Читать интересную книгу Ночь на площади искусств - Виктор Шепило

Достали кошельки.

— У меня десять австралийских долларов и шестьдесят пять голландских гульденов, — подсчитал Траурный.

— У меня и того меньше. Семнадцать франков и двадцать венгерских форинтов, — Свадебный пошарил по карманам, — Вот еще какие-то деньги. Залежались в прорехе.

Траурный посмотрел, наморщил лоб, вернул:

— С конца прошлого века недействительны. Заменены были на кроны.

— «Юмореска» Дворжака, плутовка, долг старыми отдала, — возмутился Свадебный.

Стали соображать, как быть, — с таким капиталом далеко не уедешь. Если заработать? Как? Играть на свадьбах и похоронах? Легко засветиться. Наверняка завтра их с утра будет разыскивать вся полиция. На погрузочно-разгрузочные работы они не годятся. Возраст не тот. А другой работы так просто не найдешь. Да и квалификации больше никакой нет. Марши огляделись и независимо друг от друга сообразили, что неплохо было бы продать кое-что из вещей, находящихся в комнате. Переплетные инструменты русского мастера, его же театральный летник с опушкой, сувениры. Пришлось ради вольной жизни вступить в сделку с собственной совестью. Воровства Марши в принципе не одобряли.

— Давайте спиннинг возьмем, — предложил Траурный, — На острове рыбалкой займемся. Все же развлечение.

Сложили все в мешок, взяли под мышку спиннинг, партитуры в бархатных переплетах и, погасив свет, вышли в темный коридор.

— И все-таки, куда мы? — спросил Траурный.

— Сперва в аэропорт. Посмотрим рейс в Новую Зеландию. В Окленд. А там морем — островов вокруг множество.

— А не будет рейса в Окленд, — рассуждал Свадебный, — полетим на Багамы слушать гавайскую гитару.

— Всю жизнь мечтал рыдать под эту пошлость…

«В Багдаде все спокойно…»

Часы городского муниципалитета пробили три. Полковник — начальник полицейского управления — сидел в своем кабинете, просматривал последние сводки, подчеркивал, что считал нужным, и даже делал выписки. Последнее время делать выписки и вырезки было его любимым занятием. Время от времени полковник звонил на посты и сам отвечал на звонки. Они поступали отовсюду, не было их лишь от майора Ризенкампфа. Полковник беспокоился: Ризенкампф был его любимцем. Своим быстрым продвижением он был обязан именно полковнику, но сам майор считал, что продвинулся лишь благодаря своим способностям и отваге. «Наивный парень, — думал с усмешкой и некоторой обидой полковник, — Вот и теперь, похоже, ввязался в ситуацию…»

Полковник в который раз позвонил в отделение, но дежурный снова ответил, что майор не появлялся. Тогда полковник позвонил майору домой, но жена с уверенностью ответила, что муж на службе. В довершение ко всему она подробнейшим образом рассказала, что майора облила поливальная машина, пришлось отправить ему парадную форму, а мокрую она хотела бы взять просушить, но сержант Вилли почему-то не принес ее. Так не мог бы господин полковник распорядиться и приказать сержанту, чтобы тот доставил мокрую форму ее мужа.

Полковник, зная, по слухам, об особенностях характера жены Ризенкампфа, ответил, что сержанту некогда, а о муже пусть не беспокоится. Он наверняка напал на след нарушителя и теперь сидит в засаде. Он ведь обожает засады, не так ли?

— О да! — ответила супруга с гордостью за своего благоверного, — Полжизни его прошло в засаде.

В это время и сержант Вилли ломал голову, где же его патрон.

Если бы майор не исчез, то историю с формой еще можно было бы скрыть. Но теперь? Где он может быть теперь? Если снова зафлиртовал, то для этих целей выбрана не самая удобная ночь. «Попал между двух огней, — метался сержант, — в лучшем случае уволят без пособия…» Но Вилли решил все-таки не рассказывать полковнику о случившемся в отделении. Если майора простят, то он обязательно защитит и своего верного сержанта, а если нет, то его никогда и никто не защитит. Назначат преемника — а вдруг он придумает какие-то новые ущемления? Ризенкампф все-таки изучен и привычен…

Поэтому, когда немного погодя в отделении появился полковник, сержант доложил, что ничего необычного не случилось, фестиваль продолжается, порядок на площади и в городе поддерживается, с постами постоянная связь. Майор Ризенкампф временно отсутствует. Вероятнее всего, находится в засаде.

— Что-о? — удивился полковник, — Это вам не жена ли его сообщила?

— Никак нет. Собственные предположения, — соврал сержант.

— Врешь, подлец! — крикнул полковник, — Прикрываешь своего красавчика! А где его форма?

