Читать интересную книгу 900 дней в тылу врага - Виктор Терещатов

Мы тоже открыли огонь. В это время с двух сторон вспыхнули ослепительные лучи прожекторов. Заработали вражеские пулеметы. Партизаны стали искать укрытия, но кругом была одна вода.

— Отходи! — крикнул я.

Отстреливаясь последними патронами, бойцы стали отступать. Было ясно, что враги специально закрыли переход через железную дорогу.

У моста мы потеряли многих боевых друзей: Константина Кузьмина, Владимира Волкова, Виктора Дудникова, помощника Яковлева Филина и других товарищей. В этом бою геройски погиб и Дмитрий Веренич, наш комиссар и лучший пулеметчик отряда, человек беспредельной храбрости и отваги.

— Пойдем влево. Туда, где выходили из тыла в первую ночь. Не может быть, чтобы немцы стояли по всей линии, — предложил Яковлев, когда сильно поредевшие наши отряды укрылись в лесу.

В час ночи партизаны вышли на старый след. Снова мы увидели телеграфные столбы.

— Линия, — сказал Ворыхалов.

Отряд залег. Я взял группу ребят и вместе с ними пошел проверить, нет ли засады. В двадцати метрах от столбов оставил бойцов, а сам, прижимаясь к земле, подполз к насыпи. На линии — ни души.

Я хотел уже было вернуться, как вдруг на путях выросли силуэты двух людей. Совсем рядом раздался голос. Люди на путях откликнулись. Значит, нас ждут.

Немцы сдержанно разговаривают. Мне удается уловить только два слова: «партизан» и «капут». Вдали вспыхнула ракета, осветив у телеграфного столба трех человек в касках и с пулеметом. Разговор прекратился, послышались приближающиеся шаги. Долговязый фашист, шлепая сапожищами по воде, прошел в трех метрах от моей головы.

Опять неудача! Нам абсолютно не везет. Снова вернулись в лес, чтобы там провести день.

В лесу жевали почки деревьев, пили из луж воду, крутили из прошлогодних листьев цигарки. Дым притуплял голод. Едва стемнело, отряд цепочкой потянулся из леса. В неглубоком овраге случайно наткнулись на двух спящих парней. Они пытались бежать, но были задержаны. Документов у них никаких не было. Один из них доказывал, что они с Чирой — такая кличка была у его товарища — партизаны и оба родом из Лихославля. Ребят пришлось взять с собой.

На этот раз берем круто вправо и снова выходим к железной дороге. Но не успели мы подойти к телеграфным столбам, как из темноты раздался гортанный окрик:

— Хальт! Хэнде хох!

Ночную тишину потрясли взрывы гранат. Опять вспыхнули лучи прожекторов, и вновь началась смертельная схватка. Под шквальным огнем неприятеля приходится отступать. Здесь мы теряем отважного командира Федора Яковлева, гибнут от фашистских пуль Федор Попков, Павел Турочкин и другие бойцы. Не вернулся из этого боя и Чира из Лихославля.

Мы — в ловушке. Немцы накрепко перекрыли нам все пути отхода. Остается последняя и решающая попытка прорваться к частям Советской Армии.

13. Тяжелые испытания

Ночью в третий раз с трудом переправляемся через знакомую Пузну. Приближается рассвет, и нам нужно как можно дальше уйти от места переправы. Ориентируясь по компасу, идем без отдыха по густым, болотистым зарослям на юго-восток. Утром натыкаемся на свежую вырубку, устраиваемся под пушистыми ветками елок и засыпаем беспокойным сном.

Часов в девять меня поднял Толя Нефедов.

— Немцы ходят, — сообщил он.

Я осторожно раздвинул ветки. Небольшая группа вражеских солдат пилила деревья. Немцы-лесорубы не представляли для нас большой угрозы, но и мы для них не были опасны. Редко у кого осталось два-три патрона, у большинства сберегался лишь последний заряд… для себя.

В полдень немецкие солдаты разожгли костры. Запахло чем-то вкусным. Немцы варили обед. Люди почувствовали острый голод. Закружилась голова — организм требовал пищи.

Вид у всех был страшный: осунувшиеся посиневшие лица, воспаленные глаза. Толя Нефедов не выдержал:

— Сейчас бы кусман черного хлеба, — мечтательно сказал он.

— Да с солью, — поддержал Ворыхалов.

Моментально всем представилась большая краюха ароматного хлеба, густо посыпанная солью, и сразу же появилась неудержимая слабость.

После этого случая всякие разговоры о еде были запрещены.

День клонился к вечеру. Окрасив розоватым цветом верхушки деревьев, выплыло из-за туч солнце. Высоко над головой послышался звук самолета.

— Наш, — улыбнулся Анатолий.

