На берегу меня ожидала волнующая новость. Оказывается, меня отзывали в Англию для учебы на командирских курсах. Такой же приказ получил Тони Спендер, с которым мы когда-то вместе проходили первичную подготовку. Мы должны были отправиться домой на крейсере, отход которого ожидался через несколько дней. Произведя несложные подсчеты, мы поняли, что в Англии у нас будет не больше двух свободных дней до начала учебы. У Спендера появилась блестящая идея. В течение последних месяцев он был старшим помощником на субмарине «Р-219», выполнявшей некоторые особые поручения американцев. В октябре они доставили в Алжир генерала Марка Кларка, прибывшего на тайную встречу с представителями Жирода, а через несколько дней благополучно вернули обратно. Затем они приняли на борт самого генерала Жирода, бежавшего из Франции, и высадили на гидроплан, который позже доставил генерала в Гибралтар к Эйзенхауэру. Через своих новых американских друзей Спендер связался с пилотом «летающей крепости», которая вылетала в Англию через три дня, и договорился, что нас возьмут на борт пассажирами. Наши командиры были в ужасе. В те дни воздушный транспорт считался слишком опасным для перевозки пассажиров: за последнее время очень много высокопоставленных военных погибли именно во время воздушных перелетов. А разве не сказал недавно Черчилль, что один командир подводной лодки стоит миллиона фунтов стерлингов? Барни Фоукс, который был слишком занят, чтобы спорить, заявил, что предпочитает ничего не знать о наших планах. Мы быстро собрали вещи, и я распрощался с «Сарацином», его капитаном и командой.
Через несколько месяцев «Сарацин» забросали глубинными бомбами в районе Сицилии. Лодка получила серьезные повреждения и была вынуждена всплыть. Экипаж покинул корабль и сдался. Ламби до последней минуты оставался в посту управления и сам затопил лодку. На мостик он успел выбраться в самый последний момент.
На следующий день Спендер и я явились на американский аэродром в районе Алжира. Недавно прошли дожди, и все поле, кроме взлетных полос, представляло собой сплошное болото. В нескольких местах это болото пересекали узкие автомобильные дорожки, по которым мы пробирались с немалым трудом, разыскивая американских друзей. Мы обнаружили их в самом дальнем углу поля, уныло сидящих возле шасси гигантского самолета. Оказывается, отказал один из двигателей левого борта, механик возился с ним уже два часа и был настроен весьма пессимистично. Да и прогноз погоды, полученный из Гибралтара, не внушал оптимизма. Ожидалась низкая облачность и плохая видимость. Но даже если двигатель отремонтируют, в чем у летчиков были большие сомнения, нам следовало ждать важного пассажира, время прибытия которого было неизвестно. Снова начался дождь, и остаток дня мы провели, бесцельно слоняясь по грязи. К вечеру погода не улучшилась, об ожидаемой VIP-персоне ничего не было слышно, двигатель не отремонтировали. Пришлось нам собирать пожитки, возвращаться в Алжир и заняться поисками ночлега. Мы решили не возвращаться на «Мейдстоун», где над нами все будут смеяться, да и начальство может передумать и не разрешит лететь. Мы договорились о ночлеге на одном из торговых судов и неплохо провели вечер в баре. Позже выяснилось, что инстинкт нас не подвел. На «Мейдстоун» поступило сообщение о том, что в Гибралтар мы не прибыли; оно вызвало настоящую панику. Никто не знал, что случилось: самолет разбился по дороге или не вылетел. К счастью, мы об этом не знали.
Мы рано позавтракали и долго ждали машину, которая должна была отвезти нас на аэродром. Небо было плотно затянуто облаками, до которых, казалось, можно дотянуться рукой. Когда часом позже мы добрались до аэропорта, то смирились с мыслью о неизбежном возвращении на «Мейдстоун». К нашему удивлению, когда мы подъехали к «летающей крепости», все ее двигатели ровно гудели. Более того, прогноз погоды из Гибралтара оказался благоприятным, а VIP-пассажир позвонил и сообщил, что прибудет к самолету в течение часа. Через полчаса подъехала машина, из которой вышли капитан (я забыл его имя) и генерал Браунинг, который позже командовал военно-воздушными силами в Арнгеме, а сейчас прибыл с тунисского фронта. Мы сели в самолет, пилот медленно вырулил в начало взлетной полосы, рев моторов стал сильнее, самолет набрал скорость и оторвался от земли.
