Читать интересную книгу Железный Сокол Гардарики - Владимир Свержин

Он отключил связь, и я с тоской предался своей роли странника, забредшего в монастырь в поисках пищи и крова.

Пересилив себя, я таки зачерпнул ложку каши и отправил ее в рот. Пожалуй, на вкус она была не столь отвратительна, сколь на вид. Вернее было бы сказать, что у нее вообще не было вкуса. Однако, поймав на себе пристальные взгляды царя и его верного подручного, я счел за лучшее не брезговать угощением.

Примерно десятая ложка стоящей передо мной замазки начала путь к желудку «бедного путника», когда тишину, доселе нарушаемую лишь монотонным чавканьем, разорвал звук колокола. Услышав его, опричники отложили ложки, а игумен, откинув капюшон, поднялся в полный рост, моментально превращаясь из кроткого слуги господнего в царя.

– Ну что ж, други мои верные. Легко и светло было душам нашим воспарять к горним высям. Ныне ж, памятуя о ратном призвании опричного братства, напитаем тела наши силою, откушав от щедрот господних. Ибо сказал Искупитель: «Отдай Богу Богово, кесарю же – кесарево».

Он хлопнул в ладоши. За стеной трапезной зазвенели рожки, ударили цимбалы, и в распахнувшиеся двери осанистые, точно павлины, стольники начали вносить давно ждущие своего часа яства.

Гастрономическое изобилие, представшее моему взору, могло свести с ума даже сытого. Те считанные ложки каши, которые мне удалось осилить, послужили спасательным кругом для ошеломленного увиденным рассудка. Жареные вепри горделиво высились на серебряных блюдах, кокетливо сжимая в зубах веточки сельдерея. По спинам осетров можно было кататься на велосипеде. Ушаты с черной и красной икрой расставлялись так густо, что на каждого из сидящих приходилось не менее половины каждой из этих емкостей. Чеканные кубки, мигом появившиеся на столе перед опричниками вместо деревянных мисок, тотчас наполнились вином, разливаемым расторопными кравчими с царской щедростью. Все это проносилось мимо меня, оставляя лишь аромат. Я недобро глянул на пару юношей, несущих лебедей с вызолоченными клювами, и, злорадно отметив про себя, что эта птица считается несъедобной, вызвал Лиса. Похоже, мой приятель знал, что делает. Он шел по какому-то темному коридору с низкими, по всему видать, мокрыми сводами. Капли то и дело падали на его факел и с шипением испарялись. В другой руке он держал лукошко, в котором, покрытые белой тряпицей, хранились сушеные мухоморы.

– Шо, соскучился?! Ты за меня не волнуйся, ешь все сам, – отозвался напарник. – Я как-нибудь без царских харчей перекантуюсь.

– Скорее всего. – Я включил изображение. На канале связи возникла нервная пауза.

– А че это я действительно нашего родного царя ниже плинтуса ставлю? – ни с того ни с сего осведомился у меня Лис. – Сразу ж видно – серьезный мужчина с разумным пониманием кулинарной стороны жизни. Щас я по-быстрому тут разбросаюсь и присоединюсь к вам.

– Не стоит. – Я перевел взгляд с богатого угощения на свое блюдо.

– Ага. Теперь ясно. Мимо носа носят чачу, мимо рота – алычу. Сплошная дедовщина… – Он хотел еще что-то добавить, но тут прямо из стены возникли две длинные тощие руки с когтистыми пальцами, имеющими заметно больше фаланг, чем принято среди людей. Пальцы вцепились в лукошко, точно клещи. – Ты кто такой?! – завопил Лис, отмахиваясь факелом.

От неожиданности я подскочил на месте…

– Давай иди, иди сюда.

Лишь тут я заметил, что развалившийся во главе стола государь подманивает меня пальцем.

– Ишь, разлакомился!

Опричники дружно заржали, сопровождая шутку государя жизнерадостным улюлюканьем.

Я шел, стараясь не обращать внимания на задиристые крики этой ряженой волчьей стаи. У меня в голове на экране внутреннего видения сгущался клубящийся мрак, сквозь который едва-едва проглядывало мечущееся пламя факела.

– Сейчас все от тебя зависит, – услышал я негромкий шепот оскалившегося вместе со всеми Штадена.

В этот миг изображение перед моим внутренним взором исчезло. Должно быть, Лис выключил связь. Во всяком случае, мне хотелось думать именно так.

Дойдя до государева места, я склонился в поклоне, ожидая дальнейших указаний самодержца.

– Слыхал, слыхал о тебе, – осушая кубок, проговорил Иоанн Васильевич. – Сказывали мне люди добрые. Выходит, ты злому разбойнику и татю Яшке Гернелю сродственник.

– Это так, – стараясь не обращать внимание на обидные слова и интонации, ответил я.

– Ты, бают, предо мною чист. Вины на тебе нет. А потому, во имя христолюбия, буду я к тебе милостив. Дам я тебе людишек да грамоту сыскную. Коли отыщешь дядю своего – награжу по-царски и златом, и шубою с плеча, и местом среди ближних своих. – Он обвел рукой собравшихся. – Ежели нет, на себя пеняй.

– Когда господу будет угодно – я найду его.

