же еще? Юлек, конечно!
Я г м и н. А, так он наконец дома? Нашелся!
С а б и н а. Да, только полчаса как пришел. Почти одновременно с Матильдой. (Другим тоном.) Ах нет, не надо сейчас ни о чем. После этой страшной ночи сразу стало так легко на душе, так спокойно! (С улыбкой.) Присядь на минутку.
Ягмин садится и смотрит на нее.
Я г м и н. Восемнадцать лет тому назад я спрашивал тебя…
С а б и н а. Нет, нет! Об этом еще нет. (В беспокойстве поднимает голову, смотрит наверх.) Виктор там… Зачем он пошел к нему?
Я г м и н. Боишься?
С а б и н а. Нет, отчего же? Но предпочла бы, чтобы мальчик был здесь, с нами. (Снова в страхе.) Он, конечно же, ничего не знает?
Я г м и н. От меня, во всяком случае, — нет.
С а б и н а. А ведь ты говорил с ним! Я знаю все это от Матильды. Скажи мне всю правду, Стефан! Что было между вами? Зачем он приходил к тебе?
Я г м и н. Ты знаешь, что он приходил — разве этого недостаточно?
С а б и н а. Не обманывай меня! Я хочу знать все. О чем вы говорили? Мне все надо знать подробно, чтобы… чтобы… (Обрывает, услышав стук захлопнувшейся двери и шаги в прихожей.)
Входит Л е м а н с к а я.
Л е м а н с к а я (кричит уже с порога). Что, Сабина, мальчик нашелся? Ах, извини!.. Я думала, что ты одна, Потому что Виктора я встретила на лестнице. (Недоверчиво поглядывает на Ягмина.) Это вы разыскали нашего Юлека?
С а б и н а. Нет, Целина, ты ошиблась.
Л е м а н с к а я. В таком случае извините. Но это, ей-богу, неслыханно, неслыханно, чтобы мальчишка в таком возрасте заставлял мать целую ночь ждать и терзаться! Вы не знаете, пан, нынешняя молодежь вся такова?
С а б и н а. Странные ты задаешь вопросы, Целина.
Л е м а н с к а я. Почему же странные? Ничего не было бы удивительного, если бы вся она была такая — при нашей хваленой демократии!
Я г м и н. Вы глупости говорите, пани!
Л е м а н с к а я. Глупости? Мой муж говорит, что нынче в моде какой-то исторический материализм: каждый ищет выгоды, только выгоды!
С а б и н а. Прости, Целина… у нас тут деловой разговор.
Л е м а н с к а я. Ну, разумеется, если так… я ухожу… Юлечек, верно, у себя наверху? Загляну к нему.
С а б и н а. Он, должно быть, уже спит…
Л е м а н с к а я. Ничего, я тихонько. А потом, когда он отоспится, вы мне дайте знать. Уж я из него вытяну, где он был всю ночь! Где и с кем! (Ягмину.) Ваше лицо мне знакомо… Вы не бываете в костеле бернардинов?
Я г м и н. Нет, не бываю.
Л е м а н с к а я. А мне показалось. Но где-то я вас видела! Ну, извини, Сабинка. До свидания! (Уходит.)
С а б и н а. Подумай только, Стефан, вот уже полтора года как мы пользуемся гостеприимством этих людей! А теперь… Теперь мне будет еще труднее. Не только здесь, а где бы то ни было… (После паузы.) Кто знает, может быть, даже труднее, чем тогда, восемнадцать лет назад…
Я г м и н. Мы должны теперь думать обо всем том, как о чужой, неведомо чьей жизни.
С а б и н а. А ты сумел бы? Я — нет.
Я г м и н. Так надо. Это позволит нам жить. Стиснуть зубы и жить. Работать, делать свое дело.
С а б и н а. Я завидую тебе. У тебя есть цель. А я ее не вижу.
