ЕЛЕНА (бросая сумочку па диван): Здравствуйте, папа…
ШИРОКОВ: Да, да… Здравствуй (уходит на веранду)
ЕЛЕНА (обнимая мужа): Ну, как ты? Лучше?… От тебя водкой пахнет!… Зачем это, Алеша?
АЛЕША (отстраняясь): Лена…
ЕЛЕНА: Что?
АЛЕША: Как… с кем ты приехала?
ЕЛЕНА: То есть, как это — с кем? (смеясь). С поездом в обнимку…
АЛЕША: Ах, как остроумно!
ЕЛЕНА: Да, в чем дело, наконец? Опять ты за старое…
АЛЕША: Почему ты с Борей на машине не приехала?
ЕЛЕНА: (подходя к зеркалу и поправляя волосы): Ах, вот ты о чем! Да, видишь ли, я решила навестить Четвериковых. Неудобно, знаешь, — Ляля больна, а мы по-свински не звоним, не справляемся…
АЛЕША (тихо): Да ведь ты все лжешь.
ЕЛЕНА (возмущенно бросая гребенку): Алексей! Знаешь, мне это надоело, наконец. Когда это кончится? Вечные подозрения, упреки. Ведь это же ад, а не жизнь. С тех пор…
АЛЕША (перебивая): Как я стал калекой. Дальше.
(в кухне взрыв хохота, голос Бориса: «Вера, да разве это так делается! Дай сюда!»)
ЕЛЕНА: Зачем, Алеша?… Зачем ты все время бессердечно, жестоко играешь на своем несчастьи?
АЛЕША: Комплекс урода, наверно…
ЕЛЕНА: Зачем ты всех нас держишь в постоянной, тревожной настороженности: «Ах, что Алеша! Ах, как Алеша!» Почему у тебя нет той мужественной чуткости, которая…
АЛЕША (с досадой): Оставь!
ЕЛЕНА: Ну, фронт… Ты не один…
АЛЕША (громче): Оставь!
ЕЛЕНА (горячясь): Наконец, твоя болезнь не дает тебе права мучить нас всех.
АЛЕША (кричит): Оставь, говорю!! (пауза). Право, право… Вот мое право! (поднимает костыль).
Пауза.
АЛЕША (спокойно): Лена… когда-то, до штурма Берлина, и даже еще несколько лет спустя, мы были с тобой очень счастливы. Несмотря на войну, на краткие мои наезды домой…
ЕЛЕНА: Да мы и теперь счастливы…
АЛЕША: Ах, какое это счастье! Это уж суррогат, Лена. Кроме того, твои частые отлучки из дому, эти поздние…
ЕЛЕНА: Неужели ты такой свинья, что подозреваешь…
АЛЕША: Не подозреваю, а почти убежден.
ЕЛЕНА: Алексей! Опять!
АЛЕША: Что — опять? Что опять? (суетливо встает на костылях. В кухне снова взрыв смеха). Я сейчас тебе докажу. Я докажу (срывает трубку телефона). Город, пожалуйста. Спасибо (нервно набирает номер). Галина Григорьевна?… Здравствуйте… Узнали по голосу?… Спасибо, немного лучше. А как Ляля?… Да, жена-то рассказывала, но… (ищет слов и не находит, нелепо, растерянно). Я сам хотел справиться. Рад за нее… Да, да, дома… Давно уже… (что-то долго слушает). Спасибо, всего доброго (кладет трубку).
ЕЛЕНА: Что — доказал?… Стыдно, Алеша.
АЛЕША: На этот раз ты выиграла.
ЕЛЕНА (отворачивается, в глазах слезы): Вот видишь.
АЛЕША (тихо): Лена… Леночка… (и вскрикивает). Леночка! (Она бросается к нему, садится на пол, обнимает его колени; он стискивает ее голову, прижимается лицом). Лена… я чувствую… я чувствую, что я тебя теряю… Ведь у меня ничего не осталось, кроме тебя… Я теряю тебя… Мне так невыносимо тяжело…
ЕЛЕНА: Алешенька, полно, полно… Откуда ты взял?… Да нет же! (подымается) Да ну же!… Вот и наши!
(Из кухни шумно входит Александра Сергеевна, Наташа, Борис, Вера. Наташа несет на теннисной ракетке бутылку)
АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Наташа, уронишь, уронишь!
НАТАША: Леночка приехала! Ура!
БОРИС (Елене): А я за тобой заезжал… Где отец? Вера, позови!
ВЕРА (кричит в сад): Федор Федорович, к столу-у!
АЛЕША (пальцем манит брата): Борька, дай мне водки…
БОРИС (шутливо): Пошел ты к чорту, Алексей Федорович! Рожна горячего хочешь? Слушай, пока тут сборы да переборы, сгоняем одну? (берет шахматы, высыпает фигуры на диван). Как, Алехин?
АЛЕША: Не успеем.
НАТАША: Ээ-э… братья-разбойники! Прекратить!
БОРИС (расставляя фигуры): Валяй, Алехин, не слушай ее. Бабы — они дуры.
АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Наташа, соль!…
НАТАША: Есть соль! (козыряет и убегает).
