Читать интересную книгу Скелеты в тумане - Валерий Гусев

А потом каждый день отправлялись в «бидон», как на работу. Мама с Алешкой и Акимыч, которого мы на всякий случай вооружили берданкой, оставались в лагере.

И вот в одно прекрасное свежее утро, когда мы отходили от берега, за длинной песчаной косой, тянувшейся далеко в море, послышался какой-то глухой раскатистый звук - будто из пушки грохнуло.

– Браконьеры! - воскликнул папа и прибавил ходу.

Но мы опоздали. Обогнув косу, увидели только корму удирающей моторки, скрывшейся за островом.

А по красивому заливу плавали какие-то пятна. Или комки. Они покачивались на волнах, поднятых мощным браконьерским мотором.

– Это рыба, - сказал папа с горечью. - Они глушили ее динамитом.

Возле самого борта «Богатыря» я увидел громадную, как хорошее полено, треску. Она еще немного шевелила жабрами и плавниками. А когда ее толкнула волна, вяло перевернулась, показав свое лопнувшее брюхо.

А дальше… Дальше казалось, что все море покрыто убитой рыбой: разорванными бычками, оглушенной навагой и зубаткой, белобрюхой камбалой, похожей на рваные куски бумаги.

– Это только та рыба, что всплыла, - зло проговорил папа. - А на дне ее еще больше. Рванули, собрали поскорее самую крупную и удрали, негодяи!

Я никогда еще не видел папу таким злым. И никогда не видел, что могут натворить человеческая жадность и жестокость.

Почти до самого Чертова пальца папа молчал, сжав зубы. А потом сказал:

– Когда мы путешествовали здесь в первый раз, у нас был знакомый медведь. Странный какой-то - добрый и грустный. Мы часто видели его на высокой скале, над самым морем. Стоит и задумчиво смотрит вдаль, будто кого-то ждет, по кому-то тоскует. Он часто приходил к нам в лагерь и вылизывал посуду, если мы не успевали ее помыть. Вылижет, выпросит лакомый кусочек, вздохнет и опять идет на свою любимую скалу…

– И что?

– Браконьеры его застрелили. Воспользовались тем, что он был совсем домашний, доверчивый. Прямо из рук брал хлеб… С тех пор я их ненавижу.

– Но ведь мы тоже охотимся, - сказал я.

– Мы никогда не берем на охоте больше того, что нужно для пропитания. Соблюдаем правила, нормы отстрела. Законная охота даже полезна природе. - Он помолчал и добавил: - Никогда не стреляй просто так, для удовольствия. Нормальный человек не может радоваться бессмысленной гибели животного или птицы.

Папа говорил серьезно, строго и убежденно. И я запомнил его слова…

Мы вошли в «бидон», пришвартовали «Богатыря» у «ступенек» и принялись за работу.

Самое трудное было - закрепить веревки на лодке. Тут требовалась определенная подготовка.

Прежде всего мы натаскали и сложили на самой нижней «ступеньке» хорошие березовые дрова и развели мощный костер. Когда в нем зардели горячие угли, папа переоделся для тепла в свой спортивный костюм, в котором он обычно спал, и мы перешли на плот, в серединке которого торчал из воды кончик мачты.

С обеих концов плота мы спустили в воду веревки в виде петель с привязанными к ним камнями - одну там, где был нос лодки, другую - у кормы.

Папа, как следует надышавшись и набравшись мужества, ахнув, плюхнулся в воду и исчез в глубине. Вода была прозрачная и, когда она успокоилась, мне хорошо было видно, как он, путаясь в водорослях, заводит первую веревку под нос лодки и как затем стремительно вылетает на поверхность.

Отдышавшись, папа снова нырнул и проделал то же самое у кормы. Правда, не с одного раза.

Когда он вылез на плот, у него так стучали зубы, что я не смог разобрать, что он хочет сказать.

Мы поскорее перебрались на «ступеньку» к костру. Папа содрал с себя мокрый костюм, изо всех сил растерся полотенцем, оделся в сухое и навис всем телом над углями.

– Что ты хотел сказать? - спросил я, когда к нему вернулся дар речи.

– Жуть! - одним словом обрисовал папа свои ощущения.

Но главная работа была сделана.

Мы снова перебрались на плот, натянули и накрепко завязали веревки и в ожидании отлива пошли на охоту.

Побродили по лесу. Спугнули стаю куропаток. Но папа не успел выстрелить, и они скрылись за деревьями.

По-моему, он просто не хотел сейчас стрелять в живое: слишком сильное потрясение мы испытали в заливе, за косой.

– Пойдем к морю, - сказал папа. - Постреляешь в цель.

Обойдя «бидон» стороной, мы спустились на берег. Здесь он был весь покрыт булыжниками, которых становилось все больше - море отступало от берега.

Мы отыскали среди камней большой белый пенопластовый шар - поплавок, оторвавшийся от рыбацких сетей. Бросили его в воду, и он стал, плавно покачиваясь на волнах, все дальше отплывать от берега.

