class="p1">— Мне все равно.
— Волнуешься? — Он касается моей шеи чуть выше ключицы. — У тебя пульс как у испуганного зайца.
— Нет, с чего бы? Тебе показалось.
А у самой из-за волнения пальцы путаются и узел получается настолько кривым, что приходится перевязывать.
— Проверим? — Там, где еще секунду назад была ладонь, вдруг оказываются губы.
От неожиданности я охаю, и выпускаю из рук несчастный галстук, но Клим, кажется, этого и не замечает.
Его губы чертят кривую вдоль вены. Целуют каждый миллиметр кожи. Сводят с ума своими требовательными горячими прикосновениями. И будто точно знают все мои эрогенные зоны, ныряют под подбородок.
— Клим... — Имя вырывается вместе со стоном. Без моего желания. Само.
— Вспыхиваешь как спичка, — опаляя дыханием, хрипит мой мучитель и тут же продолжает пытку.
Губы и язык выписывают загадочные влажные знаки на коже. Плавят извилины в вязкий кисель. А сильные ладони обхватывают талию и вжимают меня в мускулистое тело.
Всего сразу становится так много, и это так остро.
Где-то в подсознании зреет мысль, что нужно сопротивляться, что я не хотела никакой близости и не готова превращаться в подарок на день рождения. Моя разумная часть отчаянно борется с другой, незнакомой... Но с каждым движением языка, с каждым жадным вдохом противостоять становится все сложнее.
Вместо борьбы я выгибаюсь навстречу чутким губам. Сама запрокидываю голову и трусливо закрываю глаза.
Вместо бегства — льну к твердой груди и несмело, дрожащими руками касаюсь стриженого затылка.
Это не первый наш поцелуй, только сегодня все ощущается иначе. Каким-то непостижимым образом Клим словно приручил меня. Сделал податливой и послушной.
Как ни пытаюсь очнуться, ничего не выходит. Не могу больше бояться. Не получается быть холодной.
В этом стыдно признаться — мне нравится. Я шалею от крепкого тела рядом. Чувствую себя всесильной от редких, больше похожих на голодное рычание стонов Клима. Теряюсь от непривычной ноющей потребности внизу живота.
Смешно удивляться таким ощущениям после пяти лет брака. Бывший муж научил меня многому. Он заставлял кончать, даже когда я сама в это не верила. Мы не знали, что такое табу, и не думали о скромности.
Я была уверена, что выучила свой чувственный диапазон, испытала все, что способна испытать. Но сейчас от жадных поцелуев на шее, от жара рук на спине, от твердости налитого члена, упирающегося в живот, — крыша едет сильнее, чем во время секса.
Глава 25
Глава 25
После рассказа Алисы не получается видеть в Климе противника, купившего меня с помощью денег и связей.
Внутри будто что-то ломается. Чувствую его губы на своих губах и вспоминаю, с какой ненавистью Клим смотрел на наш первый брачный поцелуй с Марком. Замечаю пристальный взгляд из-под длинных ресниц — и в памяти всплывает его свадебный тост: «Вечной любви вам, счастья и верности».
Тогда это казалось насмешкой над бывшей ночной бабочкой, особой формой презрения. А сейчас...
— Нереальная, — шепчет Клим, и все мои предыдущие «нет», все годы противостояния, когда я каждый раз доказывала, что не такая, — все рушится. Стекает вместе с каплями дождя за окном в туманное никуда.
На поверхности остаются лишь желания. Дикие, новые. Трогать, вдыхать, отдаваться... Без оглядки на проклятое «что он подумает» и «кем я буду».
Прикасаться к Климу становится не просто приятно, а нужно!
Я, уже не робея, веду кончиками пальцев по сильной шее. Как кошка, настойчиво, до болезненно заострившихся сосков трусь о стальной торс. И позволяю нахальным ладоням забираться под платье.
— Ты такая красивая, что сдохнуть можно, — шепчет Хаванский и бесстыдно гладит меня сквозь шелк белья.
Отличный подарок на день рождения. Безвольный, мягкий. Нарядно упакованный и во весь рост. Не понять только: имениннику или мне.
— Пиздец какая отзывчивая.
Дразня, Клим рисует линию вдоль резинки. Раз. Другой. Заставляет крупно вздрогнуть от предвкушения. И, сдвинув ткань в сторону, толкается средним пальцем туда, где давно влажно.
— Да... — вырывается из моего горла с глухим надрывом.
Это совсем не тот ответ, который нужен. Настоящее предательство. Но я себя уже не контролирую.
Как в нашу самую первую ночь, доверяюсь опытным рукам и глушу стон голодным поцелуем.
— Хочу тебя. — Клим словно с катушек слетает. — Всегда хотел.
Царапая зубами нежные губы, он трахает мой рот. Пьет все страхи и сомнения. Вылизывает как самый сладкий на свете леденец.
— Ты сумасшедший. — Задыхаясь от ощущений, я шарю осмелевшими руками по сильной спине и крепким ягодицам.
— Еще какой! — Клим даже не спорит.
Растирая смазку, он нанизывает меня на свою руку все быстрее и быстрее. Ласкает тесный вход с такой одержимостью, что теряюсь.
Нужно очнуться, но я не узнаю себя.
Растворяюсь в губах, руках и чужой дикой мощи.
Не чувствуя пола под ногами, хватаюсь за сильные плечи.
Тяну носом пряный запах.
Трясусь от накатывающего жара.
И плыву... как маленькая слабая рыбка. Первый раз в жизни — по течению, а не против.
Долго.
Бешено.
Сладко.
Загибаясь от вторжения. Отключив все предохранители. Разрешая Климу делать со мной что угодно.
Стонами и поцелуями я сама ломаю последние преграды между нами. Не ради брака или беременности. Не ради сотни других, более привычных «надо» и «можно». А потому что... это сильнее.
— Девочка моя. — Клим одной рукой подхватывает меня под ягодицы и усаживает на ближайший подоконник. — Горячая... — Опускается передо мной на колени и упругим языком слизывает влагу с нежных складок.
Если до этого еще держалась, то сейчас дергаюсь как от удара током. Глаза наполняются слезами, а настойчивые толчки сразу двумя пальцами и оральная ласка заставляют выгнуться в дугу.
— Такая же вкусная, как и раньше. — Не прекращая трахать, Клим на миг поднимает голову и встречается со мной взглядом.
— Не нужно...
Я тону в его глазах. Цепляясь ладонями за подоконник, пытаюсь хоть на миг вернуть себя прежнюю. Хочу крикнуть: «Не вспоминай!» Но новое прикосновение губ к самому сокровенному перекрывает кислород и размазывает меня о холодную поверхность стекла.
Не остается больше никакой Дианы. Нет даже слабой Ди.
Из груди вырывается крик. Немой. Полностью лишенный силы и звуков.
Дождь льет теперь не только на улице, но и в комнате. Из моих глаз.
Непослушное тело скользит вниз. Туда, откуда с восторгом смотрит виновник моей слабости.
— Я хотела