что странно: реакция всегда была разная, невозможно было угадать, что она посчитает в этот раз хорошим, а что плохим. Поэтому наказание в итоге настигало абсолютно всех. Вот и сейчас повешенная Дженни, елка, горящая, как факел, со свиной головой – мне кажется, это тоже часть ее представления.
– Не думала я, что ты так боишься старуху, – ухмыльнулась женщина, – прекрати дрожать. Этой чокнутой бабке завтра девяносто лет, ей не под силу все это сделать. Скорее всего, это проделки одного из твоих братьев, который, как и мы, не хочет второго января и такими глупыми поступками пытается свести бабку в могилу. Но тот, кто это делает, дурак и слабак. Эта старая грымза трех мужей в могилу свела, шесть парней сделала параноиками, она еще и нас с тобой переживет, ее такими спектаклями не проймешь. Все эти завуалированные знаки бесполезны. Здесь нужен другой подход, такой, какой мы придумали, поэтому не глупи и себя не выдавай, тогда все будет хорошо. Только бы эти дилетанты не испортили нам тщательно подготовленную операцию.
Женщина погладила мужчину по голове, словно ребенка, встала и пошла к дверям. Когда она уже была на пороге комнаты, то услышала тихое поскуливание и шепот:
– Она меня убьет, ничего не выйдет, меня убьют.
Письмо 6 Декабрь 1950 г.
Привет, моя милая Ассоль.
Я жив, хотя, возможно, это и не совсем так, иногда мне кажется, что мы все здесь трупы. Не знаю, получится ли у Тимофея Дмитриевича передать тебе это письмо, но я буду молиться, чтобы все прошло успешно.
Да, милая моя Ассоль, как ни странно, но именно здесь, в этом забытом богом месте, я поверил в Создателя. Со мной в одном бараке сидит отец Георгий, поверь мне, Ассоль, это великий человек. В тяжелые для страны времена он воевал наравне со всеми, стрелял фашистов и тайно благословлял солдат перед боем. Самое трудное, говорит отец Георгий, было отпевать девчонок. Совсем молоденьких и не знавших жизни, которые вытаскивали с поля боя по три солдата, а однажды не возвращались сами. Я часто радуюсь, слушая его рассказы, наполненные ужасом войны, что тебе, моей хрупкой Ассоль, не выпало такой участи побывать там.
Жалко, что я не получу от тебя ответа на это письмо, ведь данная почта работает только в одном направлении.
Из ада не возвращаются, я был уверен в этом. Страшная мысль «отсюда не выходят» все два года, что я нахожусь здесь, стучала в моей голове, заставляя привыкнуть к ней, смириться. Но вот Тимофей Дмитриевич первый на моей памяти выходит в жизнь. Да, милая моя, для всех нас жизнь осталась там, за территорией, огороженной колючей проволокой, территорией нашего личного ада.
Да бог с ним, не хочу, чтоб ты об этом знала. Главное теперь, когда я увидел, что свобода все-таки возможна, что из лагеря есть выход, я все сделаю, чтобы вернуться. Как же там мама и Сашка, каждый день за них болит душа. Горько, что только одно письмо может взять от меня хороший, умный мужик Тимофей Дмитриевич. Потому как тут каждый хочет что-то передать, а тайник мы с отцом Георгием сделали ему один, в подошве старого ботинка, и вместится туда от силы десять тонких записок. По-прежнему сильно люблю тебя, моя Ассоль, по-новому неистово я за тебя молюсь.
Навсегда твой Грэй
Глава 12
Спасла жизнь?
– Доброе утро, – сказала Беата, когда Микола поднял голову с подушки и оглядел кабинет. – Ну вы и спите, я вам скажу, прям барин. Так и не скажешь, что воспитывались до четырнадцати лет в детском доме.
– Вы меня преследуете, – возмутился мужчина. Сейчас, еще до конца не проснувшись, он выглядел смешно.
– Вы сейчас похожи на гнома из «Белоснежки», бородатого и ворчливого, – засмеялась Беата.
– А вы, как всегда, похожи на стерву, – огрызнулся Микола. – Вчера в коридоре я на минуту подумал, что вы нормальная, но, видимо, ошибся.
– Фу, а еще писатель. Как вы могли подумать, что я нормальная, главная героиня должна быть того, немного не в себе, это подружка у нее обычная и скучная. А я по природе своей главная героиня, жаль, что вы не поняли, а ведь Дуня меня почти убедила, что вы хороший писатель. Ну да ладно, как говорится в народе, мне с вами детей не крестить, что, конечно, слава богу, но докопаться до истины очень хочется. Как вы думаете, – спросила его Беата уже серьезно, – почему ваша жена соврала, сказав, что ходила на озеро смотреть это ваше загадочное свечение Ладоги? Ну так и сказала бы, мол, была в бане, решила посидеть в темноте.
– Я не знаю, – ответил Микола, немного подумав, – мы давно живем как чужие. Хотя нет, это неправильное слово, как брат и сестра, скорее всего.
– Странно, обычно люди расстаются врагами, ну, или друзьями, но никак не братьями и сестрами, – усмехнулась она, продолжая одновременно стучать клавишами компьютера.
– Вам не понять, – огрызнулся Микола.
– А вы попробуйте понять меня, – рявкнула Беата без всякой жалости к тонкой натуре, – у вас в доме творится черт знает что: повешенная собака, вчера эта елка со свиньей. Мне вашей приемной матерью поручено найти шутника. Будьте любезны проявить уважение хотя бы к ней.
– Я не называю ее приемной, – сказал Микола, видимо смутившись своим поведением, – она мне жизнь спасла.
– Так давайте уже, рассказывайте мне все о вашей нестандартной семье, – сказала Беата, – мне еще пять таких, как вы, опросить и Женечку-повара, тоже странный индивид. На вид добродушный простак, но для такого он слишком хорошо осведомлен.
– Жека хороший, – вступился за него Микола, но, увидев грозный взгляд Беаты, продолжил: – Ну а если коротко, то Элла была дочерью директора нашего детского дома, и, так как ее мамы уже давно не было на этом свете, все свободное время она проводила с отцом на работе. Сначала мы со Славиком…
– Стоп, я запуталась, – перебила его Беата. – С каким Славиком?
– Ну, с Мстиславом, мы с ним из одного детского