Читать интересную книгу Мы отстаивали Севастополь - Евгений Жидилов

— А вот у нас другая героиня, — генерал указывает на высокую очень худую девушку, — это Галина Маркова. [95] Она тоже спуску врагу не дает. Огнем из винтовки она уложила за день не меньше десятка фашистов.

Неспроста генерал устроил нам встречу с этими отважными девушками. Он хотел заставить нас подумать, как увеличить мощь огня подразделений, откуда черпать резервы.

А на матросов весть об этих героинях произвела ошеломляющее впечатление. Когда по моему предложению политработники проводили с бойцами беседы о Нине Ониловой и Галине Марковой, моряки не могли усидеть на месте:

— Это что же получается: девчата нас воевать учат?!

Заговорило мужское самолюбие. Нет, что угодно, но плестись за девчатами они не согласны. И не один матрос задумался в тот вечер о том, как еще лучше использовать оружие, как еще сокрушительнее бить врага.

«Мы все здесь коммунисты...»

Ночью наша разведка пробралась к западной окраине Черкез-Кермена. Отряд возглавлял опытный и смелый разведчик старший лейтенант Иван Николаевич Павликов. Краснофлотцы любят ходить с ним на боевые задания. Сам Павликов, как кошка, бесшумно пробирается вперед, зорко наблюдая и прислушиваясь. Он знает немного немецкий язык и из фраз, подслушанных у немцев, может о многом догадываться. Но главное качество Павликова — огромная выдержка. Бывает так, что неосторожный шорох привлечет внимание немца, Павликов замирает на месте как окаменелый. Фашист пройдет мимо разведчика, чуть носом не заденет его, но не обнаружит. Товарищи в шутку спрашивали у Павликова: уж не надевает ли он шапку-невидимку? Но если противник его обнаружил, то Павликов наносит ему такой удар, что тот не успевает издать ни малейшего звука.

На обратном пути разведчики натолкнулись на танкетку. Старшина 1-й статьи Андрей Хорунжий, недолго думая, бросил под нее гранату. Взрыв ее всполошил фашистов, и они открыли беспорядочный огонь из ближайшего дзота. Павликов первый бросил гранату в сторону дзота, несколько гранат бросили другие разведчики. Раздалась пулеметная очередь из соседнего окопа. Туда тоже полетели гранаты. [96]

— За мной, бегом! — скомандовал Павликов.

Пока немцы пришли в себя, разведчики скрылись в лесу. Они добыли ценные сведения о противнике. У хутора Мекензи № 2 установлены минометная батарея и пулеметы. На западной окраине Черкез-Кермена большое скопление пехоты и много подвод. По всей глубине своего расположения немцы строят дзоты и отрывают окопы.

— Все достаточно ясно, — сказал генерал Коломиец, когда я доложил ему о результатах разведки. — Перед фронтом нашего сектора отмечаются 50-я и 132-я пехотные дивизии. Название, конечно, громкое — дивизии. И по количеству живой силы, и по наличию оружия они уже не те, что были четыре дня тому назад. Мы значительно обескровили противника, но он еще способен к активным наступательным действиям, — предостерег генерал.

— В чем будет заключаться наша задача на предстоящий день? — поинтересовался я.

— Укреплять оборону и не допускать прорыва фронта. Ни одного метра не отдавать врагу. Днем мы вместе с вами произведем рекогносцировку переднего края.

Было 4 часа утра, когда я возвращался от генерала. По небу плыли серые тучи. Изредка в разрывы облаков прорывался лунный свет и слабо освещал дорогу.

— Видать, задует норд-ост, — определил шофер Сафонов, указывая на быстро несущиеся над головами тучи. Ветер гнал их от Бельбека на Балаклаву.

— Нежелательно, — ответил я, — будет холодно в окопах. Землянок теплых отрыть еще не успели, печей окопных нет.

— Зато и им прохладнее будет, — кивком головы показал шофер в сторону немцев, — одежонка-то у них тоньше нашей, и севастопольский норд-ост проберет до костей.

— Только что если так, — согласился я.

А на командном пункте, словно в продолжение нашего разговора с шофером, мне доложили телефонограмму полковника Будякова: «Ввиду наступления холодной погоды, разрешите выдавать частям теплые вещи».

Немедленно отвечаю согласием. Через несколько часов краснофлотцы получили теплое белье, теплые носки, ватники и шапки. [97]

В 11 часов с высоты 252,7 я и Коломиец, находясь на рекогносцировке, просматривали хутор Мекензи № 2. Вся его усадьба состояла из небольшого жилого дома, надворных построек, колодца с «журавлем» и небольшого огорода. Прежние обитатели — лесник со своим семейством — покинули хутор и ушли в Севастополь в первых числах ноября.

