– Джеффри!
– Ну, твоя тетушка ведь не пострадала, верно? – Он легкомысленно хихикнул. – Все закончилось благополучно.
– Нет, могло было быть и лучше, – с возмущением заявила девушка. – Начать с того, что тебе следовало спасти тетю Беатрис, как мы и планировали. Тогда ей не пришлось бы пережить неизвестно что в лапах подлых и мерзких преступников.
– Ты уверена, что она ничего не сказала о том, кто ее похитил? – Джеффри снова забеспокоился. – Тогда она наверняка ничего не знает. Если бы знала, то уж будь уверена, многие бы головы полетели. Выходит, мы вне подозрений! – Он звонко чмокнул Присциллу и поспешил к двери.
– Ты куда? – спросила девушка, удивленная его внезапным уходом.
– Домой, буду неделю отсыпаться! Разочарованная Присцилла осталась стоять в полумраке, глядя на открытую дверь. Через несколько минут она спешила вверх по лестнице вслед за Ричардсом, который нес тете поднос с завтраком. Девушка проскользнула в двери вслед за дворецким и с удивлением увидела, что тетя Беатрис не только давно проснулась, но уже одета в свою обычную темную юбку и белую блузку с рукавами а-ля «баранья нога».
– Сегодня свежая малина, мадам, – сказал Ричардс, ставя поднос на чайный столик и поднимая серебряную крышку. Его профессиональная невозмутимость уступила место одной из редких улыбок. – Я рано утром сходил на рынок.
– Моя любимая. – Беатрис отошла от письменного стола и радостно улыбнулась при виде ягод. – Ричардс, ты сокровище.
– Как и вы, мадам. – Дворецкий учтиво поклонился и исчез.
– Присцилла. – Тетя заметила племянницу у дверей и пригласила ее к столу. – Что ты хочешь, дорогая?
– Тетя Беатрис, вы хорошо себя чувствуете, все действительно в порядке? – Девушка пытливо вглядывалась в ее лицо.
– Со мной все хорошо. Такое облегчение – оказаться наконец в собственной постели. – Беатрис задумалась, устремив взгляд в пространство. – Наверное, мы привыкли принимать это как должное – уютная кровать, спокойный сон ночью.
– Значит, с вами не произошло ничего ужасного? Они ничего вам не сделали?
– А что, разве похоже? – Тетя вернулась к реальности и принялась разливать кофе. – Было страшно, не стану отрицать. Но я пережила это, и теперь все закончилось. Люди должны учиться преодолевать трудности в жизни, Присцилла. Испытания и лишения приходят ко всем, раньше или позже. А настоящая проверка характера – это как человек их встречает, решает ли он свои проблемы или позволяет проблемам взять верх. – Смягчившись при виде встревоженного лица Присциллы, Беатрис лукаво посмотрела на племянницу, как бы удивляясь, что та проявляет такое беспокойство. – Я многое повидала в жизни и поняла, что иногда столкновение с трудностями – это просто толчок для обнаружения скрытых возможностей. – Она добавила себе сливки и, отпивая кофе, изучающе посмотрела на племянницу поверх края чашки. – Тебе все понятно?
Присцилла была сконфужена тем, что ее тетя проявляет абсолютное спокойствие. И одновременно она чувствовала досаду, потому что, заметив ее нервозный вид, поучающая тетушка тут же прочитала еще одну лекцию. Девушка нахмурилась.
– Я не ребенок, тетя Беатрис. И кое-что знаю о жизни. Она медленно вышла из комнаты и стала спускаться по главной лестнице в холл, где Ричардс встречал кого-то из знакомых. Удивленная, Присцилла остановилась на площадке, чтобы пригладить волосы, а потом сошла вниз поприветствовать детектива Блэквела.
– Доброе утро, детектив, – протягивая руку с апломбом настоящей леди, проговорила она. – Мы никак не ожидали увидеть вас уже сегодня.
