всё было потом.
«Я проверяю, кто пришёл на пробежку, в кепке — Начальник Воркутугля Игнатьев».
1965
Вместе с ребятами из Печорпроекта — вот во что превратилась Проектная Контора Воркутугля — смастерили мы катки — круглые здания, неотапливаемые, в центре — опора из труб, лёд местный, натуральный и не тает почти круглый год — мы попросили только что созданный компьютерный центр посчитать нашу опору — у них что-то не получилось, пока что они «выциферили» только лицо мадонны да Винчи. К такому же катку в посёлке «Северный» я пристроил — было у меня для этого пара работяг — бревёнчатую избушку, чтобы можно было отогреться и перекусить. После завершения ещё одного катка — теперь в «Комсомольском» — едем мы с Нинулей домой, шофером у нас Борис Николаевич, Начальник говорит: «Как, Нина, вы выдерживаете этого человека, меня от его этих «строек для молодежи» трясёт, хобби, вишь, у него такое». На эту стройку я потратил много сил, времени на борьбу с критикующими, металл, бетон и прочее — этот каток диаметром 20 метров центральной опоры не имел. Но моего помощника вдруг убили — катков больше строить не удалось.
Воркута стоит на вечной мерзлоте и ставит подножки и делает бяки тем, кто к ней относится без уважения.
В 1946 году я в первый раз приехал в Воркуту чтобы повидаться с отцом, которого не видел уже 9 лет. На «дедушку Ленина» он был уже не похож, на нём была то ли фуражка, то ли «шуцкоровка» — после Финской так называли шапки, похожие на шапки финских солдат, — и облачён был он в чёрные ватник и «брюки», но я его узнал, а он меня, понятно, нет! Да и для меня здесь всё было внове — и место и люди — всё было необычно и странновато.
Так вот, о мерзлоте. Меня очень тогда удивило, что люди ломами и кирками дробят в траншеях мёрзлый грунт и выбрасывают всё это на край траншеи нагретыми на костре лопатами, чтобы этот мёрзлый грунт к лопате не прилипал, траншея очищалась и затем в ней сооружали деревянную опалубку, куда заливался бетон вперемежку с камнями. Когда всё это происходило летом, мёрзлый грунт тут же становился липкой грязью, вся площадка превращалась в болото, траншеи, глубина которых достигала 2,5–3 м, наполнялись этой грязью и, если бетонирование ещё не было закончено, то то, что сползло в траншеи, снова надо было выбросить и опалубку восстановить. Таким способом «возводились» фундаменты для двух- и трёхэтажных домов из местного кирпича. Этот кирпичный завод был заодно и местом исполнения наказаний — наказываемых раздевали, привязывали к столбу и оставляли на съедение комарам и прочим…
В 1949 году я приехал сюда на практику в Проектную Контору Воркутугля. На домах, построенных три года тому назад, появились трещины — вечная мерзлота напоминала о себе. И тогда я стал думать, как с ней поладить. Вернувшись в Институт, я перечитал всё, что нашёл в институтской библиотеке про эту вечную мерзлоту. Оказалось, вода и есть главное действующее лицо, что, замерзая, выдавливает из земли столбы, разрушает железнодорожные насыпи, создаёт ледяные дамбы и, только распознав, как ей угодить, можно начинать строить.
Спортзал, о чём я тебе уже писал, был построен без обычных фундаментов — была зима 1957-го и долбать мёрзлую землю было неохота. Но я хитрил — у меня была задумка, как договориться с мерзлотой, чтобы спортзал простоял много лет. Мы прямо на тундру с её кустиками и кочками насыпали 1,5-метровую подушку из горелой породы из терриконов каждой шахты и всё! Тундра всегда мокрая — летом водичка течёт по мху, травке и кустикам, а зимой — под снегом. Вот я и решил сохранить при помощи той подушки миграцию водички, чтобы она своим присутствием не позволила подняться верхней границе мерзлоты. Этот спортзал жив и сейчас. Попозже я увидел фотографию и описание его в «L’aujourd’hui architecture»; теперь жалею, что не вырвал из этого журнала эту статью.
«Спортзал в Воркуте, в то время, когда его открывали».
1962
Оставшимся после бериевской амнистии в Воркуте и понаехавшим за длинным северным рублём людям потребовались квартиры — никто не захотел жить в опустевших бараках, а зэков, что делали бетонные фундаменты, практически не осталось, и тогда началось строительство двухэтажных домов из деревянных брусьев на таких же фундаментах — основаниях, на чём стоял мой спортзал. Первым строителем этих домов стал мой друг, такой же, как я, «беспартийный большевик», бывший зэк, машинист на паровозе, теперь же ответственный за воду, тепло и канализацию города. Ему нужны были вольные рабочие руки, этим рукам — жильё, ему пришлось по душе то, что не надо ничего копать, а только насыпать «подушку» из горелой породы, на неё положить ростверк на лёжках, и лепи себе дома из бруса, как это делается обычно, так он решил эту проблему.
1966
Уголь был нужен Череповцу, и Липецку, и даже ФРГ, и город стал превращаться из «созвездия» барачных посёлков, обнесённых заборами из колючей проволоки с вышками по углам, в настоящий, с улицами, фонарями и автобусами. Конечно, деревянными домиками, причём Главаиз них без канализации, а только с выгребами, растущий современный город не удовлетворишь. Вода, тепло, канализация для каждого дома, да ещё в сочетании с мерзлотой и на вновь осваиваемой территории, да за Полярным Кругом — настало время крепко почесать затылки, ведь только один Норильск, да ещё несколько небольших таких же спецгородов построены ГУЛагом в спецклимате и на вечной мерзлоте.
Поскольку цементный завод был уже на ходу, строители всерьёз занялись освоением крупнопанельного домостроения, рядом с цемзаводом построили предприятие по изготовлению железобетонных изделий и крупных панелей. Проектируемые дома были точной копией черёмушкиных пятиэтажек, но ещё было достаточно скептиков и строились пятиэтажные дома из крупных кирпичных блоков.
1967
То, как чесали затылки, сражались с тупостью и прочим, как убеждали не копать котлованов в мерзлоте, не закапывать в неё трубопроводы, не разрушать тундру — регулятор состояния мерзлоты, — замечательно описал воркутинский журналист Валентин Гринер в своей книге «Последние дни Бабьего Лета». Пришлось вытащить в Норильск наших проектировщиков вместе со строителями, чтобы они увидели, как люди управляются с необходимостью строить на мерзлоте. Валентин обо всём этом рассказал. Единственное, о чём он не написал, смягчил, это то, что я закрыл двери в номере, где обсуждалась поездка, на ключ и сказал «Пока вы все, а главное представитель Печорпроекта, не подпишете