Во как!
Мы замолчали. Принялись разглядывать чаек за кормой. Потом дети закричали: дельфины! И мы стали смотреть на дельфинов.
Потом опять сели. Было хорошо, спокойно. Ветерок, заходящее солнце золотыми бликами отражается в густой синей воде Средиземного моря… Головная боль уходила, на ее месте затеснились всякие куртуазные мысли. Рита эта была просто очень хорошенькой, немного, правда, полноватой, совсем чуть-чуть, просто, что называется, не худышка, но мне такие как раз и нравятся.
– Давайте ужинать, – предложил я.
– Спасибо, но мы уже ужинали в Хайфе.
– Тогда я тоже не буду. Это я так, чтобы разговор поддержать…
Она рассмеялась. О, этот бархатный смех! Он влюбил меня в Риту окончательно. Я даже принялся делать мистические сопоставления: вот был в Иерусалиме, ходил по булгаковским местам, устал от одиночества и бог послал мне мою Маргариту. И тоже – замужнюю, и тоже – одинокую, по всему видно.
– А отчего бы нам не поселиться в одном отеле? – спросил я. – У детей будет компания, я возьму на прокат большую машину, поездим… Не будете же вы ездить одна с дочкой. А на Кипре очень даже есть что посмотреть.
– Я согласна, но боюсь, это невозможно, сейчас сезон, все отели заняты на месяцы вперед.
– Я попробую, – сказал я.
Я подозвал стюарда, попросил представить меня капитану. Усатый грек разрешил позвонить в гостиницу. К моей радости, все быстро уладилось: в Лимасоле нас ждали арендованный американский джип и номера в «Le Meridiane». Июнь не был «высоким сезоном» на Кипре. Вот не ожидал от себя такой любовной прыти! А то, что Кипр – остров богини любви, разве ж не чудесное совпадение?!
Это были сказочные десять дней. Мы объездили на машине все достопримечательности, все капища и храмы, горы и долины, пляжи и аттракционы. Взошли на вершину Олимпуса и, разумеется, проплыли вокруг камня Афродиты.
– Она ведь вышла из пены, эта Афродита, – сказал я, выбираясь на берег и ложась рядом с Ритой на гальку.
– Да, вот из того самого места.
– А знаете, что это была за пена?
– Нет.
Рита подняла голову, чтобы взглянуть на детей, те плескались в волнах у самого берега.
– Кронос уронил семя свое в море, оно вспенилось, а из пены и родилась богиня. Все так же просто, как у смертных. Только масштабы божественные.
Рита улыбнулась. Я приподнялся и посмотрел на детей. Маша с Мишей лежали головами к берегу, море ласково катало их взад-вперед. Они уже умели плавать, и я за них не боялся. Алексей же держал Ксюшу за руку и что-то ей говорил с жаром, в чем-то убеждал. Ну да, верно, говорит, чтобы та не боялась воды. Ксюша моря побаивалась, хотя в бассейне плавала спокойно от бортика до бортика.
– Мамочка, Алеша хочет, чтобы я поплыла вместе с ним, а я боюсь – там акула.
– Да что ты, акулы в этом море маленькие. Я тебе точно говорю, – отвечала Рита. – Но лучше не плавай, лучше пока в бассейне.
– Хорошо, мамочка! – согласилась Ксюша и побежала обратно.
Алексей, однако, опять взял ее за руку и опять стал убеждать. Его бы настойчивость да в мирных целях, вяло подумал я.
– Куда поедем ужинать? – спросил я. – Я предлагаю в Пафос, там есть чудесный рыбный ресторанчик в гавани. К тому же мы еще не пробовали мусаку.
– А что это?
– Это греки как-то очень вкусно запекают баклажаны с помидорами. Наш портье очень советовал.
– Съедим и мусаку!
У меня от ее смеха так сладко-сладко сводит где-то внизу, в области живота. Сладкое такое чувство, хотя и чуть тревожное.
В Пафосе все было дивно, дивно! И рыба, и мусака, и вино (я позволил себе бокал местного белого вина). Солнце садилось за горами, веселыми пятнами в его лучах играли разноцветные яхты в гавани, разноязыкий говор со всех сторон, – давно мне не было так хорошо. Да и Рита казалась счастливой. Еще бы – после года подмосковного заточения среди бессмысленных снегов.
Мы вернулись в тот вечер в отель. Дети тут же уснули, а мы с Ритой спустились в бар. Там играло весьма недурное джазовое трио, тихо, томно. Я заказал две «Маргариты».
