на море, как вдруг за спиной крикнули:
– Эй, парень, ты это, слазь, а то мигом стрелу получишь.
Я аж вздрогнул от неожиданности, пока я думал, ко мне подошли со спины двое, удивлённые моим бездействием, и, натянув луки, решили спровоцировать меня на действия. Однако приложило меня, видать, конкретно, так как ответ у меня был не самый подходящий к данной ситуации:
– Я же вроде и не залазил, тут и сидел.
С этими словами я обернулся и разглядел своих собеседников. Это были крепкие мужики средних лет, но в одежде явно с чужого плеча. На одном кожаный жилет на голое тело, холщовые штаны и кожаные сапоги, второй выглядел ну очень странно, у меня даже ассоциаций нет, ближайшее, наверное, бомж-ассасин с перепоя: лапти, шаровары, как у дворян восемнадцатого века, плащ наподобие моего, только в капюшоне дыра с кулак. Единственное что их объединяло, это синюшные, пропитые лица с отёкшими глазами. По лицам бедолаг пробежала тень мысли, но, к сожалению, только тень.
– Так это, вот сидел, значится, теперь вставай.
Я сделал большие глаза:
– Неудобно же, сидеть удобно, а вот стоять не очень удобно, падаю я отсюда.
– Так ты с лошади своей горбатой слазь, говорить будем.
– Мужики, я высоты боюсь, слазить стрёмно, и вообще, я немой. Как говорить-то?
Выражения их лиц описать я уже не способен. Я уже понял, что творится непонятная фигня, и сама ситуация абсурдна, но меня, как говорится, попёрло, ржу про себя, но рожу держу каменной, только глаз дергается, зафиксировать забыл, ну и фиг с ним. Этот театр абсурда продолжался бы долго, но из кустов вышел ещё один мужик. Был он на полголовы выше остальных, одет не так комично, даже, можно сказать, со вкусом. Дворянский камзол, широкополая шляпа с пером, и как по лесу ходит? Кожаные сапоги, и под фасон к ним штаны, видимо, одевался, как и предыдущие, с чужого плеча, однако пользовался правом первого выбора, вот и смотрится достаточно органично. Из оружия у него была большая двуручная секира, такой пользуются орки-берсерки, я её в книжке у Сергея видел.
– Эй, ты, слазь с верблюда!
По его тону я понял, что шутки закончились, поэтому слез с верблюда и сразу отозвал его.
– Куда верблюда дел, скотина?
– Да он волшебный, мне его колдун наколдовал, на нем ехать можно только один раз, пока не слезешь. А как слез, так он пропадает.
– Точно?
– Точно!
– Смотри, руки на виду держи, и без шуток. Только потянешься к оружию, мигом нашпигуем стрелами.
Как-то это нелогично, я бы забрал оружие, но то ли они тупые, то ли привязка так действует. Говорить им о своих логических цепочках я не стал, ибо нефиг, пусть сами думают. Главарь, как про себя я его окрестил, махнул рукой, и из леса вышли еще трое с арбалетами. А ведь я о них и не догадывался, не такие они и дураки, как казалось сначала. Взяли в грамотную коробочку, во всяком случае, на мой взгляд. Их я не боялся, зря, что ли, у меня супер пупер мега скилл? Уйду в инвиз в крайнем случае да сбегу, сначала и вовсе хотел их всех перебить, но мне стало жутко интересно, куда меня ведут и зачем меня ведут, да и если эта банда разбойников давно орудует на дорогах, у них можно чем-нибудь поживиться.
Шли мы по какому-то болоту, хорошо хоть, не долго, а то комары закусали, сволочи. Вот вроде нет гнуса в открытом мире, но вдоль реки или в болоте каком их тьма тьмущая как налетят, во-о-оот с такими копьями на носу, и к-а-ак проткнут, ощущение, что насквозь протыкают, хорошо хоть жизненно важные органы не задели. Так вот, прошли болото и вышли на полянку, она когда-то была красивой, вот только теперь её такой не назовёшь. По всей поляне кострища, изуродовавшие её, как язвы, мусор, и среди всего этого стоят шалаши, из которых тащит непереносимой вонью. Слышны какие-то стоны, крики, плач и злорадный хохот. Вдоль леса стояли телеги с клетками, в которых сидели люди, и тут же свалены кучей какие-то свёртки.
Смотреть на всё это было мерзко и противно, и несмотря на то, что я не считал себя Робин Гудом, смотреть на людей в клетке просто так не мог. План действий возник мгновенно. Как только охранники отвлеклись, я ушел в инвиз. И сразу упал, потихоньку отползая в сторону. Тут же над головой просвистели стрелы. Пусть я невидим, но не бестелесен, так, по-пластунски, потихоньку двигался в сторонку, где почище, да пыли поменьше, которая могла меня выдать. Заполз за куст, отряхнулся и стал прорабатывать план действий. Для начала надо убрать командование, во-первых, оно стоит обособленно, во-вторых, без командиров даже армия становится сбродом, что уж говорить о шайке разбойников. Командиров я насчитал три, того самого пижона с дороги, назовем его лейтенантом. Второй подобен ему, бледный, как поганка, и, судя по всему, подражатель и в одежде, и в манерах, при этом злой и жестокий, при мне одному пленнику так с ноги в печень прописал, что тот, бедолага, забыл, как дышать, хорошо ещё мужик, а не женщина. И условный генерал, медведеобразный, грязный, растрепанный, словно с перепоя, хотя почему словно? С перепоя и есть, вон, даже покачивается. Одежда на нем самая странная, женский халат на голое тело, какие-то треники и, барабанная дробь, валенки. Нафига валенки в лесу, летом, среди болот, я не знаю, но де факто, вот они. Вооружена эта горилла, по недоразумению ставшая человеком, топором, здоровенным таким, с двумя лезвиями, правда, в его руках он смотрелся просто игрушкой. Ну и местная гопота в количестве четырнадцати человек. Уровни у всех пятидесятые – пятьдесят шестые, у лейтенантов шестьдесятый и шестьдесят седьмой и у генерала семьдесят восьмой.
Начать решил с генерала, он как раз зашел в свой шатёр. Аккуратно прокрался, стараясь не дышать местными ароматами. В шатре был полумрак, несмотря на внешнюю неказистость, внутри было просторно. Стоял грубо сколоченный стол, заваленный объедками, в углу кровать, на которой, забившись в угол, лежала связанная девушка. Сам же бугай стоял, наклонившись, и рылся в мешке. Просто идеальный момент, аккуратно встаю сбоку и заранее вытащенный клинок вгоняю в основание черепа, точнее, пытаюсь вогнать, клинок соскальзывает, оставляя глубокую рану на шее, и почему не перерубил её сразу? Генерал тут же распрямляется, а я, уже действуя скорее на инстинктах, кидаю заморозку и бью своим любимым приемом в подбородок, пробивая голову