вздоха…Теперь помчит по коридорам звон,Ты стул чуть двинешь в сторону, и онВдруг, словно дед, прошамкает: «Мне плохо…»
Спектакль идёт. А вот теперь ты домаСредь моря книг, средь бронзы и шкафов.Я слышу лёгкий звук твоих шагов,Почти до острой нежности знакомый.
Ты говоришь, но что ты говоришь,Уже неважно. Главное не слово,А звуки, звуки голоса грудного,Который ты, как музыку, творишь.
А вот сейчас ты к шкафу подойдёшь,Положишь книгу и захлопнешь дверцу.Ах, как щемит и радуется сердце,Ты здесь, ты рядом, дышишь и живёшь!
Накал завязки: злая правда словО подлости. Как будто ранят зверя.И крик твой: «Нет! Не смейте! Я не верю!»И вся ты — гнев, и мука, и любовь!
А в зале нарастает напряженье,Он здесь, он твой, волнений не тая.Скрип кресла, возглас, кто-то от волненьяЧуть кашлянул, возможно даже, я.
Да, все с тобою, только позови.И ты ведёшь их трепетно и свято,Как по тугому звонкому канатуК высокой правде, счастью и любви.
Кто выдумал, что время быстротечно,Что бег его нельзя остановить?Нет! Как мустанг, что выскочил беспечно,Оно отныне взнуздано навечно,И ты в седле, ты вечно будешь жить!
Спектакль идёт. Он все ещё со мной,Ах, как мне жаль, что ты меня не слышишь!Ты в двух шагах, живёшь, смеёшься, дышишь,Ну просто хоть коснись тебя рукой!
Ещё чуть-чуть, ещё совсем немного —И занавес бесшумно упадёт,И вмиг тебя и звезды у порогаВсе два часа безжалостно и строгоОт наших дней незримо отсечёт…
Но вот и он. Постой, а что потом?Потом — как буря вспыхнувшие лампы,Оваций гулко падающий громИ ты в цветах, стоящая у рампы…
А что ещё, чего на плёнке нет?Ещё — стук сердца птицей многокрылой,Средь всех цветов — ещё и мой букетИ шёпот твой сквозь шум: «Спасибо, милый!»
За окнами уныло тянет войВетрище, как наскучивший оратор.Твой лёгкий шаг, твой смех и голос твойВ Останкино, спеша уйти домой,Скрутил в рулон усталый оператор.
Но ветер стих. И вновь такая тишь,Что звон в ушах. И кажется до боли,Что вот сейчас, сейчас ты позвонишьУже моя, без грима и без роли…
А впрочем, что мне милый этот бред?!Не будет ни звонка, ни почтальона,Ни нынче и ни через много-много лет,Ведь нет туда ни почты, ни ракетИ никакого в мире телефона.
Но пусть стократ не верит голова,А есть, наверно, и иные силы,Коль слышит сердце тихие слова,Прекрасные, как в сказках острова,И лёгкие, как вздох: «Спасибо, милый!»…
25 октября 1986 г.ОСЕННИЕ СТРОКИ
Багряные листья, словно улитки,Свернувшись, на влажной земле лежат.Дорожка от старой дачной калиткиК крыльцу пробирается через сад.
Тучки, качаясь, плывут, как лодки,В саду стало розово от рябин,А бабушка-ель на пне-сковородкеЖарит румяный солнечный блин.
На спинке скамейки напротив дачиЩегол, заливаясь, горит крылом,А шахматный конь, что, главы не пряча,Искал для хозяев в боях удачи,Забытый, валяется под столом.
Вдали своё соло ведёт лягушка,Усевшись на мостике за прудом.А прудик пустячный, почти игрушка,Затянутый ряски цветным ковром.
Рядом, продравшись через малину,Ветер, лихая его душа,Погладил краснеющую калинуИ что-то шепнул ей, хитро дыша.
И вдруг, рассмеявшись, нырнул в малинник,И снова — осенняя тишина:Не прозвенит за стеной будильник,Не вспыхнет огонь в глубине окна…
Зимой здесь в сугробах утонут елиИ дом, средь морозной голубизны,Словно медведь, под напев метелиВ спячку погрузится до весны…
Но будет и май, и цветенье будет,И вновь зазвенит голосами дом,И снова какие-то будут людиПить чай под берёзами за столом.
Все тот же малинник, и мрак, и свет,И та же скамейка, и та же дача,Все то же как будто… но только… нет,Отныне все будет совсем иначе.
Вернутся и шутки, и дождь, и зной,И ветер, что бойко щекочет кожу,Но только не будет здесь больше той,Что в целой вселенной ни с кем не схожа…
Не вскинутся весело к солнцу руки,Не вспыхнет задумчивой грустью взгляд,И тихого смеха грудные звукиНад книгой раскрытой не прозвучат.
Отцветший шиповник не зацветёт,Молодость снова не повторяется,И счастье, когда оно промелькнёт,Назад к человеку не возвращается.
1992 г.НОЧЬ
- Первый поцелуй - Эдуард Асадов - Поэзия
- Судьбы и сердца - Эдуард Асадов - Поэзия
- Стихи - Мария Петровых - Поэзия
- Избранное - Татьяна Вольтская - Поэзия
- Стихотворения - Николай Тряпкин - Поэзия