Утром я проснулся по привычке рано, ожидая, что меня сейчас скинут с кровати. Только минуту спустя, окончательно проснувшись, я понял, что сегодня можно спать сколько захочу.
К сожалению, понежиться в постели мне не дали прибывшие на сдачу зерна крестьяне. Пришлось быстро вставать, умываться и чистить зубы, пожевав кору дерева, похожего на наш дуб. Жестковатые волокна хорошо очищали зубы, а сок неплохо останавливал кровотечение из десен: хотя вкус у коры был отвратительный, но за неимением пасты и щетки с этим приходилось мириться. Тем более что местные зубов вовсе не чистили, только Рон драил свои белые сверкающие зубы какой-то шерстяной тряпочкой, посыпая ее золой. Попробовав однажды последовать его примеру, я вернулся к коре: боль от тряпочки была несравненно хуже неприятного вкуса коры.
Захватив с собой продуктовый гроссбух, я вышел во двор. Там уже вереницей стояли крестьянские подводы, ожидая моего появления. Крестьяне, кланяясь в пояс, радостно приветствовали меня – еще бы, ведь я сдержал обещание и забираю себе только треть всего урожая со своей земли. Прежде чем начать приемку, я обратился к передним мужикам с приказом передать мои слова дальше по очереди:
– На следующий год земля остается закрепленной за теми же семьями, что и в этом, так что позаботьтесь, чтобы весной все было готово к посеву.
Мужики радостно зашумели, делясь такой прекрасной новостью с задними рядами. Так, на фоне всеобщего оживления, я начал приемку пшеницы. Вчера я успел перед сном разлиновать листы и теперь только заносил количество сданных рогожных мешков в нужные строчки. Особенно тщательно я смотрел за тем, чтобы количество сдаваемого зерна соответствовало количеству земли, отданной крестьянской семье в аренду. С этим проблем не возникало, так как, по словам старосты, мужики сдавали даже больше трети зерна, лишь бы только я на следующий год опять оставил землю за ними.
Разгрузка шла быстро, так как крестьяне помогали друг другу пересыпать зерно из мешков в бочки, стоящие в подвале, и я закончил приемку еще до обеда. Довольные моими словами мужики снова мне поклонились и, поблагодарив Единого, пославшего им такого чудесного хозяина, отбыли в деревню.
Из бухгалтерских книг барона я знал имя скупщика зерна, но, уже поняв, как барон вел свое хозяйство, намеревался выяснить реальные цены на скупаемое зерно. Поэтому я решил совместить поход к трактиру, к которому с завтрашнего дня будут пристраиваться постоялый двор и конюшня, с посещением ярмарки, проходящей в соседнем селе, дальше по дороге от трактира.
Туда я собирался пойти инкогнито, сопровождаемый полностью закутанным в плащ Роном, – желания быть узнанным у меня не было. Как мне рассказал Жан, большие ярмарки, посвященные окончанию сбора урожая, всегда устраивались в это время, и на них приезжало обычно по пять-десять перекупщиков, которые потом продавали зерно втридорога в столице.
Идею самому везти свое зерно в столицу пришлось с сожалением отбросить – для этого у меня не было ни телег, ни возчиков, ни охраны. Все ненужное мне для еды зерно придется продавать тут, хоть и по явно заниженной цене.
С трактиром все было нормально: встретив меня, трактирщик со старостой радостно показывали мне практически готовое заведение, полностью обновленное как внутри, так и снаружи. Снаружи трактир выглядел отменно: обшивка заменена, фасад перекрашен, даже висела вывеска, на которой был изображен сидящий на вздыбленном коне рыцарь. Внутри же зал был расширен и поделен на две неравные части: малый зал – для благородных и большой – для простых. На стенах висели начищенные до блеска мечи, щиты, булавы и даже рыцарский шлем.
– Доволен обоими, – похвалил я враз заулыбавшихся польщенных мужиков. – Молодцы, хорошо поработали. Завтра начинается ярмарка, так что с утра открывай трактир, Шумир.
Трактирщик поклонился.
Повернувшись к старосте, я сказал:
– И тебя благодарю, Накил. Все твои отчеты по затратам я просмотрел, претензий не имею. Так что последний вопрос, прежде чем ты домой отправишься: согласен и дальше с семьей за садом на постоянной основе следить? Нужно его к зиме приготовить да присматривать в холода.
Староста обрадовался и кинулся в ноги, я с трудом поднял его.
– Хозяин, не сочтите за дерзость, но как же мы все рады, что вы стали наследником! Господин барон был великим воином, но нашими делами особо не интересовался. Теперь мы все чувствуем руку настоящего хозяина, нам теперь многие завидуют.
