Словно в ответ на эти мысли, дедушкин портрет колыхнулся, дрогнул. В ушах императора вдруг пронзительно зазвенело. Портрет, в этом Эдвард был почти уверен, пробормотал что-то экспрессивное. И пошел прямо на него…
— Что за… — только и смог выдохнуть император, пытаясь понять, что происходит. Не мог же он напиться до галлюцинаций, или… дедушка приближался, грозно смотря на нерадивого внука.
Портплед выпал из рук, следом на пол полетела бутылка, не разбилась, но с грохотом покатилась под ноги к портрету. Кстати, ног почему-то оказалось четыре.
Император зажмурился, собираясь помотать головой, но это было ошибкой. Произведение искусства со всего маху налетело на него, раздался треск, тяжелая рама ударила по плечу так, что Эдварда развернуло, силясь удержаться на ногах, он вцепился в портрет с недоверием смотря в глаза дедушки.
— Упс…
— Это кто?
Почему-то портрет говорил странными приглушенными голосами. Двумя сразу. Если бы они не звучали над ухом, Эдвард вообще бы их не услышал, вокруг все звенело и дребезжало.
“Сигнализация, — запоздало мелькнуло в мозгу. — Значит, картину действительно хотели украсть…”
— А ну стоять! — гаркнул он, потянув на себя раму.
— Бежим отсюда!
Дружный топот был ответом. Что-то хлопнуло, отдаваясь болью в висках — он очень надеялся, что дверь. И тут по глазам ударил свет.
— На пол! Руки за голову! — громовым голосом скомандовали ему.
— Что? — возмутился он все еще удерживал портрет, опасаясь повредить бесценное полотно.
В ответ его опрокинули, заломив руки.
Раздался треск — видимо, картина все же не выдержала такого обращения.
— Вы с ума сошли! — попытался рявкнуть император, но получилось хрипло и как-то жалко.
— Смирно лежи! — один из охранников придавил коленом.
— Дик, Боб, что там? — донеслось от дверей.
— Вора поймали! Кажись, пьян в стельку.
— Что?
— Интересно, как он проник в галерею, во дворце везде сканеры, — начальник смены щелкнул кнопкой на пульте и, мазнув взглядом, особенно не рассматривая “похитителя”, подошел к портрету. — Мда… рама, конечно, того… Ладно, давайте посмотрим, кто это так напакостил… поднимите…
Эдварда резко дернули вверх, ставя на колени. придавили, мешая подняться. Император поднял голову и мрачно взглянул на начальника смены.
— Что? Что вылупился? — тот усмехнулся, наконец всмотрелся в лицо пойманного вора, резко побледнел и рванул вдруг ставший тесным ворот рубашки: — В-ваше величество?
Император криво усмехнулся и повторил слова, сказанные недавно во время церемонии гарантов мира. Правда на этот раз для подтверждения своей личности украсив фразу несколькими емкими эпитетами.
Ругательства произвели магическое действие. Замершие до этого охранники засуетились, выпустили, один из них даже попытался отряхнуть одежду монарха, но был остановлен ледяным взглядом.
— Ваше величество… я … мы… п-простите, — начальник смены не знал, куда деваться. — Они сегодня в первый раз…
— Простить? — Эдвард изогнул бровь. — За что? Напротив, — он бросил взгляд на нашивку на груди начальника смены. — Хьюго, ваши ребята прекрасно выполнили то, что от них и требовалось.
— Да, но…
— Никто из вас не ожидал, что я гм…, продегустировав новый сорт бренди, решу прогуляться по дворцу ночью. Так что предлагаю попросту забыть это досадное недоразумение, — отмахнулся Эдвард, внимательно изучая пострадавший портрет. Кажется, полотно осталось цело, а вот рама, конечно, треснула. Придется объясняться со страховой компанией и надеятся, что это признают несчастным случаем. Реставрировать раму за свой счет не хотелось.
— Кстати, ваше величество, а зачем вы хотели взять эту картину? — поинтересовался один из охранников. Тот, что помоложе. На него сразу шикнули, и парень сник.
— А вот это — хороший вопрос, как портрет оказался здесь, поскольку к стене я не подходил, — кивнул император.
— Но вы же держали его…
— Именно, потому что портрет соскочил со стены, двинулся на меня и даже задел… — Эдвард постарался не заметить того, как охранники переглянулись с начальником смены. Но возражать никто из них не посмел.
