Читать интересную книгу Зелёный шум - Алексей Мусатов

— А какое поощрение будет? — нетерпеливо спросил Митяй, хмуро оглядывая выловленные брёвна.

— Ну, скажем, письмо с благодарностью пришлём. В школу там или в правление колхоза.

— Надо отметить, надо, — согласился Николай Иванович и спросил ребят, кто из них надумал задержать брёвна.

— А мы все вместе, — поспешил сообщить Борька. — Шли из школы, видим: брёвна плывут — ну и решили…

— Не совсем так, — заметила Елька. — Первым брёвна начал задерживать Митя Кузяев.

— И затор он первый придумал, — добавил Гошка.

— Так он же для себя, — начал было Борька, но ребята и девочки перебили его, оттеснили в сторону и торопливо заговорили о том, что Митька Кузяев старался больше всех.

— Понимаю, понимаю, — кивнул Николай Иванович и сказал завхозу, что Митю Кузяева придётся поблагодарить в первую очередь. Потом он не без зависти оглядел выловленные брёвна, похвалил их и спросил завхоза, для каких целей они приготовлены.

— Про запас были сложены, — ответил завхоз. — Осенью свинарники будем расширять.

Николай Иванович переглянулся с колхозниками и признался завхозу, что им, в Клинцах, как раз не хватает лесоматериала на достройку летнего лагеря для откорма поросят.

— Выручили бы вы нас, оставили бы нам эти брёвна. Взаимообразно, конечно. Осенью мы вам вернём такие же.

— А вы поговорите с нашим директором, — подумав, посоветовал завхоз. — Может, он и согласится.

В этот же день Николай Иванович позвонил по телефону Казаринову, объяснил ему свои затруднения, и тот разрешил оставить брёвна в колхозе.

Твёрдое слово

Через неделю Александра и Стеша вернулись из совхоза и вечером свинарки вновь собрались в правлении колхоза.

Когда Гошка с ребятами подошёл к правлению, он увидел что открытые окна были ярко освещены.

«Наверное, правление заседает. Срочное».

Ребята попытались заглянуть в окна, но они были так высоко, что даже голенастая Елька не могла дотянуться до подоконника.

— Полезли на иву, — вполголоса предложил Гошка. — Всё увидим, как с первого ряда.

Мальчишки подсадили на дуплистый ствол ивы Таню с Елькой, потом по очереди забрались сами и по толстому искривлённому суку дерева добрались почти до самого окна.

В правлении собралось довольно много людей.

На скамейке, в окружении свинарок с других ферм, сидели Александра и Стеша и о чём-то переговаривались.

В контору вошла Ульяна. Вид у неё был недовольный, обиженный, горло закутано платком.

— Чего это мамка твоя? — спросил Гошка у Никитки. — Расхворалась, что ли?

— Не знаю. С утра вроде не жаловалась.

Ульяна хмуро оглядела собравшихся:

— Чего это вы на ночь глядя заседать собрались? Добрые люди уж спать ложатся.

— Извините, Ульяна Семёновна, что поздненько побеспокоили, — заговорил председатель. — Но тут дело такое, откладывать нельзя. Да вы проходите ближе, садитесь.

— Мне и здесь не тесно. — Ульяна с оханьем опустилась на скамейку у двери.

— Все, значит, в сборе. Тогда начнём, — сказал Николай Иванович и, посмотрев на Александру и Стешу, попросил их доложить, что они увидели в совхозе «Первомайский».

— Ну что ж, — услышал Гошка голос матери, — побывали мы в совхозе, посмотрели свинофермы. И вот что я вам скажу, Николай Иваныч. Правильно вы людей будоражите. Нельзя нам так больше работать. Наши свинарки еле-еле триста поросят выращивают, а в совхозе тысячи штук на откорм поставлены. Им кило свинины в семь раз дешевле обходится, чем нам. В трубу мы с нашими поросятами вылетим.

— Ну, Александра, ты ври, да не завирайся, — разведя руками, сказала Ульяна. — В семь раз дешевле… Несусветное же это дело!

— Да ты, Ульяна, послушай только, — принялась уверять; Александра. — Мы теперь совсем по-другому работать станем. Я вот в совхозе Анну Семынину встретила… Помнишь её, она в нашем колхозе жила, потом в совхоз перебралась? Теперь там свинаркой работает. Так мы со Стешкой на ферме у неё всё высмотрели. Поросята на воле живут, в летнем лагере. Простор там, раздолье, воды вдоволь, кормов. Никаких тесных помещений, никаких клетушек. Поросята как на дрожжах растут. И знаешь, сколько Семынина с двумя своими напарницами свиней выращивает? Две тысячи.

— Сколько, сколько? — переспросила Ульяна.

— Две тысячи, — повторила Александра. Она немного помедлила и переглянулась со Стешей. — Вот и мы прикинули. Если и у нас летний лагерь будет, да кормов вдоволь, да механизация, мы тоже, пожалуй, вперёд шагнём. Две не две, а тысячу поросят за лето откормим!

