- Не надо кричать, мистер Фламмери. Вы ведете себя сейчас, как истеричная дама или...
- Сэр! - воскликнул шокированный Фламмери. - Вы забываетесь, сэр!
- Ради бога без крика! Кое-кто из их компании еще на свободе. Зачем кричать? Зачем показывать или рассказывать пленным, что нас мало, что мы недостаточно дружны между собой? Зачем было вмешиваться во время допроса пленного? Этот майор чуть было уже не рассказал об их боевой задаче...
- Я плюю сейчас на любую боевую задачу! - перебил его Фламмери. - Я уже не так молод, чтобы играть в солдатики. Какая к черту боевая задача на этом острове, за тысячу миль от фронта!
- О боевой задаче, поставленной перед его группой, - спокойно продолжал Егорычев.
- Я не любопытен.
- Напрасно. Если немецкое командование считает необходимым специально высадить группу эсэсовцев, то есть особо проверенных и доверенных гитлеровцев, на остров, не обозначенный ни на одной карте мира.
При последних словах физиономии слушателей заметно вытянулись.
- И если во главе такой группы из нескольких человек поставлен старший офицер - майор, и не безродный служака, а сын крупного и влиятельного промышленника, то, мне кажется, задание, порученное такой группе, заслуживает самого пристального внимания.
- Бесспорно, - подал голос Цератод и перевернулся со спины на живот. - Бесспорно. Но при одном условии.
- При каком?
- Если бы мы имели возможность сообщить нашему командованию то, что нам удастся разузнать.
- Во-первых, нам, быть может, удастся здесь, на месте, сорвать выполнение этой задачи. Во-вторых, вы действительно уверены, мистер Цератод, что мы не сможем поставить в известность наше командование?
- Уверен. Смит сказал, что рация разбита.
- Ее можно будет легко исправить.
- Сомневаюсь. Кто ее будет исправлять? Я, вы, Мообс, мистер Фламмери или Смит? ,
- Нужно будет заставить их радиста. - А если он не захочет?
- Захочет.
- Боюсь, сэр, что в оценке создавшегося положения мы с вами несколько расходимся. Насколько я понимаю, вы считаете, что взяли этих немцев в плен, что они ваши пленные?
- Наши пленные, - поправил его Егорычев. - Мы взяли их вместе с мистером Смитом.
- Чрезвычайно сожалею, что его нет сейчас среди нас и что я лишен вследствие этого возможности выразить и ему свое глубокое возмущение по поводу вашей необдуманной и в высшей степени губительной акции, - сказал Цератод.
- Я вас не совсем понимаю, - сказал Егорычев.
- Еще большой вопрос, кто здесь пленные, - пояснил свою мысль Цератод. - Скорее всего, все-таки не немцы у нас, а мы у немцев. Рассудите сами: мы на острове, известном только германскому командованию. Надежд на то, что сюда придет наш корабль, все равно какой - надводный, подводный или воздушный, нет ровным счетом никаких. Зато более чем вероятно, что спустя какое-то время сюда снова придет немецкая подводная лодка.
- Вот это-то нам и надлежит выяснить в первую очередь, у Фремденгута,- сказал Егорычев. - И в зависимости от того, что он скажет, мы и будем разрабатывать наши дальнейшие планы. Давайте пока на этом и договоримся.
- Боюсь, что другого выхода покамест не видно, - со вздохом согласился Цератод. - Ваше мнение, джентльмены?
- Увы! - ответил мистер Фламмери и за себя и за Мообса. - Мы должны молить господа, чтобы немцы не припомнили нам зла, которое вы со Смитом учинили, ослепленные своим воинственным безумием.
- Значит, все в порядке, - сказал Егорычев. - Я вас только очень прошу не заговаривать с пленными, пока я не покончу с их допросом. Это необходимо в интересах нашего общего дела... и нашего благополучия....
- А как насчет завтрака? - осведомился Мообс, завершив, наконец, изучение цветка.
- В самом деле, не пора ли подумать о завтраке? - поддержал его Фламмери. - Кстати, узнаем, чем кормит своих солдат мистер Адольф Гитлер.
- Сейчас будет произведена надлежащая разведка, - обрадовался Егорычев перемене разговора. - Одну минутку!
В кустах, добросовестно связанный Смитом по рукам и ногам, покоился в прохладе фельдфебель Курт Кумахер. Он дышал ровно и глубоко, у него были закрыты глаза. Но он не спал. Судя по веревке, он не предпринимал никаких попыток к бегству. Курт Кумахер наслаждался состоянием «вне войны».
- Я вам не рекомендую кричать, - посоветовал ему Егорычев, вытаскивая кляп из его рта.
- Прошу прощения, господин капитан-лейтенант, - ответствовал фельдфебель на очень дурном английском языке. - Нельзя ли говорить мне хоть несколько медленней? Я чрезвычайно слаб в английском.
- Как вы себя чувствуете? - спросил Егорычев.
- Благодарю вас, господин капитан-лейтенант, - с готовностью отвечал Кумахер, - сравнительно неплохо. Но, конечно, я рассчитываю, что вы не будете держать меня в таком положении весь день.
- Это будет зависеть от того, как вы себя будете вести.
- Благодарю вас, господин капитан-лейтенант. Я буду стараться.
- Где у вас хранится продовольствие?
- Кроме скоропортящегося, в пещере, - ответствовал фельдфебель.
- А скоропортящееся?
- За скоропортящимся мы ходим вниз, в деревню, к туземцам.
- Сейчас кто-нибудь ушел туда?
- Так точно, господин капитан-лейтенант. Ушел ефрейтор Сморке.
- Сколько немцев на острове? Только не дай вам бог соврать!
- Господин капитан-лейтенант! - воскликнул фельдфебель с дрожью в голосе. - Я бы никогда не простил себе, если бы позволил себе обмануть такого глубокоуважаемого человека, как вы. Нас на острове четыре человека: господин майор барон фон Фремденгут, я, ефрейтор Альберих Сморке и ефрейтор Бернгард Шварц.
- И всё?
- Так точно, господин капитан-лейтенант, все. Осмелюсь, доложить, - тут Курт Кумахер счел целесообразным перейти на доверительный шепот, - ефрейтор Шварц в настоящее время должен находиться где-то поблизости. Он вооружен. У него автомат. Сообщаю в интересах вашей безопасности. Чрезвычайно опасный тип. Фанатик! Он, наверное, где-то скрывается.
- Знаю.
- О, вы знаете про ефрейтора Шварца и знаете, что он скрывается?!
- Я знаю, где он скрывается.
- Осмелюсь осведомиться - тут поблизости?, - Нет, значительно ниже.
- У туземцев, в долине?
- Еще ниже.
- Неужели на берегу?
- Еще ниже.
- Майн готт! - изменился в лице фельдфебель. - Он... он утонул?,
- Возможно, что он еще раньше умер от разрыва сердца. Когда падаешь с такой высоты...
- В глубине души он мне всегда претил, - заявил Кумахер, дробно щелкая зубами, - как бывшему социал-демократу...
Этот угодливый и старательный фельдфебель войск СС был предельно омерзителен.
- Надеюсь, что вы будете вести себя благоразумно, - сказал Егорычев.