Стараясь идти ровно, Эдвард сделал несколько шагов к стене, зиявшей пустым местом. Очевидно, что портрет кто-то снял, но кто и, главное, зачем? Будь это профессиональный вор, он скорее покусился бы на более ценные картины.
В голове снова зазвучали странные голоса и топот.
— Ваше величество, — виновато начал начальник смены. — Простите, но согласно системам охраны во дворец никто не проникал…
И говорил он так громко и басовито, что несчастная голова Эдварда незамедлительно отреагировала на звуки. Император тихо вздохнул и потер виски. Заметил сочувствующие взгляды охранников и усмехнулся. Хорошо еще, что почти все слуги на ночь уходили из дворца, а те, кому выпадало дежурить ночью, спали в дальнем крыле и попросту не слышали звуки сирены.
Все еще раздумывая над случившимся, он отошел к окну, нога за что-то зацепилась, снова раздался грохот, а Эдвард радостно воскликнул:
— А, вот же она!
Охранники разом кинулись к императору:
— Кто?
— Преступник?
— Преступница?
Император отмахнулся и поднял бутылку. Открутил пробку, с наслаждением приник к прохладному горлышку…
— Что происходит?! — закудахтал кто-то. — Что за ужасный шум?
От неожиданности он дернулся, вода пролилась. Эдвард бросил взгляд на двери, в которых застыла, прижимая руки к груди пышнотелая женщина в ночном халате с папильотками в волосах. Он не сразу узнал миссис Клавдию, с которой встречался только раз в год, на церемонии присяги “Гаратнов мира” а узнав, принялся отряхивать толстовку, пытаясь сохранить инкогнито. Не хватало еще, чтобы главная сплетница Оскнафорда видела его таким. Странно, что она вообще делает во дворце, еще и ночью. Кстати, интересно, а который сейчас час?
— Уже давно за полночь! Грохот! — миссис Клавдия приложила пухлые ручки к груди и закатила глаза. — Вы же наверняка разбудили несчастных детей!
И она с таким придыханием проговорила: “Детей”, что всем — и императору в том числе стало неловко. Где-то мысль мелькнула — откуда во дворце дети, в особенности у служащих, но мозг отказывался работать. Хотелось рухнуть на пол и закрыть глаза. Главное — не выпускать больше бутылку с минеральной водой из рук.
А тьютор, чувствуя себя в центре внимания, продолжила патетически. Да так, что любая прима, которым доставались роли в трагедиях, прославляющих Отечество, повыдирали бы себе волосы от зависти.
— Бедные дети, у них такой стресс! Их разлучили с родителями! Бросили здесь! Даже не подготовив достойные комнаты.
В ушах снова зазвенело. Император вымученно посмотрел на охранников, те — на него. И вдруг Эдварда осенило. Дети. Картина. Пакости. Звонкие мальчишеские голоса.
— Где, говорите, испуганные дети?
— Какая вам разница! — фыркнула тьютор. — Я не позволю, чтобы… ой, Ваше величество!
Последнее мадам Клавдия изумленно выдохнула и сразу же склонилась в очень глубоком реверансе. Вернее, рухнула на колено, поддерживая так и норовившие разойтись полы халата.
— Простите, я вас… но вы…
— Доброй ночи, — Эдвард сделал знак встать. — Так где, говорите, разместили детей?
— В крыле, где обычно проходят саммиты, ваше величество. Бедные крошки…
— Они — подростки возрастом от тринадцати до пятнадцати лет, и некоторые из них даже выше меня, — оборвал ее император, делая знак охранникам следовать за ним. Миссис Клавдия засеменила следом.
— Вы даже не представляете, ваше величество, как они польщены оказанной вами честью…
— Представляю, и скоро их потрясение достигнет небывалых высот! — усмехнулся Эдвард.
Глава 10
Как и ожидалось, Боллинброк и его приятели проиграли. “Верю-не верю” — игра дипломатов, где нужно уметь блефовать и всегда сохранять спокойствие. И первое, и второе дочь Эмбер Дарра умела делать виртуозно. По крайней мере ей так казалось. Вот и сегодня, она первой сбросила все карты, оставив внука премьер-министра коварного Альвиона “с погонами” — двумя тузами, которые он с досадой швырнул на стол.