Генерал и капитан расположились в хвосте самолета, а Спендер и я сидели в кабине пилотов, с которыми уже познакомились и нашли общий язык. Сначала мы летели вдоль африканского побережья, затем круто повернули на юг и оказались над голубыми водами Средиземноморья.
Через несколько часов штурман объявил, что мы близки к цели, и принялся высматривать наземные ориентиры.
– Приехали, – сказал он и указал на появившийся в туманной дымке скалистый полуостров.
Пилот начал снижаться. Спендер и я смотрели на открывшуюся перед нами картину во все глаза, затем в полном недоумении взглянули друг на друга. Скала, к которой мы летели, имела необычную форму, совсем не ту, к которой мы привыкли, и она выдавалась на юг, а не на север. Некоторое время беспокойство боролось с хорошим воспитанием, и мы молчали. Но вскоре мы заметили вдали еще одну горную вершину и узнали знакомые контуры. Ошибки не было. Уверившись в своей правоте, мы показали штурману настоящий Гибралтар. Он нимало не смутился.
– Думаю, вы правы, – сразу согласился он, – бери на 35 градусов правее, капитан.
Так мы спасли себя и генерала Браунинга от посадки в Сеуте и интернирования в испанском Марокко до конца войны.
Посадка в Гибралтаре на «летающей крепости» – занятие не для слабонервных. Посадочная полоса тянется с востока на запад через узкий перешеек, соединяющий Гибралтар и Ла-Линеа. Во время войны ее продлили с одной стороны, соорудив насыпь в море, чтобы здесь могли взлетать и садиться «крепости». Но все равно гигантские машины должны были коснуться земли в нескольких ярдах от начала посадочной полосы, чтобы не свалиться в море с другой стороны. Мы пролетели над аэродромом, чтобы определить направление ветра, затем сделали круг над городом и зашли на посадку. Тень «крепости» гигантской рыбой скользила по голубой воде, где мы так часто купались. Восточная оконечность посадочной полосы приближалась, по нашему мнению, слишком быстро, в какой-то момент нам показалось, что мы сейчас погибнем. Но пилот оказался мастером своего дела, и через несколько минут мы уже подставляли свои улыбающиеся лица теплому солнышку.
Условившись вернуться в аэропорт на следующее утро в семь часов, мы отправились в штаб доложить о своем прибытии. Здесь на нас в полную силу обрушились волны начальственного гнева. Причем излил его на нас сам адмирал Каннингхем. Нам было запрещено лететь дальше и приказано дожидаться «Сциллу», которая прибудет в Гибралтар через два дня. Именно на этом корабле мы должны были плыть с самого начала. Так что «крепость» приземлилась на следующий день в Англии без нас.
Но мы все-таки опередили намеченный график, да еще получили неожиданную возможность развлечься по пути. «Сцилла» должна была выйти в Атлантику и направиться к устью реки Клайд вдоль северного побережья Ирландии на экономичной скорости. Но мы шли от Гибралтара только сутки, когда с «Сандерленда» заметили немца, идущего в Бискайский залив. На «Сциллу» поступил приказ из адмиралтейства перехватить судно. Мы взяли курс на северо-восток и, несмотря на плохую погоду, значительно увеличили скорость. На второй день в сумерках мы обнаружили вражеское торговое судно. Часом позже оно сумело бы уйти, растворившись в ночи. Двух снарядов хватило для того, чтобы судно остановилось и спустило шлюпки. Было решено потопить его торпедами. Два подводника-пассажира удивились и позабавились, когда первая из выпущенных по неподвижной мишени торпед прошла мимо. Вторая попала в цель и проделала пробоину в центральной части корпуса, после чего вражеское судно затонуло.
Отклонившись от установленного маршрута, «Сцилла» прибыла в Гринок на двое суток раньше графика. Спендер и я успели на ночной поезд в Лондон, намереваясь как следует использовать четырехсуточный отпуск. Хмурым воскресным вечером в середине января я прибыл в Портсмут и паромом добрался до «Дельфина». Здесь я снова встретился со Спендером и другими старыми друзьями – Майком Уиллоби, Фредди Шервудом, Филом Меем и Джимми Лондерсом. Мы все должны были научиться командовать субмаринами, но Майк был направлен на эти курсы всего через восемнадцать месяцев после начала службы на подводных лодках. Уникальный случай.
Глава 8
КОМАНДИРСКИЕ КУРСЫ
Курсы, на которых мы учились, когда-то назывались Перископной школой, а какой-то шутник переименовал их в Школу оболтусов[13]. Теперь она официально именовалась ККК – квалификационные курсы командиров, но все мы по традиции оставались «оболтусами».