Читать интересную книгу Дело «Норильский никель» - Александр Коростелёв

Ведь в кавардаке, как казалось, непродуманных реформ, в «мутной воде» тогдашней российской действительности зачастую продуманные злоупотребления служебным положением высокопоставленных госчиновников, допускавшиеся в ходе приватизации крупнейших государственных добывающих природно-сырьевые ресурсы промышленноотраслевых объединений (концернов), выглядели не так уж и ужасно, а истинные цели прихватизации «промышленных сливок» достигались намного проще (!).

Заметим, однако, что истинно «народное государство нуждается в добавочном двигателе; этот двигатель — добродетель… Ясно ведь, что монархия, при которой лицо, заставляющее исполнять законы, считает себя выше законов, не имеет такой надобности в добродетели, как народное правление, при котором лицо, заставляющее исполнять законы, чувствует, что само подчинено им и само несёт ответственность за их исполнение… Но если законы перестанут соблюдаться в народном государстве, то оно уже погибло, так как причина этого зла может быть только в испорченности самой республики». (Ш.Монтескье, «О духе законов», стр. 27)

Стоит добавить, что под «добродетелью» в республике Шарль Луи Монтескье понимал «любовь к отечеству, т. е. любовь к равенству». Он считал, что — это «не христианская и не нравственная, а политическая добродетель; она представляет ту главную пружину, которая приводит в движение республиканское правительство».

«Когда добродетель исчезает, честолюбие овладевает всеми сердцами, которые могут вместить его, и все заражаются корыстолюбием. Предметы желаний изменяются: что прежде любили, того уже не любят; прежде была свобода по законам, теперь хотят свободы противозаконной;… Прежде имущества частных лиц составляли общественную казну, теперь общественная казна стала достоянием частных лиц. Республика становится добычей, а её сила — это власть немногих и произвол всех», — писал Шарль Луи Монтескье. (Ш.Монтескье, «О духе законов», стр. 9, стр. 28)

В период президентства Бориса Ельцина республиканские законы нарушались, либо регулирование некоторых наиважнейших общественных отношений происходило не по правовым нормам законов, а на основании положений подзаконных актов исполнительной власти, но тогда позвольте спросить: «Было ли правление первого российского президента добродетельным, проявлялась ли в нём та самая любовь к Отечеству, которая, по Монтескье, столь настоятельно необходима при демократии?».

//__ * * * __// 

Итак, процессы приватизации государственной и муниципальной промышленной собственности в России были проведены под флагом президентского, а не парламентского нормотворчества. Передав полномочия по формированию стратегии промышленной приватизации Анатолию Чубайсу, никогда не избиравшемуся на это народом, подменив законодательное нормотворчество депутатов Верховного Совета Российской Федерации своими указами, Президент России Борис Ельцин фактически пошёл на нарушение основ демократического устройства государственной власти.

Положение пункта 2 Указа Президента России № 66 от 29 января 1992 года устанавливало: «Председатель Государственного комитета Российской Федерации по управлению государственным имуществом, председатели комитетов по управлению государственным имуществом национально-государственных, национально- и административно-территориальных образований в пределах своей компетенции вправе издавать распоряжения и предписания по вопросам управления и распоряжения государственным имуществом, обязательные для исполнения соответствующими должностными лицами государственных и муниципальных предприятий и органами государственного управления».

Действия Бориса Ельцина шли в разрез с общепринятым толкованием сути теории разделения властей, очень напоминая пусть не большевистскую диктатуру пролетариата, а просто диктатуру вчерашнего большевика, стремящегося любым способом удержаться у власти, а это уже никак нельзя назвать «добродетелью политической» по Монтескье, нельзя назвать любовью к Отечеству.

Отметим, Борис Ельцин действительно 16 июня 1991 года был избран на пост российского президента всем народом республики, но республики, входящей в состав Советского Союза, и мандата на расширенное толкование своих полномочий, в частности по ущемлению роли Верховного Совета Российской Федерации, как представительного высшего законодательного органа власти, у него не было (!).