С заблестевшими глазами молодой человек пожал ее руку.
– Я и сам не ожидал, что приду так скоро. Но вчера мы с моими людьми провели почти всю ночь, обыскивая таверны и портовые притоны. Похоже, я установил напавших на вашу тетю.
– Правда? – Присцилла резко отдернула руку.
– Боже мой, детектив, вы не только преданный своему делу, но еще и умелый полицейский! – донесся сверху голос Беатрис. Они обернулись и увидели, как она спускается по ступенькам. – Кем они оказались?
– Миссис фон Фюрстенберг, – Блэквел с улыбкой поклонился, – это двое ирландских поденных рабочих, которые подзарабатывают еще и ночньдми делишками. Ваше сообщение нам очень помогло. Один из них – Диппер Молден, а второй, похоже, его сообщник, Шоти О'Ши. Мы их разыскиваем. – Блэквел взглянул на Присциллу, которая изобразила слабую улыбку, и успокоил дам: – Это только вопрос времени.
Через три дня после неудавшегося ужина с Беатрис фон Фюрстенберг в «Восточном дворце» Коннор Барроу все еще был сам не свой. Он вставал поутру в обычное время, съедал обычный завтрак и проводил утро, принимая посетителей в своей юридической конторе на Четырнадцатой улице. Потом он обедал с одним из клиентов, руководителем избирательного участка или городским чиновником, затем до вечера принимал участие в различных собраниях, встречался с избирателями, беседовал на улицах с продавцами, ремесленниками, рабочими, зарегистрированными в Четвертом округе. Ужин заставал его у О'Тула, где он пробовал великолепные блюда Мэри Макматри. Но настойчивая приверженность раз и навсегда установленному распорядку была единственным, что осталось от его прежней жизни. Теперь часто, оказавшись на улице, он ловил себя на том, что прошел мимо назначенного места или упустил конку из-за того, что стоял, уставившись на тротуар или в пространство. Он не доедал то, что было на тарелке, с трудом засыпал по ночам, и ему приходилось постоянно всех переспрашивать. Клерк в его офисе отпустил замечание по поводу нехарактерного для Коннора отсутствия внимания к деталям, и тот слишком бурно отреагировал.
Но только когда с Пятой авеню прибыло послание, написанное женской рукой, – только тогда он понял, что все эти три дня ожидал чего-то подобного. Он еще не закончил дела с Беатрис фон Фюрстенберг, и когда прочитал ее высокомерно-ультимативное приглашение, то уже через минуту спешил на встречу. Он повторял себе, что его гонит только чувство досады из-за того, что их последняя встреча закончилась так враждебно. Его несправедливо обвинили, и презрение на ее лице, когда она указывала ему на дверь, засело в памяти Коннора, словно заноза, не давая ему забыть все дело, послать его к чертовой матери. Теперь Беатрис приглашала его – что ж, прекрасная возможность наконец поставить ее на место.
Кеб грохотал по булыжным мостовым, а в мозгу Коннора невольно всплывали картины: Беатрис в черном корсете и черных чулках, размахивающая плетью при свете факела... Беатрис, завернутая в измятую простыню... широко раскрытые в изумлении зеленые глаза... Беатрис в халате леопардовой расцветки, с полуобнаженной грудью, похожая на отважную охотницу, каковой она, по сути, и была. Каждая картина, казалось, повышала температуру внутри кареты на несколько градусов. У адвоката пересохло во рту. Только когда кеб остановился у величественного особняка на Пятой авеню, Коннор задумался о причинах, побудивших Беатрис приказать ему пожаловать немедленно. Он стоял у дверей, поправляя манжеты и стряхивая с рукавов несуществующие пушинки, а мысли о тех неприятностях, что могут ожидать внутри, одолевали его... включая и предположение, что она каким-то образом узнала правду. Какого черта он здесь делает? Но до того, как Коннор успел спуститься по ступеням, дверь отворилась.