Читать интересную книгу Хлеб сатирика - Мануил Семенов

Но Надя облюбовала именно сберегательную кассу, расположенную на тихой Бородинской улице, и после года практики стала штатным счетоводом-контролером.

По совести говоря, будущая профессия рисовалась Наде несколько романтически.

Старушка из бывших крепостных приносит для проверки облигацию трехпроцентного займа. Надя не верит своим глазам: выигрыш — десять тысяч рублей. Она сообщает радостную весть старушке, и та падает в обморок. Карета «Скорой помощи». Люди в белых халатах, острый запах лекарств. Старушка приходит в себя. Ее интервьюируют вездесущие репортеры. Щелкают затворы фотоаппаратов, ярко вспыхивают осветительные электролампы.

На обложке «Огонька» появляется Надин портрет с интригующей подписью: «Надежда приносит счастье»… И каждое утро почтальон доставляет ей груду писем — с целинных земель, от строителей молодежных шахт Донбасса, с Тихоокеанского флота. Многие письма начинаются очень задушевно:

«Прости меня за интимный и, может быть, фамильярный тон. Но ты — моя большая и светлая Надежда…»

Перед взором Нади возникала и другая не менее романтическая картина.

Поздним вечером, когда поток посетителей спадает, в сберкассу врываются налетчики. Они загоняют держателей вкладов в один угол, работников сберкассы — в другой. Заведующий, Николай Семенович, дрожащими руками передает бандитам ключи от сейфа.

Мария Владимировна — кассир, Лена, Даша и Кира — контролеры, конечно, растерялись, плачут. Но она, Надя, не из трусливого десятка.

Хладнокровно оглядывает она разгромленный зал сберкассы и вдруг замечает, что рядом с ней лежит оглушенный чем-то тяжелым постовой милиционер Тупикин. Оказывается, бандиты втолкнули его в помещение, чтобы он не поднял тревоги. Из-под шинели Тупикина выглядывает рукоятка револьвера. Надя делает вид, что ей надо поправить чулок, нагибается и овладевает оружием.

Выстрел в главаря шайки, выстрел в окно на Бородинскую. Привлеченная шумом комсомольская дружина Киевского района взламывает припертую изнутри дверь и хватает налетчиков. Надя ранена. Две недели лежит она на больничной койке. Профгруппорг Кира приносит ей мандарины, сладости и цветы. Она говорит:

— Ты, Надюша, спасла народное достояние. Жди правительственной награды…

Так представляла Шершукова свою будущую работу. Но действительность разочаровала ее.

Во-первых, никому из клиентов сберкассы не выпадал десятитысячный выигрыш. А если какой-нибудь старушке случалось получать крупную сумму, она держалась со стойкостью борца-тяжеловеса на ковре и совсем не собиралась падать в обморок.

Во-вторых, налетчики, если даже таковые и были, почему-то обходили сберкассу на Бородинской улице стороной. И милиционер Тупикин, когда забегал в сберкассу погреться, жаловался Николаю Семеновичу:

— Стою тут перед вашими окнами, как неодушевленный предмет, — ни радости, ни печали. За целый год хотя бы одно пустяковое происшествие! Буду просить начальство, чтобы перевели на рынок, может, там работа поживее.

Целый день — с девяти утра и до шести вечера — приходили и уходили люди. Одни брали деньги, другие приносили новый вклад. Надя получала через окошечко сберегательную книжку, разыскивала в длинном деревянном ящике карточку с текущим счетом вкладчика, выписывала нужную сумму. Потом снабжала вкладчика круглым металлическим номерком и передавала сберкнижку в кассу. А у ее окошечка уже стоял новый посетитель.

Клиентами были мужчины и женщины, старые и молодые, рабочие, служащие, пенсионеры, продавцы магазинов, водители троллейбусов и даже артисты. Но у всех у них к ней, Наде, было только одно дело: как можно быстрее получить круглый жестяной номерок. Из очереди непрерывно доносились нетерпеливые возгласы:

— Девушка, нельзя ли поскорее, я очень спешу!

— Быстрее, быстрее, у меня кончается перерыв!

— Господи, да чего же она так долго копается?

Все они спешили. И не находилось ни одного, который сказал бы:

— Милая девушка! Отложите на минутку бумаги и давайте просто поболтаем с вами о жизни, о весне, о театре…

Куда там! Они так торопились, будто их преследует какой-то страшный зверь, который вот-вот вонзит свои острые зубы в пятки…

Чтобы внести некоторое разнообразие в работу, Надя прибегала к мелким придиркам:

— Гражданин, мне что-то ваша подпись не нравится. Распишитесь еще раз.

— Мамаша, перепишите ордер. Слово «сто» у вас вышло очень нечетко.

