Я быстро смотрю на Келли. Она даже не взглянула на меня, так как слишком занята приготовлением еды.
— Сломал руку, — отвечаю я ей и тянусь в холодильник за протеиновым коктейлем.
— Сломал? Как? — Оливер отвлекается от айпада, а Хейзел мгновенно вырывает его из рук брата.
— Работал по дому, — лгу я, проходя мимо Келли.
Наши плечи на миг соприкасаются. Моя кожа до боли горит оттого, что я хочу ее обнять и притянуть к своей груди. Но я не осмеливаюсь излишне контактировать, хотя бы потому, что до сих пор не прочь провести еще один раунд в постели, даже если мой стояк потихоньку идет на убыль. Вы можете топить свои чувства с помощью секса до тех пор, пока они не хлынут через край.
— Оливер сегодня переночует у Коннера, — напоминает мне Келли.
Я разглядываю пластиковую коробку в своей руке.
— Кто такой Коннер? — спрашиваю я, не в силах вспомнить, как он выглядит.
— Мальчик из его баскетбольной команды… — Жена думает, что это мне поможет. У меня ужасная память на имена. И на лица. — Тот, родителей которого ты просил меня проверить, потому что тебе показалось, что они слишком много улыбались.
Теперь вспомнил.
— Никто не улыбается так много, если все в порядке с головой. Скорее всего, они организовывают торговлю детьми. Знаешь, на днях я видел плакат в туалете «Старбакса», на котором было написано, что, если вы жертва киднепинга, позвоните по такому-то номеру. Откуда у этих людей телефон? Уверен, никто из тех, кого незаконно перевезли в Мексику, даже не подумал засунуть свой телефон в задницу, чтобы позже позвонить в полицию.
Как только я заканчиваю, мне становится любопытно: может быть, это от недосыпа и мне стоит вздремнуть? Келли смотрит на меня таким взглядом, как будто я сошел с ума. Ночь без сна и не до такого доведет. Даже Фин, пристроившаяся на руках у Келли, сейчас смотрит на меня, приподняв одну бровь. Но, повторюсь, эта девчушка меня ненавидит.
— Они милые люди. И не собираются вывозить Оливера в Мексику.
Как только жена это произносит, Оливер толкает Хейзел со стула, и она летит на пол.
— Хватит воровать мои вещи! — кричит он на нее.
— Да они вернут его обратно, потому что он засранец, — бормочу я жене, касаясь губами ее уха.
Она улыбается, дрожа от моего прикосновения, а затем вздыхает:
— Оливер, не делай сестре больно. Этот айпад и ее тоже. Ребята, вы должны делиться.
— Я первый его увидел, — огрызается Оливер, закатывая глаза.
Поднявшись с пола, Хейзел не плачет из-за того, что ее старший брат ведет себя как мудак. Я беру со столешницы фруктовый батончик и бросаю в голову Оливера. Он попадает прямо в ухо. Сын поворачивается ко мне, шокированный.
— Угомонись, Олли.
Он прищуривается и напрягает плечи, но ничего не говорит. Сын знает, что со мной такой номер не пройдет. Хейзел забирается на стул и показывает ему язык.
— Ты так груб со мной.
— Потому что ты мне не нравишься, — шепчет ей Оливер.
Ненавижу то, как он относится к ней, но что бы мы с Келли ни говорили ему, ничего не меняется. Он никогда не вел себя так с Марой. Уж не знаю, пытается он таким способом оправиться после ее смерти или просто переживает кризис десятилетнего возраста. Иногда дети такие засранцы.
Я слишком близко подхожу к Келли, и Фин, смотря на меня, делает глоток из своей бутылочки. Я понимаю, что произойдет, и делаю шаг назад, прежде чем она успеет в меня плюнуть.
— Даже не думай, — предупреждаю я, не желая менять футболку. Вы офигеете, узнав, как трудно одеться, используя одну руку.
— На работе проблем из-за руки не будет?
Я смотрю на свою руку.
— Все хорошо, — бормочу я, а потом целую детей.
— Пока, — говорит на прощание Келли и быстро целует меня в щеку. Коротко и натянуто. Я снова разозлил ее.