— Не понял, — замигал честными глазами сержант.

— Не притворяйся!.. Зачем ты приходил за парадной формой домой? Зачем ему вторая форма? Или у майора раздвоение личности? Или у вас обоих раздвоение? Ну! Чего молчишь?!

Сержант Вилли стоял навытяжку, моргал и совершенно не знал, что отвечать. Неожиданно для себя он стал бормотать, что тайно влюблен в жену Ризенкампфа и старается ее увидеть под любым предлогом, чтобы полюбоваться этой очаровательной женщиной.

— Что-о? — побагровел полковник, — И ты у нее пользуешься взаимностью?

— Пока нет… — уже тверже сказал сержант, — Но, может быть, со временем…

— Довольно, — оборвал сержанта полковник, — Нашел время! А служба? Или ты все выдумал?

Сержант молчал. Полковник тоже молчал, обдумывая признание дурака сержанта. В кабинете наступила полная тишина. Вдруг в этой тишине за стенкой кто-то начал колотить кулаками и башмаками.

— Злодеи! Деспоты! — орали за стеной, — Если мне не даете воды, то напоите певчую птицу!

— Открыть, — приказал полковник.

Сержант открыл тяжелую дверь. На пороге появился возбужденный Пауль Гендель Второй с пеликаном. Они подошли к полковнику.

— Новый голос! Слышу новый голос! Возможно, вы человек более справедливый. Господин начальник, нельзя же мучить ни в чем не повинную птицу. Распорядитесь напоить.

Полковник посмотрел на сержанта. Вилли доложил, что задержанный — бродяга музыкант, обучивший «своего индюшонка порочным побуждениям», то есть исполнению непристойных песен, за что и посажен по распоряжению майора в холодную. Пока до утра.

— В чем вы видите непристойность моих песен? — задиристо спрашивал Гендель Второй, — Я призывал эротоманов к бунту, оскорблял городское руководство или намекал на плохую работу полиции?

— В самом деле, в чем? — обратился полковник к сержанту.

— Изоляция в профилактических мерах, — пояснил тот, — Публика на грани беспорядка. Когда издает утробные вопли этот индюшонок, у многих глаза на задницу лезут.

— Это свидетельство признания и успеха! — горячился Гендель, — Однако уверен, у господина полковника никуда глаза не полезут. Потому что у него взгляд думающего человека, грамотная речь и интеллектуальные манеры. Сразу видно, человек учился в полицейской академии и достоин в ней преподавать. Даже англосаксонское право!

Тут полковник глаза и выкатил.

— Вне всяких сомнений, — продолжал Пауль, — Только вы способны справедливо разобраться. Наш репертуар! Он воспитывает! Он предупреждает! Только ваш майор Розеншнобель не в состоянии этого понять. Мир все время лихорадит. Сегодня от охлаждения, завтра от потепления. Мы с пеликаном выступаем с хитами «Душа океана», «Ожоги на солнце» — в них звучит тема единения человека со стихией. «Выстрел в гробу» — это триллер.

— Кто же в гробу стреляет?

— Да мафиисты поганые! Кто же еще? Даже в гробу не могут угомониться!

— И что — полный успех?

— Теперь меньше — бандитизм приелся. Теперь эротику подавай. Хорошее питание, отсутствие проблем стимулируют повышенную половую возбудимость. Они уже хотят «Оргазм в гробу». Что ж, они его получат! Мы с пеликаном — в авангарде! Меня, как Эйнштейна, душат замыслы! Эх, господин полковник, если б вы только знали, какие идеи приходят в эту башку! Вокальный цикл «Стопроцентная откровенность!» — это гораздо острее, чем «Оргазм под куполом цирка»! Это шок!

— А вот тут мы вас, батенька, поправим! — с неожиданной картавинкой вырвалось у полковника, — Стопроцентной откровенности не бывает. Безумная идея! Мы вас привлечем за обман.

— Ага! — подпрыгнул Пауль Гендель, — Безумные идеи всегда пользовались безумным успехом. Вспомним цезарей, македонских, наполеонов, фюреров… Все обещали счастливую жизнь, а на деле оказались палачами. Однако этих палачей и по сей день истерически обожают. О них пишут книги, снимают фильмы, раскручивают телесериалы…

— А-а! — понимающе кивнул полковник, — Великие личности! Так вы о них хотите петь?

Пауль скорчил гримасу:

— С ними все ясно. Для меня они выродки-гиганты. Но я о тех, кто их создает! Кто их обожествляет! О толпе, о массе, понимаете?

— Не совсем, — ответил полковник, глядя почему-то на стоящего в дверях пеликана, — А в чем связка?