- Он ждет этого свидания у меня в комнате и в три часа будет у вас.
- Да, да, посмотрим, - ответила пани Ляттер. - Я еще колеблюсь, но если вы знаете этого юношу и ручаетесь, что больше это не повторится...
Выражение лица пани Ляттер показалось панне Кларе каким-то необычным, и все же она протянула начальнице руку и решительно сказала:
- За то, что вы оставляете в пансионе Левинскую, вы найдете во мне самого верного друга.
- Это вознаградит меня за все, - ответила пани Ляттер.
- Сейчас я дам доказательство своей верной дружбы, даже два. Прежде всего Малиновская после каникул хочет открыть собственный пансион, я же постараюсь убедить ее принять иное решение.
Пани Ляттер побледнела и безотчетно сжала руку панны Говард.
- Во-вторых... во-вторых, я скажу вам то, чего не сказала бы ни в каком другом случае. Когда я шла сейчас к вам, я хотела поставить вопрос так: я или Иоанна. Но сейчас я поставлю его иначе...
Она подошла к пани Ляттер и, глядя ей в глаза, медленно произнесла:
- Сударыня, увольте Иоанну. Ей нельзя оставаться, это крайне вредит пансиону.
Пани Ляттер опустилась на диванчик.
- Разве... разве вы что-нибудь слышали? - вполголоса спросила она.
- Трудно не слышать, если об этом говорят в городе и в пансионе, причем у нас не только учительницы и прислуга, но даже ученицы.
Она умолкла, глядя прямо в лицо начальнице.
- Ах, как у меня болит голова! - прошептала пани Ляттер, сжимая руками виски. - Бывают ли у вас, панна Клара, такие мигрени, что, кажется, сама необходимость думать причиняет физическую боль?
Она закрыла глаза и сидела, думая о том, что визит панны Говард, пожалуй, слишком затянулся. Почему никто не позвонит, не придет и не заговорит с нею о других делах, пусть даже своих собственных?
- Вам нездоровится? - спросила панна Клара.
- Я уже забыла, что значит быть здоровой.
Глава тринадцатая
Старый и молодой - оба на ту же стать
В прихожей позвонили, и панна Клара вышла из кабинета. Увидев, как исчезает между портьерами высокая фигура учительницы, пани Ляттер вздохнула с облегчением.
"Мельницкий!" - подумала она, услышав, как кто-то грузно ступает в прихожей и снимает тяжелую шубу.
В кабинет вошел толстый румяный господин, в светлых панталонах и расстегнутом сюртуке, с толстой цепочкой на жилете и жирной складкой на затылке.
- Ах-ха! - начал господин, обтирая обмерзшие седые усы. - Целую ручки, обожаемая, ха-ха!.. Но что это значит? Вы плохо выглядите! Прихварываем, а? Что за черт, три дня гляжу на вас и, что ни день, вижу перемены. Если бы это я худел, было бы понятно: влюблен. Но вы...
Пани Ляттер улыбнулась и, играя глазами, сказала:
- Плохо выгляжу, потому что не сплю. Не могу заснуть...
- Ах, как нехорошо. Если бы это я не спал... А вы с кем-нибудь советовались?
- Я не верю в лекарства.
- Еще одна добродетель! - воскликнул господин, с жаром целуя ей ручки. - А я думал, что в таком сокровище, каким, безусловно, являетесь вы, сударыня, что в такой сокровищнице добродетелей я не найду ничего нового, разве только - после свадьбы.
- Ах, опять вы говорите, не подумавши! - прервала толстяка пани Ляттер, обжигая его такими взглядами, что он извивался, как на огне.
- Где уж мне думать, сударыня, когда я сохну по вас. Однако довольно обо мне. Что ж, сударыня, раз вы не пользуетесь услугами докторов, я пропишу вам лекарство от бессонницы. Только, чур, выполнять мои предписания.
- Посмотрю, если они не будут слишком строгими.
- Они будут замечательными. Лекарство мое, сударыня, состоит из двух доз, как пилюли Моррисона.
- А именно?
- А именно: замужество - это для вас радикальное средство от бессонницы. Радикальное! Ведь вам, сударыня, не дают спать ваши собственные глаза! Ей-ей, я при них мог бы впотьмах читать газеты. Они так и горят, так и обжигают...
- Ну, а второе лекарство?
- Второе, временное, я, если позволите, пришлю вам сегодня. Есть у меня в запасе несколько бутылок отменного вина, такого, сударыня, вы не найдете и у Фукера. Одна рюмочка на сон грядущий, и кончено дело! Пушками не разбудишь вас до утра.
Этот совет произвел на пани Ляттер сильное впечатление.
- Только прошу не отвергать моего подарочка, иначе я буду думать, что вы хотите порвать со мной знакомство.
- Нет, нет, я не отвергаю, я принимаю и сегодня же попробую, - со смехом ответила пани Ляттер, протягивая старику руку, которую тот поцеловал.
