— Каким еще девочкам? — спросил я.
— Да к тем самым, в красных, белых и синих шортиках, — ответил он. — К этим «волонтерам Маски» из Джексонвиллского профессионального колледжа, или как его там…
— Ты имеешь в виду официанток? Тех, в соломенных шляпках?
— Да, — сказал он. — Чирлидерш. Ну, они все перепугались до усрачки, когда твой друг начал лапать их. Как только он заходил в какой-то вагон, девушки мчались в другой конец, чтобы спрятаться за дверью. Но ему иногда удавалось поймать одну из них за руку или за ногу, и он начинал кричать что-то типа: «Теперь я поймал тебя, маленькая красотка! Иди сюда и посиди у папочки на лице!»
— Господи! — воскликнул я. — Почему они просто не высадили его из поезда?
— Как? Не остановишь же скорый посреди дороги из-за одного пьяного пассажира. А что если бы Маски приказал сделать аварийную остановку, а нас бы протаранил грузовой состав? Ни один из кандидатов в президенты не рискнет пойти на такое.
Я уже видел заголовки всех газет от Ки-Уэст до Сиэттла:
АГИТАЦИОННЫЙ ПОЕЗД МАСКИ ПОТЕРПЕЛ КРУШЕНИЕ, ПОГИБЛО 34 ЧЕЛОВЕКА КАНДИДАТ ОТ ДЕМОКРАТОВ ОБВИНЯЕТ «БЕЗУМНОГО ЖУРНАЛИСТА»
— Во всяком случае, — продолжил он, — мы опаздывали на тот большой митинг на вокзале в Майами, и ребята Маски решили, что будет лучше просто потерпеть безумного сукина сына, чем устраивать бурную сцену в поезде, полном скучающих репортеров. Господи, да поезд был до отказа набит телевизионщиками, и все они ныли, что Маски не делает ничего, что стоило бы пустить в эфир… — Он засмеялся. — Да, черт возьми, нас всех очень бы порадовала большая драка в поезде. Лично я подыхал со скуки. За всю поездку я не получил ни одной стоящей цитаты для заметки. — Он снова засмеялся. — На самом деле Маски заслужил этого парня. Это, конечно, был настоящий кошмар, но, по крайней мере, он не дал нам заскучать. Никто не уснул, как в пятницу. Черт, да от этого скота некуда было деться! Все, что оставалось, — это ехать дальше и надеяться, что к тебе он не прицепится.
Washington Star и Women's Wear Daily рассказали, по сути, одно и то же: какой-то дикарь сел на поезд в Уэст-Палм-Бич, воспользовавшись добытым мошенническим путем журналистским удостоверением, и устроил беспорядки в вагоне-гостиной — затеял «несколько драк», а потом «накинулся на сенатора», когда поезд прибыл в Майами и Маски вышел на платформу, чтобы произнести речь, которая, как предполагалось, должна была стать кульминацией его триумфальной агитационной поездки.
Именно в тот момент, по сообщениям прессы, как опубликованным в газетах, так и изложенным устно, мой предполагаемый друг, называющий себя Питером Шериданом, распоясался до такой степени, что сенатор Маски вынужден был «резко оборвать его».
Когда «Саншайн спешиал» прибыл в Майами, Шеридан соскочил с поезда, встал на путях у платформы, где выступал Маски, и провел там следующие полчаса, доставляя сенатору массу огорчений своими репликами, вместе с Джерри Рубином, который также появился на станции, чтобы спросить Маски, что заставило его изменить свое отношение к войне во Вьетнаме.
Рубин находился в Майами в течение нескольких недель и часто появлялся на местном телеканале, предупреждая, что «десять тысяч голых хиппи» будут среди тех, кто приедет на национальный съезд Демократической партии в Майами-Бич в июле. «Мы пройдем маршем к месту проведения съезда, — объявил он, — но никакого насилия не будет, по крайней мере, с нашей стороны».
Отвечая на вопросы, касающиеся его присутствия во Флориде, Рубин сказал, что «решил переехать сюда из-за климата» и что зарегистрировался здесь как избиратель-республиканец. Вопреки подозрениям людей Маски Шеридан даже не узнал Рубина, а я не видел его с момента Альтернативного инаугурационного бала, который состоялся как ответ на инаугурацию Никсона в 1969 году.
Когда в ту субботу Рубин появился на вокзале, чтобы извести Маски, сенатор от штата Мэн был, по-видимому, единственным человеком в толпе (кроме Шеридана), который не знал, кто он такой. Его первой реакцией на ругань Рубина было: «Заткнитесь, молодой человек — здесь говорю я».
— Вы ничем не отличаетесь от Никсона, — крикнул Рубин в ответ.
