Читать интересную книгу Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне - Шон Макглинн

Политика и религия все теснее переплетались между собой, и ближе к Позднему Средневековью папство уже все активнее и без каких-либо оговорок объявляло о крестовых походах против своих политических противников, тем самым девальвируя собственные же мирные инициативы прошлых лет. Таким образом Церковь, инициатор мирного движения, ряды которой были полны благочестивых доброжелателей, искренне молившихся за окончание войн и насилия, сыграла значительную роль в распространении смерти и разорения в самой Европе и далеко за ее пределами. Мнение Блеза Паскаля о том, что «люди никогда не творят зло в таких размерах и с такой готовностью, с какой способны пойти на это из религиозных убеждений», в эпоху Средневековья подтверждалось неоднократно. В 778 году в Вердене император Священной Римской империи Карл Великий хладнокровно распорядился обезглавить 4500 пленных из числа язычников-саксов. Его биограф Эйнхард скупо прокомментировал это деяние, высказав лишь мнение о том, что с повстанцами дозволительно делать все, что угодно. Тот факт, что они не были христианами, сделал их гибель еще более несущественной. Другие примеры военных изуверств на религиозной почве будут обсуждаться при рассмотрении осад Иерусалима, Безье, Аккры и битвы при Хаттине. Мы увидим, что в основе этих зверств стоял не только религиозный фанатизм, и слишком просто было бы обвинить в этих действиях воинствующую Церковь.

Церковь не только молилась о победах или давала благословение; не только поддерживала одну из сторон и осуждала другую, используя кафедры проповедников в пропагандистских целях; не только поставляла армиям воинов, деньги, средства передвижения и провизию: она проявляла активный и весьма реальный интерес к ходу войны, и духовенство часто принимало непосредственное участие в военных действиях. Было бы совершенно некорректным утверждать, что единственный образованный класс общества исключительно состоял из духовенства и монахов, которые «мало что смыслили в военных делах и еще меньше понимали в стратегии и тактике». Подобно биографу Вильгельму Пуатье, современнику Вильгельма Завоевателя, Виллардуэн[14] и Жуанвиль[15] были людьми военными, которые брались за перо, и точно также поступали монахи вроде Гийома Бретонского, Роджера Вендоверского, аббата Сугерия из Сен-Дени и многие другие. Монастырские и светские писатели являлись выходцами из того же сословия, что и их отцы, братья, двоюродные братья и покровители, составлявшие класс bellatores, т. е. орден воинов, поэтому вполне естественно, что они все, так или иначе, имели отношение к воинскому делу.

Церковный язык зачастую пестрел боевыми терминами, как бы отражая сомкнутый строй христиан, вступивших в духовную битву с силами Сатаны. Например, turma — латинское слово, означающее конный отряд численностью 30 всадников, — часто встречается в средневековых хрониках; применяется также по отношению к группе монахов, например, из монастыря Сен-Морис в Агоне, которая участвовала в круглосуточном богослужении, считавшемся самым мощным ритуальным оружием. Точно так же, как Церковь сражалась на одном фронте, правители сражались на другом. Аббат Марквард, известный строитель замков, высказывал такое мнение: «Не то чтобы монахам непременно надлежит селиться в монастырях или участвовать исключительно в духовных битвах, просто зло на свете можно одолеть разве что сопротивлением».

Интерес Церкви не был только интеллектуальным или духовным. Как землевладелец, ответственный за снабжение своих лордов живой силой, и как ведущий игрок в мире политики Церковь непременно обладала практическими навыками в военных делах. На исходе XIII столетия епископ Гуго из Осера собирает вокруг себя рыцарей, чтобы обсудить уроки военного искусства из трактата Вегеция «О военном деле» / De Re Militari — классического произведения, весьма ценимого рядом средневековых полководцев в качестве военного справочника или учебника. Многие представители церковной иерархии выросли в военном окружении либо удалились в монастыри после оставления воинской службы. Церковь брала на службу наемников и имела собственные военные подразделения; военные ордена — орден Тамплиеров, Госпитальеров и Тевтонский орден — объединяли в своих рядах хорошо обученных воинов-монахов. Никогда еще Церковь не была столь воинственной!