"Вот если бы ты проявил такую настойчивость да заставил меня взять у тебя денег взаймы, то-то поклонник был бы из тебя! Дороже Ромео!" - подумала пани Ляттер.
- Кажется, в переднюю вошел этот молодой человек, - прибавила она вслух.
Толстяк сразу насупился.
- Стало быть, явился. Ну, вижу, он малый не промах. Я ведь по дороге к вам так бесился, что, верите, сударыня, за себя боялся. Только ваш сладостный образ...
- Я вас оставлю с ним, - произнесла пани Ляттер, вырывая у толстяка руку. Затем она позвонила и, когда в дверях появился Станислав, спросила у него:
- Что, там ли молодой барин?
- Пан Котовский? Да.
- Попросите.
Пани Ляттер удалилась в другие комнаты, а в кабинет через минуту вошел студент. Он был бледен, на усердно напомаженной голове густые волосы все же кое-где торчали вихрами. Студент мял в руках фуражку, кланялся и покашливал.
Толстяк, лицо которого сейчас совсем побагровело, поднялся с дивана, сунул руки в карманы панталон и окинул взглядом потертый мундирчик, худое лицо и напомаженную шевелюру студента.
- Что скажете, сударь? - спросил он наконец громовым голосом.
- Вы меня звали...
- Я его звал, скажите на милость! Да знаете ли вы, кто стоит перед вами? Я Мельницкий, Изидор Мельницкий, опекун и дядя Мани... панны Марии Левинской. Ну, каково?
Студент понурился и махнул рукой, но хранил молчание.
- Я вижу, вы красноречивы только в письмах пансионеркам.
- Это не совсем так, - возразил студент, но, опомнившись, снова умолк.
- Вы, сударь, погубили девушку.
Тут студент поднял голову и с неловким поклоном произнес:
- Я прошу... руки панны Марии.
Он снова поклонился и провел рукой по напомаженной шевелюре, отчего на ней осталось несколько лоснящихся полос и встал торчком еще один вихор.
- Вы, сударь, с ума сошли! - воскликнул толстяк. - Да кто вы такой?
Юноша поднял голову.
- Я, Котовский, не хуже Мельницких. А осенью уже буду врачом.
- Дурацкая профессия!
- Что делать, сударь, всякие бывают профессии. Не у каждого есть имение.
- Зато многие зарятся на чужое.
Тут студент надулся.
- Прошу прощения, сударь, но я не зарюсь на имения, тем более на ваше. Я знаю, что панна Мария девушка бедная, и женюсь на ней, а не на имении.
- А если я не позволю?
- И все-таки я женюсь на панне Марии.
Старый шляхтич покачал головой.
- Как же вы смеете, сударь, - сказал он, - кружить девушке голову, если вам самому не на что жить?
- Будет на что. Я уеду на время за границу.
- Фью! А денежки откуда возьмете?
- Из тех же капиталов, на какие я жил в гимназии и в университете, сердито отрезал студент.
Старый шляхтич заходил по кабинету, напевая:
- Тру-ля-ля! Уедет за границу... денег у него нет... тру-ля-ля! Ну, внезапно сказал он, - а если я не позволю Мане выйти за вас?
- У нас есть время.
- Ну, а если я выгоню ее на все четыре стороны?
- Как-нибудь не пропадет. Да и я, когда начнутся каникулы, могу заняться практикой.
- И морить больных.
- А я для того и собираюсь за границу, чтобы не морить их.
- И чтобы отнять потом у меня ребенка, которого я воспитал, нет, пан, пан, как вас там?! - взорвался шляхтич.
- Как знать, что ждет нас впереди. Может, я и панна Мария отблагодарим вас за все, что вы для нее сделали.
Толстяк задумался.
- Сколько вам лет? - спросил он.
- Двадцать пять.
- Два года за границей! Какое счастье! Ведь за это время вы, сударь, забудете девушку, а она вас.
- Нет.
- Как так нет? А если не кончите курс?
- Кончу.
- Сумасшедший! Но ведь вы можете умереть.
- Не умру.
- Господи помилуй! - воскликнул шляхтич, воздевая руки. - Вы так говорите, как будто заключили договор с господом богом. Каждый может умереть...
- А я вот не умру, пока не женюсь на панне Марии, - возразил студент с такой уверенностью, что Мельницкий смутился.
Старик расхаживал по кабинету и фыркал, как лошадь. Однако он не мог найти аргумент против этого человека, который с непоколебимой уверенностью утверждал, что поедет за границу для завершения образования, не умрет и женится на панне Марии.
- На какие средства вы живете?
- Даю уроки... Пишу кое-что.
- Хорошенькие штуки вы сейчас пописываете! Сколько же вы получаете за уроки?
- Двадцать пять рублей в месяц.
- И на эти деньги живете, платите за квартиру? Ха-ха-ха!
- Даже хожу в театр, если вздумается.
Старый шляхтич все расхаживал по кабинету, пожимал плечами и злился. Наконец он снова спросил: