землемером. Не раз шептался. По описанию — точно де Бризи. И трактирщик подтвердил после. Поиздержался я, Лис. Последние гроши потратил, на что теперь жить? — он театрально снял шапку и посмотрел в небо, будто хотел найти там ответ.
— С грошами завтра решим, понял? Небось, протянешь до утра-то, не помрёшь с голодухи. А с трактиром ты это хорошо придумал, хитро. Дуй отсюда, завтра к обеду найди меня.
Крестьянин ушёл. Чуть погодя и Род поднялся с места, зашагал к конюшне. Один из конюхов, Жюльен, сидел внутри и вычёсывал лошадь. Конюх услышал шаги и оглянулся на подошедшего слугу, продемонстрировав страшный оскал: половины зубов у него не хватало, а челюсть сильно искалечили, смяли, и срослась она как попало. Зато рука была тверда. И ещё он уважал Лиса, как любой брат-солдат уважает товарища по оружию.
— Всё подтвердилось, Жюльен. Ты готов?
Конюх ответил, с трудом двигая челюстью, немного присвистывая и произнося слова, будто одновременно жевал:
— Угу. Ты обещал. Нагрудник и топор. Где они?
— Ближе к ночи, сейчас особо не суетись. Напарник-то твой где? Хочу и его предупредить.
— Харт? Сам как думаешь?
— Опять в другую деревню умотал? Или в сарае развлекается?
— Нет. Новое место. У ручья. Рядом с опушкой. В кустах, — он говорил с паузами. Больше двух слов подряд давались ему тяжело.
— Я туда, вечером буду здесь.
Конюх кивнул и продолжил, а Род отправился к ручью.
Природа там звенела: отзвуки лесного зверья, журчание ручейка, бзыканье насекомых. Благодатный уголок — и вода рядом, и тень, и солнца хватает. Сорняков и колючек не видать, скот опушку не топчет. В общем, хорошее место выбрал Харт.
Чуть поодаль от ручья заросли кустов, там он конюха и нашёл: бабий смех указал. Не продираясь сквозь бурелом, старый слуга крикнул:
— Харт!
Сначала девица порскнула куропаткой в сторону леса, прижимая к себе одежду, парень же вышел не спеша — с перекинутой через плечо рубахой он на ходу подвязывал штаны.
«Не красавец, но что-то в нём есть наглое, волчье, отчего бабы хороводы вокруг водят» — какой уже раз заметил Род.
— Опять я тебе в палки-дырки наиграться не даю?
— Да ничё, — беззлобно, весело ответил конюх, — Успею ещё.
— К дочери моей не смей подходить! Корень выкорчую вместе с клубнями, понял?
— Не горячись, старый Лис, баб в округе полно, твоих не трону: дружба она на то и дружба — пиво вместе, бабы врозь.
— Смотри у меня, бык-семенник!
— Зачем пришёл, старик? Выгорело дельце? Идём ночью?
— Ага. В конюшне спать ложись, время придёт — сам к вам заявлюсь. Не забоишься благородных-то, Харт?
— А, чего, у них кровь не течёт? — нагло ответил парень, — Чай, нам с ними не в поле биться. Ты обещал хитро дело состряпать, значит, так и будет. Уж я тебя знаю, Лис.
Род посмотрел на парня с сомнением:
«Никогда не угадаешь, как человек поведёт себя в деле, что бы он ни плёл. Жюльен-то воробей стреляный, не впервой ему. А этот? Но других нет, придётся идти с ним».
— Пораньше ложись, выспаться надо. Жюльен в лес тебя водил? Стрелять учил с арбалета?
— Беззубый говорит, у меня талант! Но в армию всё одно не пойду. Не охота мне тоже без зубов остаться…
«Веселится, будто к девице собрался. Напускное? Как бы локти потом не кусать…»
— О деле никому, понял? Разболтают, сами там ляжем. Всё, ночью ждите.
У старого слуги оставалось много дел: и обед проверить, и виноград посмотреть, и к прачкам сходить. Да арбалеты с чеканами так вытащить нужно, чтобы не заметил никто. У Жюльена-то свой был арбалет, в лесу спрятанный, а ещё два из оружейной взять надобно…
Весь в заботах, Род по прозвищу «Лис» потопал в господский дом, понимая, что поспать ему сегодня ночью не придётся.
* * *
Жерар так и не поспал толком. Маялся, метался из комнаты в комнату, несколько раз выходил на двор упражняться с эспадой. Слуги смотрели косо, недоумевая, что же происходит с господином. Какой удачей оказался отъезд матушки в её родное имение. Она неминуемо узнала бы всё, молодой граф был в этом уверен. Мало того, что графиня де Сарвуазье всегда знала последние сплетни, она ещё и читала своего сына, как открытую книгу. Скрывать предстоящую дуэль от неё никак не получилось бы: начнутся уговоры, просьбы, мольбы не проливать своей и чужой крови, обязательные слёзы под конец. Так уже было однажды, хоть тогда дело и разрешилось миром. Это всё может напрочь выбить из колеи перед поединком. Какая всё-таки удача, что она уехала.
Забрезжил рассвет, прокричал первый петух. Де Сарвуазье, давно собравшийся, направился к конюшне. Служанка приветствовала его с удивлением на лице: куда это господин в такую рань?
Весь сжатый, как пружина, он дошёл до конюшни:
«Побыстрее бы уже уехать. Все вокруг глазеют, это только сбивает!»
— Жюльен, Харт! — позвал молодой граф.
Из пристройки для конюхов прибежал мальчишка лет двенадцати, рыжий и усыпанный веснушками:
— Ваша светлость, Жюльен занемог ночью. Харт повёл его к дохтуру, просил меня присмотреть здесь.
— Заседлать коня сумеешь? — серьёзно спросил Жерар.
— Да, господин, обученный я, а то Харт бы нипочём меня тут не оставил, — мальчик кланялся, выражая готовность, — Какого седлать?
— Вон тот гнедой жеребец, — указал он и отвернулся посмотреть на светлеющее небо.
«Не опоздать бы… Да нет, не должен. Может статься, ещё первым приеду, хоть мерзавцу и ближе, да рано вставать не в его правилах».
Мальчишка крутился вокруг коня, подгоняя и проверяя сбрую. Наконец, позвал тонким голосом:
— Господин, кажется, готово!
Жерар быстро подошёл и стал проверять: да, как будто на совесть всё сделал мальчишка.
— Вот здесь, господин, на два пальца должно быть, — указал конюшонок на ремешок, — Так мне Харт говорил.
Молодой граф проверил сам, дёрнув седло за ремень, и ответил рыжему:
— Выводи, всё хорошо.
Прохладный утренний воздух