Маркейл некоторое время постояла лицом к океану, зажмурилась, а потом, словно внезапно проснувшись, пошла дальше, осторожно ступая, а Уильям вспомнил, что она была необутой. Проклятие, она может порезать или ушибить ноги. Он сжал челюсти. Как тебя понять, Маркейл Бичем?
Уильям быстро пошел по набережной, не выпуская из вида темную голову Маркейл, и, догнав девушку, когда она ступила на узкий тротуар перед магазинами, тянущимися вдоль набережной, подхватил ее на руки.
— Привет, моя непослушная маленькая…
— Уильям!
Она крепко обняла его и уткнулась лицом ему в шею.
Что за черт? Уильям стоял, не шелохнувшись, и, хмуро взглянув вниз на Маркейл, мгновенно почувствовал ее соблазнительные формы, прижавшиеся к его груди, и запах лаванды от ее волос.
— Я так беспокоилась…
Маркейл взглянула на него, но голос подвел ее, словно слезы не дали словам слететь с ее губ.
«Она дает понять, будто на самом деле тревожится обо мне, но я-то знаю, что это обман. Верить ей после всего, что было, нельзя. Жаль, что я не могу сказать то же самое о своих чувствах». Честно говоря, волны удовольствия прокатывалась по нему, когда он держал Маркейл в объятиях, но Уильям решил, что это ощущение лучше всего поскорее забыть.
— Пожалуйста, отпусти мою шею, — проворчал он, сердясь на собственные мысли. — Она мне еще пригодится.
Маркейл, всхлипнув, усмехнулась и разжала руки.
— Прости. Я очень перепугалась. Боялась, что ты остался на корабле, когда…
У нее сорвался голос, и она снова уткнулась ему в шею, а теплые слезы просочились сквозь его рубашку.
Уильям быстро зашагал к экипажу. Что за спектакль она тут затеяла? Нет, его больше не проведешь. Он слишком хорошо знал Маркейл, и ему следовало просто поставить ее на ноги и предоставить самой ковылять к экипажу в одних чулках.
Но вместо этого он прижался щекой к ее волосам и вдохнул щекочущий нос запах лаванды.
Да, в юные годы он свято верил в любовь, отдал бы весь мир за это мгновение, когда мог держать Маркейл в объятиях, словно на свете не существует никого, кроме их двоих.
Но теперь, после горького урока, он уже не прежний романтик. Уильям заставил себя убрать щеку с волос Маркейл.
— Ради Бога, неужели я должен просить еще раз? Убери руки.
Маркейл подняла голову: ее нос и глаза были красными, волосы спутанными, на щеке грязное пятно, на лице обида.
— Ты похожа на пугало, — усмехнулся он.
— О-о! — мгновенно рассердилась она, к его огромному облегчению, и, нахмурившись, разжала руки. — Ты такой… — Маркейл сжала губы, а потом бросила: — Сожалею, что слишком крепко держалась за тебя, но я не знала, что у тебя такая слабая шея.
Так было лучше. Уильям с облегчением вздохнул и свернул к экипажу. Он не сомневался, что люди на улице с интересом смотрят на них, но ему было наплевать.
— Можешь отпустить меня, теперь я могу сама пройти остаток пути, — заявила Маркейл.
— Без обуви?
— Ну и что?
Она не отступала ни на дюйм.
— У меня слишком много дел, чтобы я дожидался, пока ты доплетешься до экипажа, — не останавливаясь, бросил Уильям.
— А я не просила, чтобы ты нес меня.
— Очень жаль.
— Опусти меня, черт бы тебя побрал! — Ее возмущенный голос защекотал ему ухо. — Если ты этого не сделаешь, я закричу.
— По-моему, сегодня днем я обещал отшлепать тебя. Если ты закричишь, я сделаю это сейчас.
— Не получится, — отозвалась Маркейл слишком самодовольным тоном. — Ты не сделал этого раньше, не сделаешь и сейчас.
Она была права, но он, не желая это признать, пожал плечами.
— Прекрасно. Сейчас я это докажу.
Уильям сделал движение, как будто собирался опустить ее, но Маркейл лишь крепче вцепилась в него.
— Ты не можешь сделать это здесь.
— Почему же? — Он выразительно поднял бровь. — Хочешь проверить?
Маркейл медленно покачала головой, но выражение ее лица говорило о чем-то совершенно ином. Ее губы приоткрылись, глаза потемнели, и Уильям понял, что она вспоминает «шлепку», которую получила раньше. От того же воспоминания его тело напряглось, и он обрадовался, что юбки Маркейл скрывают его реакцию.
Маркейл вздохнула, и Уильям, взглянув на нее, внезапно увидел, что она так же устала, как и он.
— Уильям, пожалуйста… Это же нелепо.
Хотя она сопротивлялась и слегка брыкалась, ее голова теперь бессильно лежала у него на плече, и Уильям, почувствовав странную боль в сердце, крепче сжал Маркейл.
— Тогда в экипаж.
— У вас, сэр, оскорбительная привычка таскать меня, будто я мешок с мукой.
— Мешки с мукой не брыкаются, — отметил он.
— Брыкались бы, если бы с ними обращались так грубо, — скривив губы, парировала Маркейл.
— Это Постон выпустил тебя из экипажа?
— Нет. Он отправился к тебе на помощь, а меня запер внутри.
— Но теперь ты на свободе.
— Я очень постаралась, — надменно сообщила она.
С растрепанными волосами и испачканным грязью лицом Маркейл была похожа на разъяренного котенка, и Уильям, спрятав неуместную сейчас улыбку, примирительно сказал:
— Я виноват, что набросился на тебя за то, что ты так крепко держалась за мою шею. Но это мешало мне разбирать дорогу.
— Я тоже виновата, — помолчав, призналась она, к удивлению Уильяма. — Я очень беспокоилась. Корабль горел, потом раздался взрыв, и я представила себе, что ты, переломанный и побитый, пойман в ловушку горящей балкой, и никто не может добраться до тебя, а огонь сметает все вокруг…
— Боже правый, до чего красочное у тебя воображение!
— Я знаю. Такой уж уродилась.
— Должен признаться, что для того чтобы мир избавился от меня, нужно нечто большее, чем такой маленький взрыв.
— Ты что, неуязвимый? — с легкой насмешкой спросила Маркейл, всматриваясь в него сквозь влажные ресницы сияющими, более темными, чем обычно глазами.
— По крайней мере, сегодня.
Они подошли к экипажу, и Уильям вопреки прежним своим мыслям вдруг понял, что ему почему-то не хочется отпускать ее.
Он заслужил этот момент спокойствия, когда не подозревал ни в чем Маркейл, а она не противостояла ему. Однако скоро их отношения вернутся в свое нормальное состояние, на весьма скользкую дорожку. И, пожалуй, это лучше для них обоих, решил Уильям. Несмотря на все, что произошло между ними, он постоянно чувствовал, что какая-то неведомая сила все еще влечет его к ней. Получив в свои руки драгоценную вещицу, он никогда больше не увидит Маркейл, и так для него лучше.
— Интересно, — протянул он, заметив, что дверца экипажа болтается под каким-то немыслимым углом. — Как это ее угораздило?