— А кто же за ними ходить будет? — спросила Ульяна. — Где ты охочих людей на такую работу найдёшь? У нас ведь свинарок в колхозе раз, два — и обчёлся.

— Кто ходить будет? — поднимаясь, удивлённо спросила Александра. — А мы с тобой… как и раньше. Да вот Стеша ещё с нами.

Ульяна фыркнула:

— Ты, Александра, ненароком не загуляла со Стешкой-то? Не хватила красненького в чайной?

Александра рассердилась и обернулась к деду Афанасию:

— Дедушка, да скажи ты ей! Мы даже и в чайную не заглядывали.

— Ты, Ульяна, не зубоскаль, — строго сказал дед Афанасий. — Совхозные свинарки работают с толком, по-умному. Есть чему у них поучиться. И Александра со Стешкой дело говорят. Хороший почин непременно подхватить надо.

— Ну и подхватывайте, коль вы такие ретивые, — махнула рукой Ульяна. — А только я ещё белены не объелась, с ума не сошла. И мне с такой оравой ни в жизнь не справиться, сил не хватит.

Она достала из-за пазухи смятый листок бумаги и, подойдя к столу, положила его перед Николаем Ивановичем.

— Что это? — Председатель подозрительно покосился на бумажку.

— Читайте, небось грамотные, — усмехнулась Ульяна. — Бумага от доктора. По всем правилам, с печатью, с подписью. Нутром я нездоровая, хвори одолели. Так что прошу освободить меня от свинарника и дать по закону что полегче.

— Это что ж получается? — в недоумении спросил Николай Иванович. — Мы тут всё хозяйство на новый лад ставим, чтобы мяса больше давать, молока, хлеба, чтобы люди жили богаче, а вы вдруг в отставку, на покой?

— Что ж я могу, Николай Иваныч? — вздохнула Ульяна. — Совсем хворая стала, одышка замучила. Подлечиться надо.

Александра с недоумением посмотрела на Ульяну.

— А ты вроде на здоровье-то особо не жаловалась?

— Я свои болячки наружу не выставляю. Терпела, мучилась, а теперь вот невмоготу стало.

— Ох, Ульяна! — заметил дед Афанасий. — Ловчишь ты что-то, петли петляешь.

— Да нет, Афанасий Никитич, — сказал председатель, просмотрев Ульянину справку. — Документ в полном порядке. Придётся, видно, просьбу Ульяны Краюхиной уважить и найти ей работу полегче. — Он обернулся к Александре и Стеше. — Так как же решать будем? Летний лагерь мы вам построим. И беритесь-ка вы пока за лагерь вдвоём. А трудно будет — других помощников подыщем.

— Берись, Александра, — закивал головой дед Афанасий. — Дело ты понимаешь, руки у тебя теперь развязаны — Кузяева с дороги убрали.

Александра и Стеша посмотрели друг на друга. Переглянулись за окном и сидящие на иве ребята.

— Берись, мамка, берись! — зашептал Гошка, всё ближе и ближе придвигаясь к окну.

И, наверное, в конторе никто бы не услыхал этого шёпота, если бы не ивовый сук. Он уж давно скрипел и гнулся под тяжестью ребят и, наконец, не выдержав, с треском обломился. Мальчишки и девчонки свалились в палисадник, в заросли молодой крапивы.

Стеша посмотрела в окно и рассмеялась.

— Тётя Шура, да у нас уж есть помощники, есть! — закричала она. — Тут как тут!

Выглянул в окно и Николай Иванович:

— Эге, да тут целая команда!

— Раз команда, тогда жить можно, — улыбнулась Александра и кивнула председателю. — Берёмся мы за лагерь. Слово будем держать твёрдо.

У родника

Весна была в самом разгаре. Всё кругом зеленело, цвело. Чёрные, как угли, скворцы давно уже поселились в скворечне на высокой берёзе, справили новоселье и теперь домовито занимались своими птичьими делами.

Не отставали от них и ласточки. Они, как молнии, прочерчивали воздух и исчезали под застрехой, где у них из комочков глины были слеплены гнёзда.

Кот Шмяка, драный, кривой, в жёлтых подпалинах, уже несколько раз пытался забраться на берёзу или под застреху, но Гошка всегда был начеку. В кота летели комья земли, палки, камни. Шмяка мгновенно спускался на землю и очертя голову исчезал за углом дома.

С наступлением весны Митька Кузяев со своим дружком Ваней Вьюрковым развернули бурную деятельность.

Мальчишки обламывали в лесу ветки цветущей черёмухи и, набив ею корзины, шли на станцию, где продавали по рублю букет.

Потом они принялись таскать из леса мешки с травой для коров и поросят, резали гибкие прутья для корзин или обдирали сочную кору с лозняка, с лип, с дубков и сушили её на солнце. Кора подсыхала, сжималась, темнела, и густой пряный запах прочно держался на улице.