– Ладно, Накил, я понял, – немного смутился я от хвалебной речи старосты. – Ступай домой.
Староста без страха посмотрел на меня и, кланяясь, ушел прощаться с трактирщиком.
Кинув последний взгляд на трактир, мы с Роном вернулись в замок. Сегодня нужно лечь раньше и хорошо выспаться, так как это последние несколько дней, когда я смогу спать и отдыхать сколько хочу – всю осень, зиму и весну меня ждут тренировки. Мне уже успели объяснить, что зимой в этом мире люди мало чем занимаются: крестьяне в основном запасают дрова, готовят упряжь, инструменты, различный инвентарь на лето, а дворяне устраивают охоты и пиры. Ну и, конечно, двадцать пятого десата все сеньоры обязаны были явиться к королю для выплаты в казну ежегодного налога как со своих владений, так и с владений своих вассалов. Обо всем этом я узнал из записок барона, который в молодости вел дневник: из него я почерпнул много знаний об укладе жизни дворян этого мира. Поскольку сеньора у меня не было, по факту я должен был принести оммаж королю, так как барон был его вассалом.
Я задумался.
«Я ведь ничего не знаю о короле, только то, что зафиксировано в записях барона: «великий, могущественный и т. п.» – но ни одного описания внешности или его биографии. Придется купить что-нибудь эдакое, описательное, в столице, – решил я, – а то так впросак попадешь перед высшим светом».
Следом пришла другая мысль:
«Да еще и налог с земли выплатить нужно: судя по бумагам барона, со своего небольшого надела я обязан буду выплатить пятьдесят кесариев – сумму достаточно большую, не позволяющую мне ничего не делать и спокойно ждать до дня сдачи налога, надеясь накопить на оброках».
Меня все никак не оставляла мысль: где барон брал такие деньги, ведь были же расписки королевского казначея о получении денег каждый год на протяжении двадцати лет? К сожалению, этот секрет барон унес с собой в могилу.
– Завтра посещу ярмарку и в зависимости от цен пойму, сколько можно будет выручить за всю пшеницу, – определился я с завтрашним днем и уснул.
На ярмарку я пошел вместе с Дарином: переодевшись в простую одежду и испачкав руки и лицо, я выглядел обычным подростком. Рона, к сожалению, пришлось оставить в замке, так как, со слов Дарина, закутанный в плащ человек вызовет ненужные вопросы. Сам же гном сначала ехать не собирался, но почему-то согласился, как только я его об этом попросил. Я удивился и даже спросил его о причине, но гном лишь хитро улыбнулся в бороду.
Так что на ярмарку мы с ним отправились только вдвоем: до села, где она проходила, было полдня пути, и с каждым пройденным километром меня все настойчивей посещала мысль о покупке лошадей и коляски. По счастью, вскоре нас подсадил к себе в телегу крестьянин, узнавший гнома, у которого частенько чинил инвентарь.
Устроившись сзади и оперевшись на мешки с зерном (которые крестьянин вез на продажу), я стал обсуждать с гномом хозяйственные дела по замку.
– Мельницу бы нам поставить недалеко от замка, – высказал гном идею, – ваши земли находятся как бы в полукольце, окруженные горами, поэтому у нас и ветров сильных нет, и зимы помягче, чем, например, чуть южнее или севернее. Я был в тех горах, искал руду, но ничего существенного не нашел и больше туда не ходил – как кузнецу мне там делать нечего. Зато приметил я тогда место одно хорошее для мельницы: с гор бежит ручей, который впадает в реку, текущую по вашим землям, а одна узкая расщелина в горах пропускает сильный ветер, дующий с другой стороны. Можно поставить две мельницы: одну на водяной, а другую на воздушной тяге. Если даже зимой ручей замерзнет, то ветер там всегда есть.
– А зачем вообще с мельницами возиться? – спросил я.
Гном удивленно посмотрел на меня:
– А зерно ты где собираешься молоть? Или ты не знаешь, что ближайшая мельница находится на земле графа Шарона, который является вассалом герцога Нарига? Если твои крестьяне еще могут возить молоть свою пшеницу, так как на эту мельницу возят зерно многие, то тебе точно дадут от ворот поворот.
– А если отдам зерно крестьянам, чтобы смололи его, а потом муку заберу? – поинтересовался я.
– А ты уверен, что они отдадут тебе всю муку со смолотых зерен? – снисходительно посмотрел на меня гном. – Или ты будешь с каждой телегой ездить и смотреть?
– Дарин, ну что ты так смотришь на меня? – возмутился я. – Я же не помню многого, потому и спрашиваю.