Вкладчики злились, но покорно выполняли все Надины прихоти. Николай Семенович заметил это и вызвал Надю к себе за перегородку.

— Слишком часто, Шершукова, гоняете клиентов от окошка к столу и обратно. Поймите, люди добровольно несут нам сбережения, а вы заставляете их торчать в очереди по целому часу.

Тогда Надя переменила тактику. Как только раздавался телефонный звонок, она вскакивала с места и бежала к аппарату.

— Вам кого? — спрашивала она. — Кассира? Мария Владимировна, к телефону!

Эта ее беготня тоже не осталась незамеченной.

— Что вам на месте не сидится, Шершукова! — отчитывал ее Николай Семенович. — Ведь сберегательная касса — это олицетворение бережливости, а вы тратите рабочее время черт знает на что!

— Выходит, я и к телефону не могу подойти? — оправдывалась Надя. — Мне тетя должна была позвонить.

Мягко говоря, Надя информировала заведующего не совсем точно: тети у нее не было, а был дядя. И жил он в глухом костромском селе, с которым никакой телефонной связи не существовало.

Но Николай Семенович не стал доискиваться до истины, а опять углубился в свои отчеты и сводки. Вот уж кого Надя не понимала! Николаю Семеновичу было пятьдесят лет, и тридцать из них он провел в сберкассе. Да еще говорил:

— Сберегательное дело, если в него как следует вникнуть, Шершукова, очень увлекательное. Подумать только, как ручейки, стекаются к нам трудовые накопления… Вот где-нибудь в Сибири строят завод, и невдомек им, что строят они на рубли, которые по нескольку раз пересчитали мы этими вот руками…

Не понимала она и Киру, профгруппорга. Поздно вечером, просматривая суточную ведомость, она говорила:

— А я, девчата, сегодня личный рекорд установила: сто тридцать шесть операций. Правда, неплохо?

Нашла чем гордиться, подумаешь, личный рекорд! А кто, кроме Николая Семеновича, Даши, Лены да Марии Владимировны, об этом рекорде узнает?

Иногда в сберкассе устраивались производственные совещания. Тогда Наде приходилось выслушивать нелестные замечания.

— У Шершуковой выработка страдает и четкости нет, — говорила Мария Владимировна. — У ее окошка всегда толкучка. Не бережет она время.

Николай Семенович немедленно подхватывал:

— Да, у нашей Надежды экономической подготовочки нет. Ты вдумайся только, Шершукова: каждую минуту в нашей стране добывается 110 тонн угля, 230 тонн нефти, строится четыре жилых дома… А сколько ты этих минут теряешь попусту?

После таких совещаний Надя уходила домой обиженная: «не понимают они меня».

Впрочем, Лена, вот та относилась к Наде с сочувствием.

— Зря ты, Надежда, пошла в сберкассу, — говорила она. — Мне-то что, я сразу после техникума замуж вышла. А ты так и закиснешь здесь. Хоть и заходят к нам интересные люди, но ведь между ними и тобой — стекло. Бездушный, холодный материал!

И в этих словах была святая правда.

Иногда Надя загадывала: «Вот если войдут подряд десять брюнетов, значит, сегодня состоится интересное знакомство». И она пристально рассматривала каждого входящего в сберкассу. Но не успевала Надя сосчитать до восьми, как раздавался голос Николая Семеновича:

— Шершукова, что это вы на дверь уставились? Явления Иисуса Христа народу ждете?

Все, кто был в сберкассе, смеялись, и Наде приходилось вести счет сначала.

Наконец ей повезло. Однажды в сберкассу вошли сразу десять брюнетов из дагестанского ансамбля получать деньги по аккредитиву. И вслед за ними явился он.

Показал Николаю Семеновичу свое удостоверение и прошел за стеклянную перегородку.

Это был монтер из райремконторы. Тихонечко насвистывая, он начал проверять электропроводку. Особенно долго он задержался у лампы с зеленым абажуром, которая стояла на Надином столе.

— Имею два билета на «Ночи Кабирии», могу после шести зайти, — как бы невзначай сказал он.

Надя вся вспыхнула и согласилась.

После этого первого совместного посещения кинотеатра повторного фильма прошло полгода. Завтра Петя везет ее в Загорянку, на дачу к своим родителям. Надя договорилась с Николаем Семеновичем, чтобы он отпустил ее пораньше, а то она не успеет приготовиться к решающей воскресной поездке.

И вот она уже на улице. Куда пойти раньше?

Надя бросилась к парикмахерской, чтобы сделать прическу. На ее счастье, очередь была небольшая. Но боже, как медленно работала мастерица! Да еще вдобавок занималась посторонними разговорами.