раз Ягеллоны, сначала враждовавшие с Габсбургами из-за Венгрии и Пруссии, объединились благодаря двум бракам Сигизмунда II Августа с сестрами Елизаветой и Екатериной Габсбург, которые были бездетными и не позволили создать прочный государственный союз.)
Поскольку быть одновременно в Стокгольме и в Варшаве, куда он перенес столицу из Кракова, католическая вера ему не помогла, пришлось выбирать, в Швеции он оставил своим наместником дядю – принца Карла, младшего брата Юхана и Эрика. Принц Карл воспитан был в лютеранской традиции соучеником Агриколы по Виттенбергу Мартти Тейтти. В 1597-м между сторонниками дяди и племянника разгорелась гражданская война, которая закончилась двумя сериями казней: так называемой Абоской резней 1599 года, когда в Турку-Або были казнены шведские аристократы, которые защищали от войск Карла замок Кастельхольм (в том числе были обезглавлены и двое молодых людей из могущественного рода Флемингов), и «кровавой баней в Линчёпинге», где Карл окончательно решил вопрос со сторонниками Сигизмунда в шведском парламенте.
Главным свидетелем всех этих исторических событий является замок в Турку, стоящий на краю города рядом с пассажирским портом в устье реки Ауры. Как некогда плыли и швартовались здесь корабли шведов и новгородцев, так теперь мимо верхних этажей входной башни проходят иллюминаторы огромных паромов, следующих на Аландские острова и дальше в Швецию. Замок в XVII, XVIII, XIX и XX веках сильно горел, и в нем нетронутыми остались собственно стены и внутренние пространства. Вспоминаются в связи с этим мечты Дмитрия Сергеевича Лихачева о том, как новейшая наука найдет способ получать информацию буквально из стен исторических памятников. Об этом ученый мечтал, стремясь оградить наши петербургские дома и дворцы от начинавшейся тогда «реконструкции» путем полного сноса и «воссоздания в исторических формах». Надо полагать, стены Туркуского замка толщиной метров пять, сложенные из валунов, накопили человеческой информации не на один век прослушивания.
Стоит попасть в тесные средневековые дворы-колодцы, как чувство опасности и отчаянная готовность к обороне до конца забирают вас так сильно, что о современном городе за стенами надолго забываешь. Замок в плане прямоугольный и похож на капитальный древний барак, хотя внутри располагаются довольно изящные готические залы, сохранившиеся от времен правления Стена Стуре. Здесь же в добротной кордегардии с камином видим мы и единственную в Финляндии светскую фреску, написанную, вероятно, в эпоху Густава Васы. Это изображение в рост кавалера и дамы, а также ландскнехта-наемника, героя Нового времени, над которыми вьется орнамент из церковной виноградной лозы, концептуально превращенной местными художниками в северную клюкву. Третий и четвертый этажи, отстроенные при Юхане, разочаруют тех, кто ждет увидеть здесь реликвии его правления: все пожрали огонь, время и династические войны. На четвертом этаже в гигантских и пустых парадных залах висит пара изысканных гобеленов да изображения польских королей – парсуны, из которых вырос и портрет московских государей, и портрет украинских гетманов. Прогуляться под тяжелыми взглядами этих персонажей достаточно, чтобы ощутить мрак жизни, не облагороженной искусством. (Портреты Сигизмунда III и его сына царевича Владислава писали в мастерской Питера Пауля Рубенса, и выглядят они совсем не дико, а как богатейшие старосветские, то есть европейские, помещики.) Трехэтажные корпуса второго – заднего – двора, огромного ренессансного плаца, размеры которого позволяют представить себе порядки гвардии Густава Васы, превращены были в жилые комнаты, где проживали уже не великие герцоги Финляндские, а генерал-губернаторы, назначенные королями, как Пер Брахе-младший. И в них – множество интереснейших экспонатов. Тут, на втором этаже, в зависимости от того, как пойдешь – справа налево или наоборот, – почувствуешь, что есть в жизни какой-никакой прогресс; или же, напротив, впадешь в меланхолию: начнешь с тюрьмы короля Эрика, маленькой комнатушки с каменной лежанкой неудобной формы, такой, что полтела свешивается, а голова почти что в печке оказывается, а потом приходишь в элегантные цивилизованные комнаты в стиле беззаботного рококо или церемонного густавианского классицизма. На третьем этаже сохранилась огромная барочная кухня (в замке их несколько, как и церквей: есть церковь Стена Стуре, монашеская готическая молельня и новая барочная церковь на четвертом этаже), рядом находится жилище Пера Брахе – малогабаритная мечта Петра I – с голландскими или немецкими резными дубовыми шкафами и стульями.
Целый мир финской жизни от Ренессанса до модерна и ар-деко открывается на гигантском чердаке под стропилами Туркуского замка. Там собрано все, что сохранилось и в Турку, и в соседних городках и поместьях, от бриллиантовых диадем в родных бархатных футлярах, которые могли сиять хоть на балу Александра II, до бюргерской обуви, детских матросок и грандиозных кукольных домов. Словно бы шли мы по всем этим крутым лестницам, через подпол под названием tyrmä, полупустые залы, где в сумраке блещут монеты и тяжелые нательные да наперсные кресты, по церквям да кухням, и вдруг на высоте, почти уже под небом, обрели месторождение исторической памяти.
Союз Швеции и Польши со многими тысячами жертв развалился в борьбе за власть. Предлогом и оправданием этой борьбы стала религиозная рознь. Многие великие исторические события, как русское Смутное время или Тридцатилетняя война, были напрямую связаны с династической и религиозной борьбой потомков Густава Васы. Швеция при Карле снова и теперь уже на века стала лютеранской, а Сигизмунд продолжал воевать с протестантами и православными, с последними, впрочем, более успешно. В 1607 году только что коронованный король шведский Карл IX решил убить двух зайцев: вмешаться в русскую смуту против поляков. В 1608-м он предложил царю Василию Шуйскому экспедиционный корпус в 5 тысяч пеших и конных воинов под командованием 27-летнего графа Якоба Делагарди в обмен на деньги и территории (отвоеванную при Федоре Иоанновиче крепость Корелу с Приладожьем). По секретному договору, который посланцы Москвы и Стокгольма заключили в феврале 1609 года в Выборге, Москва обязывалась платить коннице по 50 000 рублей в месяц, пехоте – по 36, офицерам – на всех ежемесячно 5000, двум их командирам по 4000 и главнокомандующему – 5000[23].
Корпус Делагарди вместе с войском Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, 23-летнего, но опытного полководца, известного жестоким подавлением восстания Ивана Болотникова, мало-помалу теснили поляков и в марте 1610 года сняли блокаду Москвы, но летом в решающей битве под Клушино наемники Делагарди дезертировали, и Станислав Жолкевский разбил русских под началом Дмитрия Шуйского, брата царя. (Скопина-Шуйского к этому моменту успела отравить дочь Малюты Скуратова и жена Дмитрия Шуйского.) Делагарди получил от Жолкевского разрешение пройти от Москвы обратно на север. Взбунтовался его корпус потому, что Шуйские задерживали выплаты жалованья, а кроме того, в этот момент Делагарди направлял в Швецию обоз с уже полученным траншем в виде мехов и золота, и его