Подхожу к столешнице — к той самой, на которой трахал ее этой ночью, — и понимаю, что не должен так уходить. Нет уж. Она заслуживает чего-то еще, даже если я не могу предложить ей многого. Поэтому, развернувшись, я наклоняюсь и шепчу ей:
— Я люблю тебя.
Потому что знаю: она хочет это услышать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На губах Келли появляется улыбка, мягкая и нежная.
— Я люблю тебя.
Как только я забираюсь в машину, меня поражает боль от осознания того, что я постоянно так с ней поступаю. Просто ухожу. Прячу свои чувства и слова, которые не могу заставить себя произнести, и делаю то, что умею, — обеспечиваю нашу семью.
Я ненавижу ссоры. Не вижу в них смысла. Отец постоянно кричал на меня, чтобы донести свою мысль. Я никогда его не слушал. Когда ты слишком часто слышишь, как произносят «не те» слова, то входит в привычку больше оправдываться, чем общаться.
Я подпрыгиваю от стука в окно. Боннер. До сих пор хочу его убить. Опускаю стекло в машине.
— Проваливай. Я все еще зол на тебя.
Держа в руке чашку кофе, он бросает мне уведомление от ТСЖ.
— Это оставили в твоей двери утром. Предлагаю пойти и насрать на пороге дома леди из ТСЖ.
Я разрываю уведомление и бросаю его на пол пикапа.
— Спасибо, что присмотрели за детьми.
Улыбаясь, он подносит чашку к губам. Боннер щурит небесно-голубые глаза от солнца, выглядывающего из-за крыши нашего дома. Прикрыв глаза рукой, он наклоняет голову.
— Без проблем. Как рука?
Я завожу двигатель.
— Затрахала.
— Отстой. Зайди, когда вернешься домой.
— Снова дашь мне маленькую голубую таблетку счастья?
Уловили сарказм в моем голосе?
Боннер тоже. Он фыркает, закатывая глаза, и хлопает кулаком по крыше моего пикапа.
— Нет, у меня есть кое-что получше.
Я закатываю глаза. Даже слышать об этом не хочу.
* * *
Работа — отстой. Работать на своего брата тоже отстой, а быть одноруким механиком — это для меня охренеть какой удар. Сказать, отчего больнее всего? От современной работающей молодежи. Вы не поверите, сколько здесь детишек. Этакие Боннеры Слэйды, которые занимают рабочие места, но на самом деле ни черта не делают. Я не настолько хорошо знаю Боннера, чтобы понять, относится ли он к их числу, но его возраст не позволяет мне думать иначе. Очень надеюсь, что нормально воспитаю своих детей и они не превратятся в таких придурков. У этих пареньков всему есть оправдание: «У меня стресс, мне необходим перерыв», «Мне нужно курнуть, потому что у меня стресс», «Прошлой ночью моя собака блевала… Дайте мне выходной». И мое любимое: «Я купил новый мотоцикл. Мне нужна прибавка к зарплате». Так ты должен был подумать об этом перед тем, как его покупать!
На моей родине все вставали с рассветом и заканчивали работать с наступлением заката. Каждый божий день. Не думаю, что скот или какая-то часть ранчо ждали, пока я покурю вейп или проверю последние новости в Инстаграме. Черт возьми, живя в Техасе, большую часть времени я понятия не имел, где мой сотовый и что это за хрень такая — вейп.
Помните, я говорил, что вы еще познакомитесь с Ником? Момент настал. В магазин он приходит около десяти часов утра. Наверное, приятно иметь свой дилерский центр, в котором можно появиться, когда захочешь. Я каждый день говорю себе, что открою свой собственный магазин, а в такие дни, как этот, думаю: «Ага, я сделаю это сегодня. Уйду и открою свой бизнес, где мне не придется пахать на кого-то другого».
Только я этого не делаю, потому что отношусь к тем парням, которые ненавидят перемены. Я не испытываю страха или чего-то в этом роде. Просто мне нравится повседневная рутина.
Ник заходит в дверь и тут же смотрит на мою руку. Ее чертовски сложно не заметить из-за этого нелепого гипса.
— Эй, что случилось?
— Сломал, — бормочу я, пытаясь сменить одной рукой полетевшую прокладку головки цилиндра на «Хонде». Это сложно, но возможно.
— Разве ты не должен в таком случае сидеть дома?
Я указываю на мастерскую.
— И оставить все на этих мелких хулиганов, которые у тебя работают?