Духовенство входило в категорию сословий, которым, как не участвующим в боевых действиях, предоставлялась защита. Однако многие представители Церкви исключили себя из этой категории. В боевых действиях активное участие принимали и высшие, и низшие церковные чины — от епископа Одо из Байо, яростно размахивавшего палицей в битве при Гастингсе (как лицо духовное, он не мог проливать кровь христиан, поэтому вместо колюще-режущего оружия у него была палица), до отважного священника, которого, согласно описанию Сугерия в хронике «Деяния Людовика Толстого», Бог наделил духом отваги и бесстрашия и дал возможности вдохновить и возглавить удачный приступ на замок Пюизе. Священники часто оказывались во главе целых армий: в 1298 году Энтони Бек, епископ Дарема, командовал английским войском у Фолкирка; в 1214 году Герен, епископ Сенлиса, командуя французским арьергардом, проявил изобретательность и помог одержать победу в битве при Бувине. В 1346 году архиепископ Торесби из Йорка помогал командовать английским войском и в итоге разбить шотландцев при Невилл-Кроссе. Это не отразилось пагубным образом на его репутации благочестивого миротворца, который вел безупречный образ жизни праведника и был епископом, «весьма серьезно относящимся к своим обязанностям».

Томас Хэтфилд, епископ Дарема (1345–1381), менее осторожно относился к своей воинской роли: на личной печати он изображен не как служитель церкви, а как рыцарь на боевом коне.

Представители высшего духовенства вполне могли сложить головы на войне. В 1056 году в Англии некто Леофгар, после посвящения в сан епископа Херефорда, «оставил свое помазание и крест, свое духовное оружие, взял в руки копье и меч и пошел против Гриффита, валлийского короля, и вместе со своими монахами был сражен в битве». В сражении при Ашингдоне в 1016 году среди жертв одержавшего победу датского короля Кнута оказались епископ Эднот Дорчестерский и аббат Вулсиг из монастыря в Рамси.

Реальность средневекового мира была такова, что люди, облаченные в сутаны, могли стать как жертвами насилия, так и его вершителями. В рядах Церкви находилось немало тех, чей свирепый нрав намного превосходил жестокость инквизиции по отношению к закоренелым еретикам. В XII веке малолетний сын эрла Давида Хантингдонского был убит священнослужителем. Этого духовника привязали к хвостам четырех лошадей и разорвали на части.

Чаще всего святые ордена разрешали монахам-преступникам, прикрываясь обычаями и сутанами, избегать разбирательств в суровых светских судах. При исследовании фактов насилия и жестокости со стороны духовенства в период баронских войн в Англии середины XIII века обнаруживается небывалый размах этого феномена. Это подтверждает предположение о том, что банды преступников зачастую возглавлялись церковниками всех рангов и мастей. Одним из наиболее отъявленных негодяев в эпоху правления Эдуарда I был Ричард де Фолвилль, приходской священник и заодно предводитель одноименной зловещей банды. На путь разбоя он встал в Линкольншире, ограбив одного из королевских судей и убив барона. Его братья, тоже состоящие в шайке, имели связи в высших кругах, позволявшие им покупать королевское помилование или избегать наказания, вступая в армию. Однако преступления Фолвилля против короля оказались настолько вопиющими, что духовный сан ему не помог. Солдаты выволокли священника-убийцу из церкви и тут же обезглавили. В недавно опубликованной книге о бандитах и разбойниках Средневековья проводится такое наблюдение: «В источниках так много упоминаний о головорезах в святых орденах, что… коварный злоумышленник-профессионал вполне рассмотрел бы возможность принятия духовного статуса в качестве полезной оговорки». Несмотря на все устремления к миру, средневековая Церковь со всеми своими крестоносцами, государственными деятелями, инквизиторами, преступниками и воинами вовсе не была посторонним субъектом в мире насилия и войны.

Церковь — а позднее политические террористы — давно озаботилась проблемой справедливой войны, хотя только в XII веке пришла к согласованному определению таковой с помощью Святого Фомы Аквинского и папы Иннокентия IV. Согласно теориям справедливой войны, война считалась праведной, если только: она объявлялась законной властью; велась во имя правой цели, например, ради возмещения нанесенного вреда или возврата утраченного имущества; мотивом к ней служило подлинное стремление к миру и справедливости, и любые другие средства были исчерпаны; предпринималась в целях самозащиты.