Немецкие солдаты, окончив работу, ушли. Мы с трудом поднялись и медленно потянулись в болотистый ельник. Когда отряд миновал заболоченный участок леса, перед нами раскинулась просторная равнина с извилистой речушкой и пологими, поросшими камышом берегами. Вскоре мы увидели в камышах людей, которых сначала приняли за партизан. Бросились было туда, но вовремя различили зеленые мундиры. Немцы строили через речушку мост. Косясь глазом на солдат, мы скрылись в камышах. На противоположном берегу реки заманчиво маячил вдали и манил своим мирным видом одинокий домик.

«Может быть, там нет гитлеровцев», — подумали мы и представили, как встретит нас гостеприимный хозяин, возьмет в руки большую буханку свежего хлеба и начнет отрезать толстые ломти. А на столе в огромной солонке соль. Макай — не хочу.

Мы долго наблюдали за домом. Из него никто не выходил.

— Пошли! — сказал я.

Едва достигли воды, как возле нас фонтанами взвилась влажная земля. Зацокали, засвистели пули. Возвращаться назад было поздно. На наше счастье чья-то добрая рука положила через речку бревно. Мы быстро проскочили по нему. Надежда на помощь несла нас, как на крыльях.

Когда приблизились к дому, увидели немецкого солдата. Прижавшись к углу, он с колена бил по нас из карабина. Мы свернули к лесу.

Вскоре наступила ночь. Которая это была ночь наших скитаний, никто не мог сказать — сбились со счета. Я шел с пустым автоматом. В пистолете осталось три патрона. Последнюю гранату-лимонку я случайно уронил в воду во время переправы через Пузну.

Утром отряд приблизился к лесной просеке. Пока бойцы отдыхали, я пошел проверить, нет ли на просеке немцев. Придерживая по привычке автомат на изготовке, вышел на просеку. Посмотрел по сторонам — никого. Хотел идти дальше, но здесь же оторопел. Метрах в пяти-шести у толстого дерева стоял гитлеровец с направленной на меня винтовкой. Мне удалось разглядеть испуганное лицо солдата и трясущийся ствол в его руках. Немец целился мне в голову. Моя рука инстинктивно потянулась к пистолету.

В это роковое мгновение в голове промелькнула вся моя короткая жизнь. Последнее, о чем я подумал, — дойдут ли ребята до своих.

Грянул выстрел. Просвистела у виска пуля. Я метнулся в сторону, и развесистые ели укрыли меня от глаз фашиста.

Ребята были уже на ногах. Отряд быстро стал уходить в сторону. Сзади неслись крики и выстрелы.

Мы так увлеклись, что неожиданно натолкнулись на небольшую группу немцев. К нашему счастью, в руках у них оказались лишь топоры да пилы. Солдаты строили блиндажи.

Немцы опешили. Они выпустили из рук инструмент и, раскрыв рты, с удивлением уставились на нас — оборванных, босых, обросших, страшных. Почти вплотную прошли мы мимо блиндажей и молча скрылись в болоте.

Немцы, видимо, так растерялись, что не осмелились поднять тревогу.

Мы уходили по завалам. Двигаться было невыносимо тяжело.

— Не видать нам своих. Хана всем, — с апатией заявил приятель Чиры.

— Не хнычь, — сердито оборвал его Толя Нефедов.

Сам он еле плетется.

— Устал? — спрашиваю.

— Устал, да что ж поделаешь, — пытается улыбнуться посиневшими губами Анатолий.

Идем по краю ельника, придерживаясь едва заметной тропы, протоптанной кем-то по пушистому, зеленому мху. Справа от нас просторная, залитая солнцем поляна. Невольно делаю к ней несколько шагов, но в голове стучит беспокойная мысль: «Не ходи, нельзя». «Солнце светит всем, но греет не каждого», — почему-то вспоминается изречение, вычитанное когда-то из книг.

Засмотревшись на поляну, потерял тропу. Начались поиски, но тропу так никто и не нашел. Неожиданно раздался непонятный крик, блеснули огоньки выстрелов. Упал с пробитой грудью боец Иванов. Послышался чей-то стон. Немцы били в упор. Лес сразу наполнился пороховым дымом. Люди на мгновение растерялись.

— Сюда! — крикнул я, увлекая ребят в сторону болотистого кустарника.

Удаляясь от засады, увидели на земле несколько обнаженных изуродованных трупов. «Вот что делают фашистские варвары!» — с гневом подумали мы.

Стрельба не смолкала. Слышались голоса гитлеровцев.

Я понял: кустарник разбит на специальные квадраты, которые усиленно охраняются. Враги, безусловно, слышали, как мы плескались в воде и трещали сучьями. Положение сказалось критическим. Между тем стемнело. Пришлось остановиться. Немцы методически простреливали наш квадрат разрывными пулями. Это была, пожалуй, одна из самых ужасных ночей в моей жизни. Гибель казалась неминуемой.