Демократическое государство не может существовать без разумной системы сдержек и противовесов, которые, прежде всего, необходимы при распределении полномочий и ответственности между высшими органами власти и управления. Этому как раз и способствует применение на практике теории разделения властей. Функциональное разделение высшей государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную заключается в том, что одна власть принимает законы (тогда — Верховный Совет России), другая — их исполняет (Президент и Правительство России), а третья — вершит правосудие, устанавливая, насколько действия или бездействия лиц соответствуют этим самым законам (Конституционный, Верховный и Высший арбитражный суды России).

Как-то не верится, что авторы российской модели промышленной приватизации, демагогически оперируя демократическими лозунгами и с должностным формализмом пропагандируя теорию разделения властей в государстве, на деле даже не задумывались о её внутриправовом содержании, а, может быть, просто не хотели задумываться, когда речь заходила об их власти, об их собственности и деньгах. Они присвоили себе право определять, как и какими методами строить демократию в России, а также стоит ли при этом подчинять свои действия каким-либо законным или моральным ограничениям. Их принципом стало не жить самим по законам общества, а принуждать общество жить по указам доверившего им власть Президента (!).

Недаром всё тот же Борис Березовский в одном из своих интервью сказал: «Больше всего меня смущает неискренность Чубайса. У него абсолютно большевистские терминология и образ действий! Чубайс уверен, что он живёт по одним законам, а общество — по другим. Согласиться с этим — значит признать, что начальники и подчинённые изначально, от Бога, по-разному устроены». (Б.Березовский, «Искусство невозможного», том 1, стр.94)

P.S.B качестве ремарки заметим: раньше, сейчас и в дальнейшем ссылки на умозаключения Бориса Березовского вызваны глубокой осведомлённостью этого человека по интересующей автора данной книги теме. Его высказывания особенно примечательны хотя бы тем, что, как писал об этом олигархе старший редактор русской версии журнала «Форбс» Пол Хлебников: «Многие магнаты российского бизнеса унаследовали своё богатство от старого Советского Союза, стали уполномоченными миллионерами, но Березовский построил свою империю сам, с нуля». (П.Хлебников, «Крестный отец Кремля Борис Березовский», стр. 9)

Стремительность проведения промышленной приватизации; широкий охват ею самых различных отраслей экономики страны; не всегда правомерное включение в перечень приватизируемых крупнейших, далеко не кризисных государственных предприятий и промобъединений (концернов), включая те, от которых непосредственно зависела обороноспособность или экономическая независимость государства; проведение приватизации одновременно на различных уровнях: федеральном, субъекта федерации и муниципальном; видимое равенство всех граждан страны в части их прав на участие в приватизации, но не в части равенства возможностей реализации этих самых приватизационных прав, — вот, пожалуй, в очень сжатом изложении основополагающие признаки российской промышленной приватизации (!).

Разработчики приватизационной модели сразу же отказались от, казалось бы, приемлемого для России китайского варианта реорганизации экономики. Анатолий Чубайс утверждал: «Китайская модель — это обновление экономических методов регулирования при сохранении действующего государственного механизма: сильное и крепкое государство по собственной воле и в соответствии с собственными замыслами проводит реформы в экономике. Осенью 1991 года, когда Гайдар пришёл в правительство, подобного рода схемы ни один здравомыслящий человек всерьёз даже не рассматривал. Какой может быть жёсткий государственный контроль, если государственная управленческая структура разрушена до основания. Ведь что представляла собой эта структура в СССР? Во-первых, компартия со своими региональными отделениями: райкомами, горкомами, обкомами. А компартия, это не только — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Это механизм для жизнеобеспечения населения, для организации повседневной работы производства, транспорта, энергетики… Во-вторых, — министерства и ведомства. Ни первой, ни вторых к ноябрю 91-го года не существовало. И если кое-какие команды федеральных министерств ещё летом 91-го года кое-как выполнялись, то российских министров осенью того же года уже никто не слушал». (Под редакцией А.Чубайса, «Приватизация по-российски», стр. 24–25)