Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может, кто-то и остался! Кого где создали, там и сидят! «И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо»17. — Аня выглядела расстроенной.
— Мой полупастор, как обзывает его одна вреднючая и непоследовательная журналистка, видит развитие иначе: «Четверорукие и все высшие млекопитающие произошли, вероятно, от древнего сумчатого животного, а последнее через длинный ряд видоизменённых форм — от какого-нибудь животного, вроде земноводного; эти же, в свою очередь, от рыбообразного существа». Так что сумчатые мы с тобой. Возьмём сумки, пойдём на рынок, возьмём пищу, зажарим ту, которая точно уже бездушная.
Кутузов утомился беседой. Во-первых, опрометчиво спорить с особой женского пола, да-да; во-вторых, жутко спорить с особой нежного возраста, в котором его студенты обычно лишь подбирались, прихватывали первые кусочки мягкими ещё коготками, тешились начатками своих куцых осведомлённостей. В-третьих, ловкая особа красива, как Долина царей. В-четвёртых, она хозяйка дома, что смущало гостя и мешало развернуться в полную силу.
— Не имею душеметра, — говорила девочка, не обращая внимания на усталость профессора. — «И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду её. И увидел Бог, что это хорошо»18. Завтра на рынок, ладно? Не суетись. Поешь варенья.
Кутузов послушно сосредоточился на чайном столике, на варенье, удобно блокировавшем возможность порождения речи, запил всё молоком и ласково мурлыкнул:
— Ах ты, рыбка сумчатая! Пойдём погуляем. Я тебе всё про себя расскажу, только не сразу, ладно? Боюсь, ты тоже устала.
Аня выпрыгнула из кресла:
— Пойдём к павлинам. Практически райская птица.
— Да и я практически в раю, — охотно поднялся Кутузов, потянулся, скрывая волнение.
Вышли. Тёплый мир вокруг. Жёрдочки. Трава. Плетень. Здоровенный мангал. Миновали конюшню. Уловив бодрое, сытое ржание, Кутузов опять утратил чувство реальности: слышать голоса домашних лошадей, близко, за спиной, не доводилось, и довелось бы — не услышал. В оставленной за спиной жизни звуки мира проникали в его измученное урбанизированное сознание по капле, причиняя угрюмый дискомфорт. Одно животное, условная единица терпения, удав, набитый буквами, любим и очевиден, но и удав был, оказывается, городское животное. Здесь, на условной воле, профессор помнил только цитаты. Своё замерло и не пошевеливалось.
Павлины разволновались, увидев хозяйку. Кутузов из вредности попросил отвести его в морской аквариум.
— Скорее в аквариум, — спокойно согласилась Аня. — Рыбки успокаивают. И давление понижают. Пройдём.
Кутузов, направляясь в пахнущий солью и моллюсками зал, зашёл с первородной воды.
— «В отдалённой древности родоначальник всех позвоночных представляется нам в виде морского животного, снабжённого жабрами, у которого оба пола были соединены в одном неделимом и которое отличалось крайне несовершенным развитием наиболее важных органов, например, мозга и сердца. Это животное походило, по-видимому, на личинки существующих теперь морских асцидий более, чем на всякую другую известную нам форму», — сказал неугомонный гость, рассматривая весёлые гонки по кругу двух карликовых акул.
— Ты ещё про андрогина заверни! — отозвалась Аня, подбрасывая корм. — У наших источников, заметь, мало разногласий по ходу события. «И сказал Бог: да произведёт вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землёю, по тверди небесной»19. Твой любимец держится примерно той же схемы.
— Но мой обещает прогресс — всем! Даже рыбкам! Смотри: «Но всякий, кто признает принцип эволюции, должен видеть, что умственные способности высших животных, несмотря на громадное различие в степени, качественно те же, как и у человека, и способны к дальнейшему развитию». К дальнейшему! Может, он романтик. Но у него настоящая вера! Мой любимый писатель всем обещает светлый путь и вполне логично доказывает. Ты потом почитай внимательно.
— И коммунисты обещали. Некоторым перепало. А мой источник, — сказала Аня, выводя Кутузова из аквариумного зала, — уже не беспокоится о развитии рыбок в сторону сумчатых. Создал и всё. Готово. И это хорошо! Его тревожит исключительно плод шестого дня: «Берегись, чтобы ты не забыл Господа, Бога твоего, не соблюдая заповедей Его, и законов Его, и постановлений Его, которые сегодня заповедаю тебе»20.