Я г м и н. А мальчик! Ты должна теперь думать только о нем. Освободить его от остатков влияния, под которым он находился. Он тебя любит, очень любит.
С а б и н а. Я боюсь, что уже поздно. Виктор обрабатывал его столько лет… Он это умеет делать.
Я г м и н. И все-таки что-то в нем ты спасла, несмотря на все это. А теперь надо спасать его окончательно. Еще есть время, поверь мне, еще есть время…
С а б и н а (вдруг встает). Я пойду туда… Ты думаешь, ему что-то угрожает?
В прихожей стук входной двери, резкие шаги, оба поворачиваются к двери. Быстро входит О к у л и ч, направляясь в кабинет, но на полдороге останавливается как вкопанный, увидев Ягмина. Оба долго в упор смотрят друг на друга.
О к у л и ч. Пан… пан директор Ягмин?
Я г м и н. Вы меня знаете?
О к у л и ч. Вы достаточно видный человек в нашем городе… И хотя до сих пор я не имел чести…
Я г м и н. К чему эта светская любезность? Вам, конечно, известно, что было вчера вечером?
О к у л и ч. Не догадываюсь, что вы имеете в виду.
Я г м и н. Жаль. А мне казалось, что вы знаете. Правда, Юлек очень старался убедить меня…
О к у л и ч. Простите… Вы говорите о моем сыне?
Я г м и н. Он не ваш сын.
С а б и н а. Стефан! Ради бога!
Я г м и н (спокойно). Пожалуйста, Сабина, дай нам поговорить наедине!
О к у л и ч (указывая на дверь в кабинет). Выйди, Сабина!
С а б и н а, растерявшись, идет в кабинет. Оба провожают ее глазами.
О к у л и ч (не сразу). Значит… это были вы?
Я г м и н. Да, я.
О к у л и ч. Слишком поздно я это узнаю! Если бы наше знакомство состоялось тогда, восемнадцать лет назад… вы бы уже восемнадцать лет были на том свете.
Я г м и н. Меня хотели туда отправить не далее как вчера вечером. (Подойдя ближе и понизив голос.) Вам это, конечно, известно.
О к у л и ч (после минутного колебания). К сожалению, случилось что-то, в чем я еще пока не разобрался… (Подходит к открытому чемодану и запирает его.)
Я г м и н. Я легко мог бы объяснить вам эту загадку, но… вам, кажется, некогда, а нам нужно еще поговорить о других вещах…
О к у л и ч. Скажу вам откровенно, чего мне хочется: поскорее уйти из этого дома.
Я г м и н. Не беспокойтесь, я не займу здесь вашего места.
О к у л и ч. Это неважно. Да, я хотел бы уйти. В мои годы не так легко покидать свой дом, но что поделаешь… Я пришел только затем, чтоб проститься с семьей.
Я г м и н. И только?
О к у л и ч. Ну, я ведь не подозревал, что застану здесь вас! А теперь, поскольку мы, кажется, более или менее свели счеты…
Я г м и н. Нет! Счеты еще не сведены!
О к у л и ч. Как бы то ни было, но я воспитал вашего сына! Нравится это вам или нет, но могу вас заверить, что я вложил в него частицу самого себя. Стал он от этого лучше или хуже, не берусь судить. Во всяком случае, я дал ему больше, чем вы!
Я г м и н. Быть может. Но вы отняли у него гораздо больше, чем дали!
О к у л и ч. Это уже наше дело — мое и его. Повторяю: с вами мы квиты.
Я г м и н. К сожалению, наши личные счеты сыграли известную роль, но дело не только в них. У вас на совести несчастье этого мальчика и многих других, ему подобных, чей энтузиазм вы использовали для гнусных целей, для жалкой игры. Тех, кого вы погубили напрасно, и тех, кого еще сейчас ведете к гибели!
О к у л и ч. Это борьба, пан Ягмин. Борьба требует жертв!
Я г м и н. Да, это борьба. И я