…И именно в этот момент, как свидетельствуют сообщения прессы и отчет из первых рук от Монте Читти из газеты Alligator Флоридского университета, Маски, похоже, потерял равновесие и cвалился с платформы.
Согласно Читти, случилось следующее: «Дебошир потянулся с путей и ухватился одной рукой за штаны Маски, размахивая зажатым в другой руке пустым стаканом из-под мартини, через ограждение вокруг платформы служебного вагона, крича: “Убери-ка свою лживую задницу обратно внутрь и сделай мне еще выпить, ты, бесполезный старый пердун!”»
«Это было действительно нечто, — рассказал мне Читти позже по телефону. — Хулиган продолжал тянуться и хватать Маски за ноги, требуя еще джина… Маски пытался не обращать на него внимания, но тот продолжал цепляться за сенатора, и дело дошло до того, что даже Рубин отступил».
«Дебоширом», конечно, был тот самый алкаш, который терроризировал поезд Маски на всем пути от Палм-Бич, и на нем по-прежнему висел пропуск для прессы, на котором значилось: «Хантер С. Томпсон — Rolling Stone».
Читти и я встретили его накануне ночью, приблизительно в 2:30, в вестибюле «Рамада Инн», где разместилась журналистская тусовка. Мы шли на улицу поискать магазин с сэндвичами, чувствуя себя слегка помятыми и очень голодными… И когда мы проходили мимо ресепшена, там стоял этот огромный монстр с дикими глазами и ревел на ночного портье: «Все это дерьмо цыплячье», и «Все эти педики вокруг подлизываются к Маски», и «Где, черт возьми, человек может хорошо провести время в этом городишке?»
Обычно подобные сцены не производят на меня впечатления, но в этой было что-то особенное — что-то безумное в том, как этот тип разговаривал. Что-то очень знакомое. Я прислушался и узнал интонации Нила Кэссиди: нечто спидово-алкогольно-кислотное — дикое сочетание угрозы, безумия, гениальности и обрывочной логики, которое обрушивается на сознание слушателя разрушительным хаосом.
Это явно не то, что вы ожидаете услышать в вестибюле «Рамада Инн» и тем более в Уэст-Палм-Бич, так что я понял, что нам ничего не остается, кроме как захватить этого типа с собой.
— Не возражаю пойти вместе с вами, — сказал он. — В такой час я готов прошвырнуться с кем угодно.
Пока мы пять или шесть кварталов шагали по теплым полуночным улицам к круглосуточной забегаловке под названием «Медный пенни», Кэссиди объяснил, что только что вышел из тюрьмы. Пятнадцать дней за бродяжничество, и, когда он откинулся сегодня около четырех, так получилось, что он подобрал газету и увидел, что Эд Маски в городе… И так как у него есть друг, который «работает на самом верху» на Большого Эда… ну, он решил, что будет неплохо подчалить к «Рамада Инн» и поздороваться.
Но он не смог найти своего друга. «Только куча педиков из CBS и New York Times, слоняющихся по бару, — сказал он. — Я хотел пообщаться с несколькими уродами из этой толпы, но они сразу исчезли — просто сбежали, как псы. Хотя чего еще ждать от таких людей? Это ж просто куча отстойных любителей лизать задницы, получающих деньги за то, что они зависают с политиками».
* * *
Ну вот… Мне бы хотелось изложить эту историю целиком, но снова подходит срок сдачи работы, и завязанные в этом люди начинают требовать побыстрее заканчивать и погрузиться в политический материал. Точно. Давайте не будем обманывать читателей. Мы обещали им политику, и мы, черт возьми, дадим им политику!
Но для отмазки мне бы хотелось по-быстрому объяснить или хотя бы просто отметить, что, несмотря на массу доказательств обратного, тот урод, с которым мы встретились в холле «Рамада Инн» и который на следующий день напугал до усрачки всех, кто ехал на поезде Маски, был на самом деле отличным человеком с редким чувством юмора, чего, к сожалению, по разным причинам не сумели оценить люди на «Саншайн спешиал».
Но почему он появился там с моим пропуском для прессы? Это длинная и запутанная история, но, как я припоминаю, она как-то связана с тем, что Шеридан убедил меня, будто он был одним из первых адептов Неоамериканской церкви[41], а также с тем, что он бесперебойно выдавал всевозможные любопытные и содержательные истории о своих приключениях в таких местах, как Милбрук, Хог Фарм[42], Ла-Хонда и бильярдная Майка в Сан-Франциско…
Но и этого было бы мало, если бы он не оказался также несомненным аристократом королевства фриков. Вот это не подлежало сомнению. Этот ублюдок был настоящим чертовым психом. От него словно било током, и это чрезвычайно тяжело — видеть собственными глазами человека, который явно отбросил всякую надежду когда-либо вести себя «нормально».