— Ты видишь, наступает гармония! Они сходятся! Сходитесь! «Отсюда, если какое-нибудь временное желание или страсть одержат верх над его общественными инстинктами, он будет сравнивать и проверять ослабленные в данную минуту стремления с всегда присущим общественным инстинктом; тут он неизбежно почувствует то недовольство, которое оставляют по себе все неудовлетворённые инстинкты». Мой писатель, как я уже доказал тебе, неуёмно любит, обожает человека. Даже не представляю, сколько терпения понадобилось ему, чтобы написать все труды столь органично, ярко, ведь они волнуют, а всё вращается вокруг всего-навсего двух мыслей, но каких!
— За что, интересно, Дарвин любит человека? — мечтательно посмотрела в сторону весёлых акул Аня. — «И сказал мне Господь: встань, пойди скорее отсюда, ибо развратился народ твой, который ты вывел из Египта; скоро уклонились они от пути, который Я заповедал им; они сделали себе литый истукан»21. За это? Во времена Дарвина истуканы выстроились по всей Европе. И сейчас их всё больше. Ты любишь людей, как завещал великий Дарвин? Тем же местом?
— Анечка, мы можем анализировать. Я, например, смогу завтра, выспавшись, проанализировать твоё поведение: «Нравственным существом мы называем такое, которое способно сравнивать свои прошлые и будущие поступки и побуждения, одобрять одни и осуждать другие. То обстоятельство, что человек есть единственное существо, которое с полной уверенностью может быть определено таким образом, составляет самое большое из всех различий между ним и низшими животными». Я, не вполне нравственное существо, начну сравнивать прошлые и будущие поступки — за уши не оттянешь! Я свободен. Скажи одно: почему ты возишься со мной? Ты нравственное существо?
— Прекрасно, профессор. На эту тему там тоже есть предупреждение: «Итак, обрежьте крайнюю плоть сердца вашего, и не будьте впредь жестоковыйны»22. По части нравственности — ничего не скажу, я в этом плохо разбираюсь.
— Значит, по-твоему, свобода — путь к жестокости? «Величайшая неумеренность не считается пороком у дикарей. Их крайний разврат, противоестественные преступления в самом деле изумительны». У дикарей! Ужасны свободные дикари! А ты свободна?
— Да, дикари, наверное, ужасны. Непереваренная свобода плодоносит незамедлительно: «Но они развратились пред Ним, они не дети Его по своим порокам, род строптивый и развращенный»23. Это известно. Я, наверное, свободна.
— Только у тебя карточки, — неумно съехидничал Кутузов. Аня даже не расслышала.
Вернулись в дом. Аня поставила самовар. Взяла пульт управления и запрограммировала хозяйство, попутно что-то шепнув дворецкому в крохотный микрофончик.
Кутузов испытывал сразу пять-шесть эмоций, ему — чрезвычайно много. Говорить стало трудно, будто кислорода убавилось.
Аня действительно знала Библию не хуже Кутузова. Он впервые встретил достойного соперника. Но соперник во всём повёл себя как соратник, а такого не могло быть.
До встречи с ней профессор втайне смотрел на верующих как на маргиналов, очевидно скорбных умом и/или развращённых бедностью. Аня в стереотипы не вписывалась. Она умна и богата. Очень красива. И с этим комплектом — верует в Бога! Помогает первому попавшемуся беглому атеисту, скептику, вдовцу и коллекционеру. Ну да, она индиго, но это ничего не объясняет, тем более Кутузову, который всё невидимое бранил нехорошими словами: мистика! метафизика! На лекциях он, конечно, правильно пользовался этим лексическим хозяйством, но за учебными стенами с наслаждением срывал с опасных понятий пошлый флёр научности, особенно перед женой и сыном. Профессионал словесности, преподаватель жанров и стилистики, он ухитрялся одного себя чувствовать прибором высшей точности.
— Род строптивый и развращенный, говоришь?.. Кстати, разврат! — опомнился Кутузов. — Интересно, что вкладывали в это слово переводчики сами, лично, не в смысле «лития истукана», — сами, как персоны, люди, отцы? Аня, ты целомудренна? «Целомудрие требует большого умения владеть собой; поэтому оно уважалось уже в ранний период нравственной истории
- Избранное - Гор Видал - Историческая проза / Публицистика / Русская классическая проза
- Красный чудотворец: Ленин в еврейской и христианской традициях - Михаил Вайскопф - Публицистика
- Книга интервью. 2001–2021 - Александр Маркович Эткинд - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Помоги родной земле! - Борис Рябинин - Публицистика
- Бездна. Повествование, основанное на документах. - Лев Гинзбург - Публицистика