Немцы боялись занимать хутор и лишь пробирались иногда к колодцу за водой. Наши снайперы открывали огонь, и фашисты прямо у колодца, не успев набрать воды, падали, сраженные пулями.

Коломиец внимательно рассматривает хутор в бинокль и недовольно морщится:

— Забрались, проклятые, а теперь их никак не выбьешь.

— Сил маловато, выбивать нечем, — оправдываюсь я.

— Знаю, что мало, да где же больше взять? Надо так сделать, чтобы краснофлотец справлялся за целое отделение, а на это они способны. Я видел, как наши матросы ходят в атаку.

— Смотри, вон ползет кто-то к хутору... — Не успел это сказать генерал, как раздался выстрел. Ползущий неуклюже поднялся и тотчас рухнул на землю.

— Водички захотел! Напоили голубчика. Молодец снайпер! — оживился Коломиец.

Рассмотрев внимательно местность, возвращаемся на КП и на карте продолжаем обдумывать задачу, как очистить хутор от немцев. Решаем с прибытием пополнения попытаться охватить хутор с севера и юга, уничтожить огневые точки на восточной окраине и выйти к соседним высотам.

Но этот план нам не удается осуществить.

На рассвете 12 ноября противник повел наступление по всему северному фронту Севастопольского оборонительного района. Снова загрохотали орудия и минометы. Начали выбивать свою дробь пулеметы и автоматы.

Капитан Гегешидзе звонит мне:

— Товарищ комбриг! Противник обстреливает нас минами и снарядами, по флангам сильно бьет из пулеметов.

— А как соседи, — спрашиваю, — вы их видите?

— Слева у Мальцева тоже сильная стрельба, но движения [98] не видно. Справа ничего не вижу, все заволокло дымом.

— Держитесь, Гегешидзе!

Другого я ничего не могу сказать. Но комбат и сам понимает сложившуюся обстановку. Он знает, что за ним частей нет и если противник прорвет фронт, то потом беспрепятственно выйдет к шоссейной дороге и отрежет весь наш сектор от города.

Начальник артиллерии полковник Кольницкий не отходит от телефонов. Он разговаривает попеременно то с командиром артдивизиона Ивановым, то с командиром минометного дивизиона Волошановичем. И тот и другой ведут ответный огонь по огневым точкам немцев.

— Смотрите за расходом, Волошанович, не допускайте снижения боеприпасов меньше одного боекомплекта, — наказывает Кольницкий, потом переходит к другому телефону и требует от полковника Будякова вовремя подавать боеприпасы из тыла.

В землянке слышатся резкие пронзительные гудки. Все уже знают, какой это телефон. Матрос-связист поднимает указательный палец и шикает:

— Тшш! — Потом только почтительно берет трубку, дует в нее, откашливается и говорит: — «Саратов» вас слушает...

В землянке тишина.

— Товарищ комбриг, вас вызывают.

— Что у вас? — слышится встревоженный голос генерала Коломийца.

— Идет усиленный обстрел высоты 137,5 и пулеметная стрельба на флангах, ожидается атака.

— Противник перешел в наступление по всему фронту, — звенит в трубке голос генерала. — Не отступать ни на шаг! Сейчас вызываем поддержку артиллерии кораблей.

— Вот что, товарищи, — обращаюсь я к присутствующим. — Здесь всем нечего делать. Остаться на КП полковнику Кольницкому и старшему лейтенанту Сажневу, а остальным всем на передовую. Я пойду в четвертый батальон, полковник Ищенко — в первый, майор Полонский — в третий.

Уже совсем светло. Легкий ветерок доносит с севера запах пороховой гари. Грохот боя перекатывается волнами. Начинается где-то в долине реки Черной, приближается к нашему фронту, потом удаляется в сторону [99] Камышловского моста, достигает Мамашая и снова возвращается к нам. Взрывы то глухие и раскатистые, от которых сотрясается земля, то резкие — с визгом и свистом.

Высоко в небе — стаи самолетов. Они кружатся над Севастополем и бухтами, пикируют и уходят на север, сопровождаемые разрывами зенитных снарядов.

Связной от четвертого батальона, уже немолодой краснофлотец, забегает вперед меня, всматривается, потом дает знак рукой: можно продвигаться. Часто близко от нас падают мины. Заслышав их свист, прижимаемся к земле, а после разрыва снова спешим вперед.

Навстречу нам показались два бойца. Один, здоровый, поддерживает другого, обняв его. Тот бледный как полотно потихоньку стонет, из его правого бедра сочится кровь.