Через несколько минут Бонапарт завел мотор, и Саша медленно направил наши лодки вдоль обрыва. Одинокая скала еще долго виднелась на горизонте символом стойкости человеческого духа.
Быстрина. Глава 11
Прошло еще три дня; во вторник 7 июля мы достигли устья Мангазейки, к которой так стремились после Ташепы. За неделю пути от Пятистенного пройдено около ста семидесяти километров. Следующий этап — устье Ангарки, до которого остается немногим более ста километров.
Мангазейка впадает в Анюй широким спокойным потоком. Справа и слева от устья поднимаются пологие, густо заросшие лесом холмы высотой до ста — ста пятидесяти метров. Против устья целая серия живописнейших островов; за ними часто слышится звонкое гоготанье гусиных стай.
Несколько выше Мангазейки, в узком проливе между островами, мы встретились с приключением, едва не принесшим мне тяжелое увечье.
Дно протоки, в которую мы заплыли, оказалось очень неровным. Глубокие спокойные участки чередовались о короткими галечными мелями, где шумела и искрилась прозрачная, как хрусталь, вода.
Некоторые из таких каменистых порогов лодки проскакивают относительно легко; Бонапарт слегка приподнимает вал винта, и мы отделываемся минутой страха от скрежета камней о киль.
Нередко, однако, нам приходится соскакивать в воду и толкать моторку вперед. Сегодня особенно греет солнце, и мы остаемся с Сашей в трусах и сапогах. В такой жаркий день частое вынужденное купание доставляет даже удовольствие; мы готовы прибегать к нему и без особой необходимости. Петина плоскодонка в этот раз не отцепляется от шлюпки; перекаты не тан уж опасны, и мы предпочитаем не терять времени на длительную процедуру-
Но вот лодки достигли довольно длинного порожистого участка с сильным течением и мелкой водой. Вскоре моторка запрыгала по гальке, как телега по ухабам; Бонапарт выключил мотор. Мы с Сашей в который уже раз соскакиваем в воду и пытаемся противостоять напору течения. Куда там! Сильная струя подхватывает шлюпку, и она, грохоча по гальке, мчится назад. Мы пытаемся задержать ее разгон, но это оказывается невозможным. Мало того, движение столь стремительно, что ни Саша, ни я не поспеваем за ним и, чтобы не отстать, принуждены повиснуть на бортах шлюпки. В тот же момент она поворачивается боком к течению и, сильно накренившись на мою сторону (я гораздо тяжелее!), продолжает свою бешеную скачку по порогам.
Я вишу на переднем по ходу борту шлюпки и, следовательно, движусь спиной вперед. Только отчаянные, быстро приближающиеся крики Пети позволяют мне почувствовать опасность. Очевидно, лодки вот-вот столкнутая!
Я, однако, еще не понимаю, что мне грозит. Оказывается, моя спина находится как раз на уровне бортов сближающихся шлюпок, и при ударе мой позвоночник может переломиться, как сухая палка! Саша и Бонапарт, увидев грозящую мне опасность, тоже кричат: «В лодку, в лодку, прыгайте в лодку!» Только теперь до меня доходит смысл этих воплей; я делаю страшное усилие, подпрыгиваю и грузно переваливаюсь через борт едва не перевернувшейся шлюпки. Как раз вовремя! В следующее мгновение, еще барахтаясь на дне, я слышу глухой звук удара. Лодки столкнулись!
К счастью, все это произошло так быстро, что Петя даже не успел выскочить из своей плоскодонки. Это в сущности и спасло наши лодки от серьезных повреждений. За секунду до столкновения он инстинктивно вытянул обе могучие руки и уперся ими о борт нашей тяжелой и потому быстрее мчавшейся шлюпки; Бонапарт, перегнувшись за борт, оттолкнул лодку Пети; удар был таким образом смягчен, и все обошлось благополучно.
Еще через мгновение нас вынесло на глубокую воду, и мы спокойно высадились на ближайший островок: нужно было осмотреть дно шлюпки, в которой, по словам Бонапарта, появилась течь.
На островке зеленела чудесная группа больших гладкоствольных тополей с редким подлеском из отцветшего шиповника, красной смородины, голубики и крупной синей смородины — охты, называемой, как говорит Петя, алданским виноградом. Ягоды смородины, обогреваемые солнышком, уже наливались соком и краснели. На наших Глазах весна за каких-нибудь несколько дней сменилась летом. Я не перестаю удивляться быстроте превращений северной природы.
После короткого совещания мы решаем полностью разгрузить шлюпку, проверить состояние ее дна и в случае необходимости произвести ремонт. Через час опрокинутая шлюпка, как выброшенный морем! кит, лежит на гальке. Тонкая жесть, которой обит киль, местами уже протерлась о камни и задралась в сторону, обнажив измочаленное дерево.
— Если мы не защитим дно шлюпки от камней, — говорит Петя, — дело кончится бедой. Чем дальше, тем воды в реке становится меньше, а камней больше!
— Давайте разрежем большую жестяную банку из-под сухарей и залатаем прорехи, — предлагает Бонапарт.
— Нет, по-моему, лучше подвести под киль деревянный брус, — возражает Петя. — Это лучше предохранит от ударов и киль и дно; кроме того, мы сэкономим жесть, которая может нам понадобиться дальше.
— Но наставной киль еще больше увеличит нашу осадку, — говорю я, — а это сильно отразится, на проходимости моторки.
— Верно, — соглашается Петя, — но, ведь все равно вы с Сашей не меньше трети времени проводите в воде и толкаете лодку на перекатах. Часом больше, часом меньше — имеет ли это значение? Зато мы обеспечим целость шлюпки!
В конце концов мы решаем, что Петя и Саша переправятся на плоскодонке к соседнему большому острову, где виднеются белые стволы берез, срубят там подходящее дерево, обработают его и вернутся назад с готовым брусом. Мы с Бонапартом должны заняться тем временем винтом. Погнутая раньше лопасть еще раз свернулась набок, и на этот раз металл дал трещину. Приходится опять доставать все принадлежности нашей механической мастерской, чтобы запаять винт. В тот момент, когда оба моих помощника сталкивали разгруженную плоскодонку на воду, они оба разом заметили странную картину, которая заставила их сперва вскрикнуть от удивления, а затем расхохотаться. Я подбежал к берегу и также увидел плывущего от нас… зайца! Из воды торчали два длинных уха и еле заметная голова с высоко поднятым носом и черными бисеринками глаз. Заяц стремился пересечь протоку, плывя к большому острову, куда направлялись Петя с Сашей; однако течение быстро сносило его вниз и было ясно, что на остров, ему не попасть. Очевидно, высадившись на маленьком островке, где обитал косой, мы его очень напугали. Он было притаился у какого-нибудь кустика, ожидая нашего ухода, но, убедившись, что мы расположились надолго, решил сбежать.