– Молодец, молодец. – Царь подозвал к себе кравчего. – А вот выпей-ка за то, чтоб господу угодно было.

Кравчий протянул мне двухпинтовую братину, полную вина.

– Пей, до дна пей! – В голосе царя звучала жесткая нотка. Я принял чашу и не торопясь осушил ее.

– А правду ли сказывают, – глядя на пустой сосуд, поинтересовался Иван Грозный, – что ты на кулаках боец из первых будешь?

– Я охранял принца Людвига Каринтийского и обучен сражаться как с оружием, так и без оного.

– Так ведь принц-то погиб, а ты вон жив?

– Он был сражен во время атаки турецким ядром. Подо мной в тот же миг была убита лошадь.

– Вон оно как. – Царь осушил еще один кубок. – Потешь нас умением своим. Да вон хоть Гераську Лихолета одолеешь?

Из-за стола поднялся чернец, статью похожий на медведя-гризли, и, оскалив щербатые зубы, двинулся ко мне. Кулаки силача вполне подходили для забивания свай в скальный грунт, и меня совсем не радовала перспектива свести с ними близкое знакомство. Поэтому, едва опричник приблизился, я без лишних реверансов ударил его носком сапога во внутреннюю часть бедра. Тело со стоном начало заваливаться вбок, однако не успел еще Гераська рухнуть на пол, как в грудь ему прилетел еще один удар. Он упал без движения. Пустой кубок царя с грохотом опустился на столешницу.

– Силантий, Карла! Скрутите-ка стервеца.

Новые противники были под стать первому. Но их тоже ожидала печальная участь. И если до этого момента штат опричной тысячи был полностью укомплектован, то теперь в нем появились две вакансии. На пару месяцев, а может, и больше.

– Да что ж ты вытворяешь, пес смердящий! – Порядком выпивший царь рванул из ножен турецкий кинжал и, вращая горящими, красными от злобы глазами, ринулся на меня.

Я перехватил руку государя у запястья и крутанулся на месте, используя захваченную конечность как рычаг. Иоанн Васильевич, сбив на пути еще двух вскочивших опричников, растянулся на столе. Я раздраженно воткнул в столешницу отобранное оружие.

– На государя руку поднял?! Смерти умышлял!!! – взорвалось единым ревом воинство, и на меня посыпались десятки ударов.

– В темницу! На кол его!

Глава 9

Чем ниже я нахожусь, тем глубже мои мысли.

Алиса (по мнению Льюиса Кэрролла)

Сотни маленьких серебряных колокольчиков раскачивались в моей голове, превращая ее в настоящую звонницу. Я дернулся, осознавая с неотвратимой определенностью, что все еще жив, и прикованные к стене запястья мучительно заныли. Впрочем, тяжело было сыскать ту часть тела, которая бы сейчас не отзывалась болью при малейшей попытке шевельнуться. Я застонал от бессилия, и потревоженные крысы, прогуливавшиеся у моих ног, на мгновение замерли, оценивая обстановку.

В незапамятные времена великий мастер боевых искусств Ю Сен Чу утверждал, что человека не может атаковать одновременно более восьми противников. Остальные желающие попросту не имеют возможности дотянуться до жертвы. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь я искренне порадуюсь этому обстоятельству. Выставь царь против меня пять-шесть кромешников, я влетел бы в царствие небесное, как мяч в сетку ворот. Но поскольку количество участников избиения измерялось десятками, то вся эта яростная свора отчаянно мешала друг другу наносить точные удары. Хотя и того, что попало в цель, оказалось более чем достаточно.

«Господи, – думал я, вися на цепях, как Прометей, прикованный к скале. – Какая нелегкая дернула Баренса затевать весь этот балаган с бегством и похищением короны?!» Как вообще мог настоящий джентльмен (а именно таковым я его числил) покуситься на святое – символ королевской или, скажем, царской власти! У нас бы в Англии… Стоп!

События недалекого прошлого стали у меня перед глазами. Это могло показаться дежа-вю, когда б не было историческим фактом. Нечто подобное происходило именно со мной и именно в Англии. Я вспомнил призрак обезглавленной королевы Анны Болейн, выносящий из сокровищницы Тауэра священный золотой венец, и охваченную ужасом стражу. По сути, то же самое случилось здесь. Невесть откуда взявшийся тролль, шапка Мономаха… Похоже, дорогой мой дядюшка решил сыграть в шарады. И теперь, от души веселясь, подбрасывает ключи, заставляя искать замок. Я еще раз проверил все звенья цепи событий: похищение венца – калька с нашего Тауэрского дела; Рене Декарт – может ли что-нибудь значить именно его личность? Почему он, а не, к примеру, Агриппа – тоже известный мастер клинка? Возможно, дело в знаменитом декартовском принципе: «Подвергай сомнению»? Хотелось бы знать что! Если предположить сам факт исчезновения и похищения венца – что это нам даст? Пока ничего. А подчеркнутая фраза – возможно, это намек на оказываемую поддержку Рюрику? Так сказать, Баренс является тем геометром, который дает возможность слабому одолеть сильного? Но с чего бы вдруг такой опытный «стаци», как Джордж Баренс, начал решать, кому находиться ошуюю Господа, кому – одесную.