— Рада видеть тебя, — сказала она, указывая на стул рядом с диваном.
— Правда? — спросил он, чувствуя пробуждение смешанного с горечью желания. «Боже мой, — подумалось ему, — я по-прежнему люблю ее. Что бы она ни натворила, я всегда буду ее любить».
— Ну конечно. — Мириэль хрипло рассмеялась. — Не знаю, поверишь ли, но ты мне нравился.
— Нравился! — В его устах это слово прозвучало ругательством.
— Я сразу сказала, что не смогу тебя полюбить.
— Ты сказала, что попытаешься.
Она пожала плечами; рука ее непроизвольно потянулась к трубке.
— Значит, не получилось.
— Выходит, что так. — Он обвел рукой веранду с роскошной обстановкой. Зато получилось другое.
— Да, — согласилась она. — По-моему, ты тоже не бедствуешь. Я слышала, всем женщинам хочется иметь тебя… — смешок, — своим адвокатом.
Прямо под верандой на берег накатила большая волна, и по песку расползлись кружева пены. Плеск воды словно погрузил Мириэль в сон; ресницы ее затрепетали, она протяжно вздохнула, и полы халата немного разошлись, приоткрыв молочно-белую грудь.
— Я старалась быть с тобой честной, — сказала она, — и была, как умела.
— Тогда почему ты не рассказала мне про Земейля и свою мать?
Она широко раскрыла глаза:
— Что?
— Что слышала.
Мириэль выпрямилась, запахнула халат. В ее взгляде читались смятение и неудовольствие.
— Зачем ты пришел?
— Чтобы получить ответ, который мне нужен.
— Ответ! — Она снова засмеялась. — Ты глупее, чем я думала.
— Может, я и глупец, — парировал он, уязвленный ее замечанием, — но я не продажная девка!
— Надо же, адвокат, который не считает себя продажным! Чудеса, да и только!
— Я хочу знать! — воскликнул он. — Тебе нечего опасаться, твоего отца больше не тронут. Ведь это ты все придумала, верно? Ты решила убить Земейля и отомстить за свою мать. Не представляю, как ты…
— Понятия не имею, о чем ты меня спрашиваешь.
— Мириэль, — произнес он, — я должен знать. Обещаю, тебе ничего не будет, честное слово. Там, в суде, я чуть было не умер из-за того, что мне пришлось обойтись с тобой так сурово.
Она пристально поглядела на него:
— Все было просто. Ты попался на удочку. Вот почему мы выбрали тебя… Ты был таким одиноким, таким наивным. Нам оставалось лишь подстегивать тебя — любовью, страхом, смятением, а под конец наркотиками. Перед тем, как отвести тебя в храм, я — вернее, Дженис — подсыпала кое-что тебе в бренди.
— То, от чего у меня начались галлюцинации?
— Ты имеешь в виду тайник Мардо? Нет, он в самом деле навел на него чары. Наркотик лишь ослабил твою волю, заставил поверить в то, что твердила тебе я — мы в опасности и нас преследуют. Ничего другого.
— А чешуйка?
— Чешуйка?
— Да, чешуйка над кроватью. В ней отразился мертвый чародей, по-моему, Архиох.
Мириэль наморщила лоб.
— Ты так перепугался, что тебе могло привидеться.
Она встала, покачнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за перила балкона. Коррогли почудилось, что выражение ее лица немного смягчилось, он разглядел в нем тоску — и безумие. Да, она должна была сойти с ума, чтобы совершить то, что совершила, чтобы одновременно любить и не любить, лгать и притворяться с такой убедительностью.
— Если бы мы представили доказательства без надлежащей подготовки, продолжала она, — отца все равно могли бы осудить. Поэтому нам нужно было обработать присяжных. Мы положились в этом на тебя, и ты не подвел. Ты верил всему, что тебе подсовывали. — Она повернулась к нему спиной, спустила с плеч халат и произнесла с северным акцентом: — Я не люблю драконов.
Она говорила голосом Дженис!
Коррогли непонимающе уставился на девушку.
— Но она же упала, — пробормотал он. — Я видел.
— Сеть, — объяснила Мириэль. — Под обрывом была натянута сеть.
Эти слова она произнесла певучим голосом Кирин.
— Боже мой! — воскликнул Коррогли.
— Грим может творить чудеса, — пояснила Мириэль. — А говорить разными голосами я умела с детства.
— Все равно не понимаю! Не могли же вы учитывать все до последней мелочи! Те девять свидетелей… Откуда вам было известно, что они убегут?
Ответом ему был исполненный жалости взгляд.
— А, — спохватился он, — ну разумеется, никаких свидетелей не было и в помине.
— Да, только мы с Мардо. И камень отец не кидал, потому что мы не могли рисковать: вдруг бы он промахнулся? Мы навалились на Мардо, тот упал, и отец размозжил ему череп. Потом я приняла наркотик и улеглась на алтарь. Знаешь, культ ведь давно рассыпался. Все испугались «великого дела». Это произошло уже тогда, когда я присоединилась к нему. Нашей главной задачей было изолировать Мардо, поэтому я постоянно напоминала ему о «великом деле», заводила его, зная, что остальные, поверив в осуществимость затеи, попросту разбегутся. Они страшились не Мардо, а Гриауля.
— Получается, тут ты не обманывала?
Она кивнула:
— Мардо был одержим идеей прикончить Гриауля. Он совсем спятил!
— А как насчет кинжала и фигуры в плаще?
— Я не хотела ранить тебя, думала всего лишь попугать. Знаешь, мне стало так страшно! Мне пришлось обежать дом и подняться по черной лестнице, а когда я увидела тебя, то чуть было не решила все бросить. Извини, мне очень жаль.
— Тебе жаль? Господи Боже!
— Тебе не на что сетовать! Ты живешь сейчас так, как никогда не жил! К тому же ты сам сказал, что смерть Мардо — потеря небольшая. Он был недостойным человеком.
— Это слово утратило для меня всякий смысл.
Мысленно оглядываясь назад, Коррогли теперь отчетливо различил то, чему не придавал прежде значения: сходство жестикуляции Мириэль и Кирин, внезапную нервозность Мириэль, когда он заговорил о ее матери, все неувязки, несовпадения и слишком явные мотивы. Каким же он был идиотом!
— Бедный Эдам! — Мириэль подошла к нему, погладила по волосам. — Ты думал, что мир один, а он оказался совсем не таким, как тебе хотелось.
Исходивший от нее аромат апельсинов воспламенил его. Раздраженный и снедаемый желанием, он притянул ее к себе и усадил на колени. Половиной своего сознания Коррогли отвергал ее, ибо желать Мириэль означало соглашаться с тем обманом, в котором ему довелось участвовать, ослаблять свои и без того шаткие моральные устои, однако другой, более сильной половиной он стремился к ней, жаждал слияния и забвения. Он поцеловал девушку в губы, ощущая горьковатый привкус опиума. Она ответила на его поцелуй, сперва вяло, а потом с былой пылкостью прошептала: «Я так скучала по тебе, я люблю тебя, правда, люблю», и снова стала прежней Мириэль мягкой, уступчивой и ласковой. Он с болью в душе осознал, что она и впрямь переменилась и ей действительно плохо; осознал и укорил себя за то, что полностью перестал доверять ей. Он снова поцеловал ее и, пожалуй, овладел бы ею, если бы вдруг за его спиной не раздался мужской голос:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});