(С веранды входят Широков и Кузьмич. Широков высоко подымает за хвост крошечную рыбку).
ШИРОКОВ: Аполлон Кузьмич акулу поймал… Э, да тут сражение! Алексей, приказываю: разбить фашистские войска!
КУЗЬМИЧ: Акулы, дорогой Федор Федорович, в наших краях, доложу я вам, не водятся. Не тот простор в стране сией. Акулы — на Уолл-стрите (отходит и наблюдает за шахматистами).
ЕЛЕНА (только теперь заметив фотографии): Ой, какая прелесть! Кто это сделал?
ШИРОКОВ: Я, Леночка, я. Твоя и мамина еще не готовы.
ЕЛЕНА (целует портрет мужа, шутливо): Здравствуй, Алехин! (Алеша искоса наблюдает за ней).
БОРИС: Ходи же! (Алеша делает скверный ход).
КУЗЬМИЧ: Алексей Федорович! Голубчик, да вы этак королеву теряете!
АЛЕША (смешивает фигуры): Не хочу… Сдался.
ШИРОКОВ: Зря, Алексей, никогда не надо сдаваться.
АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Да садитесь же, наконец!
(Все шумно садятся за стол)
ШИРОКОВ: Ну, огоньки… Первую-то за маму, что ли?
ВСЕ: За маму, за маму!
АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: А Верочка где? Вера, Вера!
ВЕРА (входит): Здесь, я умывалась.
ШИРОКОВ: Верочку нашу — на самое почетное место. Садитесь сюда, Вера, рядом со мной.
ВЕРА: Да, мне здесь неудобно будет.
ШИРОКОВ: Садитесь, садитесь.
ВСЕ: За маму! (выпивают).
КУЗЬМИЧ: Поразительно, как запах коньяка напоминает запах раздавленного клопа…
ЕЛЕНА: Аполлон Кузьмич!
БОРИС: Жарьте, Кузьмич, в том же духе!
КУЗЬМИЧ: Могу. Вспомнил прелюбопытнейшую историю. Жена решила отучить своего благоверного от чрезмерного употребления алкоголя. Ну-с, надавила мух, настояла на них водку и предложила муженьку перед обедом. Тот выпил, крякнул, и довольно восторженно сказал: «Хо, Муховка! Налей еще!».
(Общий смех).
ШИРОКОВ: Слушайте теперь, огоньки, что я вам скажу. Семья наша, — семья редкая. Все вы у нас с матерью — один к одному. А все мы одно целое, на смерть спаянное любовью, дружбой, кровью. Смотрите же: так и живите, как мы всегда жили. И только так! Ну, а теперь — за нашу семью… Стоп. Сначала — гимн! Наташ!
НАТАША: Гимн семьи Широковых. Слова Алексея Широкова. Музыка украдена Натальей Широковой у Мотьки Блантера. (Запевает, все хором повторяют последние две строчки каждой строфы).
В стране родной мы — островок,Где есть тепло и свет.Зажжен в ночи наш огонекНа много, много лет.
Сестра иль брат, отец иль сын!Крепись, коль грянет гром —Стеною встанем, как один,За наш родимый дом.
И если вдруг — кто может знать? —Придет тяжелый час…Всегда успеем руку датьСлабейшему из нас.
В стране родной мы — островок,Где есть тепло и свет.Зажжен в ночи наш огонекНа много, много лет.
ВСЕ: Ура! За нашу семью! (выпивают. Александра Сергеевна украдкой смахивает слезу. Телефонный звонок. Елена берет трубку).
ЕЛЕНА (торжественно): Генерал-майор Широкова!
ШИРОКОВ (встает и подходя к телефону): Да, слушаю… Кто, кто? Евгений Осипович! (обрадованно) О-о! Какими судьбами? Ну, чудно! Слушайте, где вы находитесь?… Да ведь это три версты от нас… Вы на машине? Так летите сейчас же ко мне. Сегодня вся моя семья в сборе, познакомлю. По Можайскому шоссе до дачного места Переделкино, улица Серафимовича, дом 6. Да спросите, в крайнем случае. Здесь любой вам покажет мою дачу… Ждем! (Кладет трубку).
НАТАША: Кто это, папа?
ШИРОКОВ: Да видите ли, это некто Климов. Когда я был в Америке… да ведь я вам, кажется рассказывал. Климов Евгений Осипович, один из переводчиков при нашем посольстве в Вашингтоне. Милейший молодой человек. Мне он на первых порах во многом помог. Вы что это, Вера?
ВЕРА: Борис Федорович смешит…
БОРИС: Елена весь пирог умяла! (Елене) Оставь нам!
ЕЛЕНА: Да на… У-у, жадина!
КУЗЬМИЧ: Федор Федорович, какой алкогольный напиток американцы преимущественно пьют? Виски или джин?
БОРИС: Теперь, надо думать, — водку. После нашей встречи на Эльбе американцы, Аполлон Кузьмич, пьют только водку.
КУЗЬМИЧ: Я полагаю, это — разумно.
ЕЛЕНА: Папа, а сколько лет этому самому Климову?