– Вот, теперь вас трое, – пошутил, когда нам принесли коктейли. – А я, увы, один.
– Почему один? – мягко парировала Рита. – У вас чудесные дети. Алексей, хоть вы и ругаете его, тоже очень славный. Он просто взрослеет, ищет себя.
– А вам не кажется, что мы с вами в чем-то схожи. Вы целый год одна в своем Подмосковье, я – в своей Калифорнии. А раз в году вы становитесь свободной, и я. В смысле – я могу видеть своих детей. А вы – остальной мир без снега и грязи.
– По-моему, вы за мной усиленно ухаживаете, – вдруг сказала Рита.
– Да, и я этого не стесняюсь. Вы действительно мне очень нравитесь. Честно скажу.
– Вы мне тоже нравитесь, Миша. Но у нас с вами вряд ли что-нибудь получится. Хотя бы потому, что муж меня обожает и просто убьет, если я заикнусь о чем-то таком… Он совершенно у меня дикий. А я так привыкла к одиночеству, что вряд ли найду силы что-то менять…
У меня в мозгу крутанулось: «Да он ничего не узнает!» – и лишь с трудом мне удалось этого не произнести.
Ровно в одиннадцать музыканты собрали инструменты и ушли. Мы с Ритой вышли в парк, прошли вдоль бассейна, спустились к морю. Тихо, не души. Мы молчали. Мне хотелось обнять ее, но я не решался. Странная ситуация. Мы, кажется, только что почти признались друг другу в любви, но как-то не до конца, что-то оставив на потом. И, не разрешив этого, мы не могли двигаться дальше. Я подумал, что если сейчас проститься и разойтись по номерам, то назавтра мы наверняка отдалимся друг от друга, будем держаться полуофициально, хотя и доведем свои кипрские каникулы до конца. А если проясним? Нет, определенно надо было прояснить. Но я боялся начать.
– Знаете, я искупаюсь, пожалуй. Вы подождете? Я недолго.
– Да-да, я посижу здесь, погляжу на море.
Я зашел за гору из поставленных друг на друга шезлонгов, разделся догола, вошел в воду, лег и поплыл. Это было необычайно приятно – плыть по лунной дорожке, все дальше, дальше, в ласковых объятиях ночного штиля. Я выплыл далеко за волнорез, затем повернул к берегу. Окна отеля светились впереди. В их свете, отраженном в воде, я увидел чью-то голову. Чью-то? Это была Рита, плыла навстречу и улыбалась.
– Привет! – сказал я.
– Салют! – ответила она.
Под водой я взял ее за руку, и она пожала мою. Мы поплыли к берегу, держась за руки, и как только ноги наши коснулись дна, бросились друг другу в объятия.
Я решительно не помню, что шептала она и что я шептал, помню только, что ее руки изо всех сил сжимали меня, что она стонала от наслаждения. Как, впрочем, и я. Лунный свет скакал сначала над нами, а потом и внутри нас. Мы провели на пляже полночи, а когда небо стало светлеть, оделись и побрели в отель. Мы ничего друг другу не обещали, ничего не обсуждали, так, словно ничего вокруг, кроме нас, моря, луны и звезд, не было, нет и не будет.
X
Перед тем как лечь, я заглянул в номер к близнецам – они сладко спали. Потом к Алексею, он не спал, читал книгу, которую выпросил у Семена, – что-то религиозное иудаистическое.
– Ты был с ней, папа? – спросил он меня.
– С кем?
– С Маргаритой?
– В общем, да, – ответил я, – мы гуляли.
– Это хорошо. Мне она нравится. И Ксения тоже нравится. Я даже думаю, что Ксения похожа на ангела. Ты так не думаешь, папа?
– Похожа, – поспешил я согласиться.
– Есть люди, которые очень похожи на ангелов, – сказал Алексей. – Только этого никто не видит, и сами они тоже этого не знают. Как ты думаешь, может, они случайно сюда попали? Может, по ошибке? Им здесь плохо, им нужно жить на небе…
– Не знаю, Алексей, я не верю в ангелов, – устало ответил я. Мне очень хотелось спать, а не вдаваться в ангелологию.
– Та девочка, которая не родилась, она ведь потому не родилась, что вовремя поняла, что она – ангел. И сразу вернулась на небо. А если б родилась, ей бы пришлось жить здесь, дол го-дол го…
– Давай договорим об этом завтра, я ужасно хочу спать, Алексей. И ровно ничего не понимаю в ангелах. Спокойной ночи.