Заставь себя…
— Да, — выдыхаю я в трубку. Мои глаза закрываются, и мой палец погружается в мое скользкое тепло. Я стону и приподнимаю бедра, потирая клитор о ладонь, редставляя, что это он прикасается ко мне.
Я слышу, как Костя глубоко стонет в трубку. Я знаю, что должна прекратить это. Я должна повесить трубку и выбросить телефон. Я должна держаться как можно дальше от “Зверя”. Но мы слишком далеко зашли в кроличью нору, чтобы останавливаться сейчас. И я слишком потерялась в фантазии о нем как об ангеле-хранителе и дьяволе, пытающемся завладеть каждой частичкой меня, чтобы отпустить его сейчас.
— Костя…
— Заставь свою маленькую киску кончить на меня, Нина, — рычит он. — Сделай эту жадную милую киску насквозь мокрой для меня, а потом дай мне услышать, как ты кончишь.
У меня перехватывает дыхание, тело напрягается. Это полный пиздец. Это так неправильно. И это так скоро заставит меня кончить сильнее, чем когда-либо раньше.
— Кончай для меня, Нина, — рычит он. — Кончай для меня.
Мой клитор упирается в ладонь. Мои пальцы трутся о точку g. И вдруг я тону в своей кульминации.
— Костя!
Я стыдливо выкрикиваю его имя и начинаю кончать. Мои глаза закрываются, а рот открывается. Мое тело сжимается и колышется, и я стону, когда тру свою киску о руку. Я извиваюсь в простынях, соскальзывая на бок, когда очередной оргазм обрушивается на меня. Мое тело сжимается в комок, сжимая и удерживая мою руку между ног. Я поворачиваю голову, чтобы закричать в подушку, когда последняя кульминация взрывается глубоко внутри.
Телефон застрял между моей щекой и подушкой. Я все еще тихо стону в него, когда спускаюсь со своего кайфа. Но внезапно я начинаю сильно краснеть, когда понимаю, что натворила.
— Я… — Я густо краснею. — Я никогда… Я имею в виду, что это не то, что я делаю часто, — неловко выпаливаю я.
— Знаю, — рычит Костя.
— Вообще-то я никогда этого не делала.
Он тихо, глубоко хихикает.
— Я знаю это, Нина.
Мой пульс глухо стучит. Мою кожу покалывает, и я кусаю губу зубами.
— Вы охотитесь за мной? — Выпаливаю я шепотом. — Я имею в виду, ты все еще пытаешься забрать меня?
— Ты хочешь, чтобы я охотился на тебя? Чтобы преследовал тебя? Поймал тебя?
Я дрожу. — Может быть, — шепчу я.
— Тогда да, малышка, — стонет Костя — Я это сделаю
.
Глава 10
Костя
Москва, десять лет назад:
Цвета заполняют ее окно. В мире холодных серых тонов бабочки из картона подобны солнечному свету, пробивающемуся сквозь облака. Я не знаю, где она взяла материал для их изготовления— может быть, в своей школе. Я не знаю, как жестокий кусок человеческого мусора, с которым она живет, до сих пор не уничтожил их. Возможно, она хорошо прячет их, когда их нет на окне.
Их не много, и они далеко друг от друга. Но когда они появляются в ее окне, вся моя неделя становится ярче. А может быть, и месяц. В данный момент я сижу у своего тусклого окна улыбаясь ей через двор. Сегодня у меня для нее сюрприз.
Она подходит к окну. Она видит меня и улыбается, как часто бывает. Она так же машет, улыбаясь я машу в ответ. Потом поворачиваюсь и медленно закатываю рукав рубашки. Она с любопытством прищуривается, пока я не закатываю его до конца и не прижимаюсь плечом к стеклу. Ее лицо мгновенно озаряется.
Я мог бы вырезать это на собственной руке с помощью ржавой вилки, но все равно бы это стоило этой улыбки— этой вспышки счастья и человечности в этом аду.
Я сгибаю плечо, и новая сине-зеленая татуировка бабочки колышется на стекле, как будто она хлопает крыльями. Она складывает руки вместе и светится от радости. Все ее лицо озаряется, улыбаясь мне.
Я снова сгибаю, а затем указываю на ее бумажных бабочек. Она осторожно снимает с ленты розовую поднимая ее. Она заставляет ее хлопать крыльями, и я наблюдаю, как она хихикает. Мое сердце становиться больше. И я, должно быть, не привык к этому, потому что мое лицо болит от улыбки.
Внезапно она резко отворачивается от окна. Хмуря брови, я перевожу взгляд с ее окна на окно в гостиной. Я вижу его и сжимаю челюсти. Моя ярость растет, когда я встаю, рыча. Я оглядываюсь на ее окна, и мое сердце сжимается.
Она дергает бабочек вниз так быстро, как только может. Он идет — я вижу это по страху на ее лице. Мои руки сжимаются в кулаки, когда я ударяю ими по оконной раме. Я чувствую себя беспомощным, словно в клетке.
Он внезапно врывается в ее комнату, сзади нее. Я вижу ее крик и попытку выпихнуть бабочек в окно. Но недостаточно быстро. Он хватает ее и швыряет на пол, а разноцветные бумажные бабочки вылетают через окно, скользя по серому зданию, как конфетти.
Что-то во мне ломается. Я уже не в первый раз вижу, как этот человек бьет ее. Я живу в мире насилия, и злые, пьяные отцы не являются чем-то новым в этом районе. Но по какой-то причине для меня, это переломный момент.
Я мечусь, ярость и месть переполняют мои глаза. Вылетая из своей комнаты, я мчусь через всю квартиру к входной двери. У меня есть полное намерение пойти к ней в дом и убить этого человека.
Но вдруг входная дверь с грохотом распахивается. Дмитрий хмурится на меня, почти отступая от него.
— Ты готов? — спросил я.
Я качаю головой.
— Отойди, Дмитрий. Мне нужно идти.
— Да, на работу, поехали.
Я хмурюсь, а потом вспоминаю. Бля. Работа. Мы задерживаем государственную почтовую отправку с лекалами бланков денежных переводов которые можно подделать, чтобы печатать деньги. Это большое дело — большой куш, к которому нас готовил Федор. И это наш билет из этой дыры.
И все же эта работа должна быть на следующей неделе. Теперь я это вспомнил. Но сейчас мне на все это наплевать. Все, что я знаю, это то, что мужчина причиняет боль моему маленькому ангелочку в квартире через двор. И сейчас я иду туда, чтобы убить его.
— Я не могу.
Дмитрий смотрит на меня.
— Ты что?
— Я не могу… Я… — Я свирепо смотрю на него. — Пожалуйста, отойди.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду? Он рычит на меня, внезапно бросаясь на меня. Он хватает меня за рубашку, разворачивает и прижимает к стене. Я больше его,