Папа зарядил ружье, строго повторил правила безопасности и протянул его мне.

Я прицелился в поплавок и нажал спуск. Ружье сильно ударило меня в плечо своим прикладом, далеко от шара хлестнула по воде дробь и запрыгала рикошетом по волнам, пока не ослабла и утонула.

– Ошибка, - сказал папа. - Стреляй в тот момент, когда поплавок замрет на гребне волны - вверх уже не поднимается, а вниз еще не пошел. И прижимай крепче приклад, а то плечо отобьешь. Понял?

Я кивнул и снова выстрелил. На этот раз удачнее - поплавок отпрыгнул в сторону, видимо, несколько дробинок его зацепили.

– Молодец, - сказал папа. - Очень неплохо для начала. Дай-ка мне.

Он постоял некоторое время, опустив ружье, держа его почти у колен, потом вдруг резко вскинул и мгновенно выстрелил. Белый шар словно взорвался - исчез, разлетевшись мельчайшими крошками.

– Тоже неплохо, - скромно похвалил я папу.

Мы еще немного постреляли, а потом папа сказал: «Пора», и мы полезли в свой «бидон».

(Забегая вперед, скажу, что вскоре я подстрелил на воде свою первую утку, а потом сбил влет куропатку.

– Жалко? - спросил папа, когда я подобрал ее в кустах черники.

У белой, с мохнатыми лапками птицы были мертво поникшие крылья, а на клюве застыла капелька крови. А ведь она только что клевала ягоды.

– Жалко, - признался я.

– Это хорошо, - сказал папа. - Я рад за тебя. И спокоен.)…

Когда мы вернулись, то увидели, что веревки не только ослабли, а плавают кольцами рядом с плотом.

Мы быстренько выбрали их и снова закрепили. А во время прилива подтянули плот с висевшей под ним лодкой к берегу.

В следующий отлив мы увидели уже не кончик мачты, а почти всю.

Тут послышался стук мотора, и в «бидон» вошла лодка с нашим знакомым бородачом-биологом с Биостанции.

Мы помогли ему пришвартоваться и сели пить чай, чтобы обменяться новостями.

– Нам трех волков доставили, - радостно сообщил биолог. - Их на острове Дальнем поймали, будут теперь здесь обживаться.

– А зачем? - спросил я. - Здесь и своих хватает.

– Не хватает, - не согласился биолог. - Чтобы лоси и зайцы хорошо бегали, чтобы здоровенькими были, еще волки нужны. - И пояснил: - Волки ведь больных и слабых животных режут, а остальных гоняют, заставляют спортивную форму держать.

Он с таким восторгом об этом рассказывал, будто на Биостанцию не злобных хищников привезли, а свежие фрукты.

– А у вас какие дела? Хорошо отдыхаете? Нравится у нас?

Папа рассказал о наших приключениях и про браконьера на море.

Биолог круто выразился.

– Это наверняка Багров, Филина сообщник. Они всегда вместе разбойничали. Филина-то посадили, а Багров выкрутился. Никак его отловить не можем. Негодяй! - с такой же злостью, как и папа, сказал он. - Мы тут каждую козявку бережем, а он все подряд бьет. И на суше, и на море. Попался бы он мне!

После чая мы помогли биологу разместить в бухте всякие приборы. Он объяснил, что будет брать пробы воды на соленость и на содержание в ней разных нужных веществ, определять состояние морского дна по виду какого-то планктона, - и совсем нас запутал всякими научными терминами. Я только понял, что это очень важное дело для рыбы и морского зверя. И с удовольствием ему помогал.

А потом, когда поднялся высоко прилив, биолог нам помог подтянуть к берегу плот с висевшей под ним на веревках лодкой.

– Здорово придумали, - сказал он. - Природная лебедка. Не иначе, ваш младший сообразил.

Мы с папой улыбнулись, гордые за Алешку. Знали бы мы, что он за это время еще сообразил!

Потом биолог уселся на камне, достал блокнот и уткнулся в него своей бородой, стал записывать всякие научные данные.

А мы пошли в лес, прогуляться. Долго бродили среди камней и деревьев и вышли на край красивой опушки. Она вся заросла густой травой и была окружена маленькими, пушистыми, как зайчата, елками.

Вдруг папа повернулся ко мне, прижал палец к губам и тихонько лег на землю. И я тоже, хотя еще ничего не понял.

– Смотри, - одними губами, почти беззвучно прошептал папа, - вон туда, где большой валун. Видишь?

Я пригляделся и чуть не ахнул: слева от нас, совсем рядом, легко качнулись еловые ветки, и на опушку осторожно вышел маленький безрогий лосенок на тонких ножках.

Он постоял немного, двигая ушами и шевеля черным носом, осмотрелся и, путаясь нескладными длинными ногами в высокой траве, сделал несколько шагов, потянулся губами к какой-то веточке.