— Это даже не личный дневник, расслабься.
Алан открыл тетрадку, где были записаны имена родителей Холли. Я наблюдала за его реакцией. Ничего. Он перевернул страницу. Снова имена. Ещё одна страница. План школы. Расписание. Наши с ним совместные уроки. Обрывки информации о нём. О самой Холли… В этот момент Алан нахмурился, пытаясь объяснить эти простые, но в то же время странные записи.
— Что это? — Он посмотрел на меня очень мрачным взглядом, будто в его серых глазах сгустились тяжёлые тучи.
— Заметки, — равнодушно ответила я.
— Я, кажется, начинаю всё понимать.
— И что же ты понимаешь? — с неизвестно откуда взявшимся укором спросила я. Но вместе с тем я надеялась, что он поймёт всё правильно.
— У тебя амнезия?
— Хотелось бы мне этого, — пробормотала я, отвернувшись к окну. Стоянка пустела, а мы так и стояли, не тронувшись с места.
Алан не ответил, но я всё ещё чувствовала на себе его взгляд. Почему он молчит? Пытается понять, шучу я или нет? Или он оценивает степень расстройства моего душевного состояния? Знал бы он, сколько времени я на это потратила.
Внезапное покалывание распространилось по всему телу. Я вздрогнула, потому что не привыкла, когда меня касаются, но ладонь Алана, накрывшая мою руку, была одним из лучших ощущений на моей коже. Распахнув глаза, я перевела взгляд с наших рук на него.
— Я тоже это чувствую, — сказал Алан вкрадчивым голосом.
Смятение лишило меня дара речи, пока я не поняла, что он имеет в виду электрические разряды, а не трепет от прикосновения ко мне.
— Что это? — спросила я.
— Понятия не имею. — Освободив руку, Алан повернул ключ зажигания, заставляя мотор реветь на всю школьную стоянку и в очередной раз привлекать к нам внимание.
Он словно вмиг потерял всякий интерес ко мне и всему происходящему. И не заговорил, пока мы не отъехали на достаточное расстояние от школы.
— Так что же с тобой происходит, Холли? — спросил он. Я уже думала, что этого разговора не состоится. Но, кажется, Алан замечал больше, чем я могла представить.
— Меня зовут не Холли, — бесцветным тоном сообщила я, упрямо глядя вперёд через лобовое стекло. — Я Дара Новак. И у тебя ещё есть шанс отвезти меня в психиатрическую лечебницу.
Алан бросил на меня быстрый взгляд, выражающий испуг, недоверие и полное смятение. Но он промолчал. Каждый раз у меня складывалось впечатление, будто у него существует для меня лимит слов. И он не слишком меня баловал.
Я услышала щелчок зажигалки, и салон заполнил дым.
Только когда мы въехали на нашу улицу, я вновь услышала его голос.
— Ты что, полячка?
Это всё, что его волновало?
— Нет. Но, думаю, корни оттуда.
— Ладно, — Алан провёл рукой по волосам. — Я готов выслушать самое безумное объяснение, но в более подходящей обстановке. — Он остановил «Челленджер» у своего дома и вышел из машины. Я последовала его примеру.
— Ты хочешь заманить меня к себе домой? Снова?
— Мы можем пойти к тебе, — Алан неряшливо махнул рукой в сторону моего дома, — но сомневаюсь, что твои родители будут мне рады.
— Они не будут рады и тому, что я пойду к тебе.
Алан более внимательно посмотрел на мой дом, оценивая обстановку.
— Но ведь их нет дома, верно? — он заманчиво изогнул бровь, приглашая меня войти.
Закатив глаза, я вошла в дом.
Тишина казалась такой внушительной, что я затаила дыхание в страхе разрушить её.
За меня это сделал Алан.
— Проходи в гостиную, присаживайся, — он указал на диван.
Я села, на этот раз более внимательно осматривая обстановку. Мебель из массива дерева, приятных тонов обои и текстиль. Всё было в порядке и на своих местах. Но этот порядок не производил впечатление заботливой руки. Скорее, её полного отсутствия, будто порядок здесь был только потому, что его никто не нарушал.
— Будешь что-нибудь пить? — предложил Алан. Его вежливость и доброта зашкаливали.
— Нет, спасибо, — мне хотелось поскорее перейти к разговору.
— Ладно, — Алан вздохнул и сел на диван рядом со мной. — Я готов.
А я нет. Но сейчас я приблизилась к точке невозврата, и мне был нужен человек, который будет знать правду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Как я уже сказала, я — не Холли Саммерс, я не популярная школьная любимица и не отличница. Однажды утром я проснулась и поняла, что нахожусь не у себя дома. Я перебирала все возможные варианты, пока не увидела в зеркале своё отражение. Точнее не своё, — рассказывала я, чувствуя, как снова теряю связь с реальностью. Это было слишком даже для меня. Я смотрела на свои руки и даже не осмеливалась поднять глаза на Алана, боясь увидеть его реакцию. — Ты даже представить не можешь, что я испытала в тот момент. Я первым делом подумала, что свихнулась. Версия про амнезию тоже была. Но я каждый день проживала чужую жизнь, видела незнакомых людей, и ничего не вставало на свои места. Я не знала, где я, кто я, что с моими родителями… Такой одинокой я ещё никогда себя не ощущала, а я знаю толк в одиночестве, уж поверь, — я резко замолкла, понимая, что начала говорить лишнее. Слёзы были в нескольких словах от того, чтобы побежать по щекам.
Я повернула голову в сторону Алана. Он смотрел на меня очень внимательно, изучая взглядом каждый сантиметр моего лица. Впервые кто-то слушал меня так заинтересовано.
— Кто-нибудь ещё знает? — спросил он.
— Нет. Иначе вряд ли бы я сидела здесь с тобой.
— Это полное безумие, — прошептал Алан, протягивая руку к моей щеке и стирая слезу большим пальцем. Я не знала, что плачу. — Значит, Холли сейчас в твоём теле, а ты проживаешь затянувшуюся «Чумовую пятницу»? — он улыбнулся, пытаясь меня приободрить.
— Нет. Не думаю. — Я отвернулась, вытирая слёзы. Его прикосновения делали только хуже. И теперь без его руки моя кожа покрылась инеем. К чёрту чувства. — Я первым делом позвонила на свой номер. Но оказалось, что его не существует. А женщина, которой я дозвонилась… я не уверена, что это была моя мама. Так что я понятия не имею, что стало с Холли. И не знаю, что теперь делать мне…
Вот и всё. Я рассказала об этом. Повисла оглушительная тишина. Обличив в слова свои безумные мысли, они оказались ещё более нелепыми. Сейчас как никогда я начинала сомневаться в своём рассудке.
— Ты мне веришь? — я взглянула на Алана, затаив дыхание.
Он долго смотрел мне в глаза, и его молчание становилось невыносимым. Ещё секунда, и я просто убегу из этого города.
— Я… У меня не укладывается это в голове, — наконец сказал он и, тяжело выдохнув, в очередной раз провёл рукой по волосам. — По крайней мере, это многое объясняет.
— О чём ты? — в растерянности спросила я.
— Твои глаза. Могу поклясться, иногда они меняли свой цвет. Ты стала по-другому говорить, одеваться. Даже почерк изменился. Я сразу заподозрил что-то неладное, но думал, я брежу.
Алан заметил все эти детали.
— Как… Откуда ты столько знаешь о Холли? Вы же заклятые враги.
— Как ты успела выяснить, в детстве мы с Холли были лучшими друзьями, — начал рассказывать Алан. Я обрадовалась, что пришла его очередь говорить о себе. Я устроилась поудобней, подгибая под себя ноги. Избавившись от этой тайны, угнетающей меня день ото дня, я вдруг почувствовала себя немного легче.
— Да, мама Холли однажды упомянула об этом.
— В детстве друзей не выбирают, а мы жили по соседству. Мы вместе играли, вместе катались на велосипедах и делали всё то дерьмо, которым обычно занимаются дети. Так было до восьмого класса. А потом… Потом погибли мои родители, — голос Алана дрогнул, и я отвернулась от него, чтобы не видеть его лицо и не заплакать снова. — Мне было лет четырнадцать, как раз тот возраст, когда подростки начинают искать себя. А я себя потерял, — он замолчал, а я не знала, должна ли была что-то говорить. Единственное, что мне хотелось, это просто избавить его от этой боли.
Я не могу видеть, как кто-то страдает, но я могу пережить, если страдаю я.
Должно быть, Алан почувствовал мой внимательный взгляд, потому что он посмотрел на меня и улыбнулся. Грустной снисходительной улыбкой.