— Найди ребенка, позаботься о нем. Я… разрешаю.
— Вот как… Отдаешь его мне?
— Да.
Актаур посмотрел куда-то вдаль, словно решая трудную задачу. Кивнул сам себе. А затем вытащил из-под одежды простую металлическую шпильку. Длинную — сантиметров двадцать, с несколькими бесцветными камешками в навершии.
Протянул мне.
— Возьми.
— Что это? — спросила я, и Актаур пожал плечами: похоже, он сносно читает по губам.
Но отвечать не спешил, раздумывая. Словно ответов много, а какой верный — не известно.
— Одни считают, что украшение. Другие — что артефакт невероятной мощи. Берес же считал редким оружием. Но убить им еще никого не получилось — он пробовал, — наконец ответил Актаур.
— И как им пользоваться?
— Никто не знает.
Я повертела шпильку в пальцах. Тяжеленькая. Посмотрела на свое отражение. Вытащила прядку с затылка, скрутила. Воткнула в нее подаренную шпильку. Та встала, как будто только для этого и предназначалась. Хотя гладкий металл должен был проскользнуть по волосами или своей тяжестью повиснуть на них. Но нет, никакого неудобства я не испытывала.
— Спасибо.
Пожалуй, если дивы не обратят внимания на украшение, как не обратили внимания на мешочек камней, то у меня появилось хоть какое-то оружие.
— Верь мне. Ты под моей защитой. Я вернусь, — твердо добавил Актаур.
Снаружи послышались шаги, а затем в воздухе возник едва заметный сквозняк от открываемой двери.
Актаур поднял перед лицом руки, резко опустил их, сделал шаг вперед, к окну, — и тут же исчез. Внизу, в тени рядом с бараками, появилась темная фигура. Вот, значит, как он это делает.
Просто идет. Магия.
В комнату вошла Раузан в сопровождении целой свиты служанок. И надсмотрщиц, — как мне показалось, некоторых теток я видела на вечернем представлении летающих девушек.
— Ты готова, Олленара? — Раузан не спрашивала, да и в ответе, наверняка не нуждалась. Но все же я кивнула, обозначая согласие.
Надсмотрщицы подхватили меня за руки, выкрутили их так, что я оказалась зажата между ними. Раузан подошла ближе, подняла мое лицо за подбородок, заглянула в глаза. Меня передернуло — от отвращения и окатившего холода. Раузан улыбнулась, но только одной стороной лица.
— Боишься, — удовлетворенно сказала она. — Это хорошо. Не сопротивляйся, и больно не будет.
Она отпустила меня, развернулась и пошла к двери.
— За мной! — подняв руку, скомандовала она.
Меня потащили, не слишком интересуясь, успеваю я перебирать ногами или нет.
Путь был недолог, и вскоре меня заволокли в лабораторию! Действительно, больше всего эта комната напоминала медицинскую лабораторию: похожий на прозекторский длинный стол в центре, по стенам — столы-тумбы, на которых громоздились колбы и реторты в разнообразных подставках. Причем некоторые колбы стояли сразу десятком в подставке, совершенно одинаковые, разве что, может, чуть отличался цвет налитых в них жидкостей.
По приказу дивы меня уложили на стол, закрепили руки и ноги специальными ремнями. И разошлись.
Раузан осталась со мной вместе. Через несколько минут в комнату ввели точно так же на привязи и дива Дахара. Его приковали к стене напротив.
— Ну что ж, раз вся семья в сборе, начнем ритуал, — порадовала меня дива.
Надеюсь, это не брачная церемония. Вроде бы они говорили о предварительной подготовке.
Дива потянулась к расставленным зельям и, вытащив первый, откупорила. По комнате разлился запах хвои. Дива замерла, словно решая, кого окропить первым.
Наконец, она приняла решение.
Глава 29
Раузан вела ритуал неспешно, неторопливо. Но при этом очень изящно — каждая колба стояла ровно там, где требовалось. Каждое зелье было ровно в том количестве, чтобы хватило, но ни капли больше. И зелья она рассеивала в воздухе надо мной, каждый раз наполняя комнату новым ароматом.
Эти ароматы оставались висеть в воздухе, как мне казалось — пролупрозрачными нитями.
В какой-то момент я словно отделилась от тела и смотрела на все сверху вниз, болтаясь облачком под потолком. А мое тело лежало на столе, окруженное тонкими светящимися линиями.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Как коконом. Составленным из магических ароматов.
И Раузан добавляла к этому кокону все новые и новые нити. Нити тянулись с разных концов лаборатории, а дива словно занималась вязанием макраме — это близкая аналогия.
Дахар же все это время обессиленно висел, прикованный к стене. Я заметила, что от него так же тянутся нити, как и от самой Раузан, связывая нас троих в общее плетение.
Весь ритуал проходил в полнейшей тишине. Дива даже брала и ставила свои зелья совершенно бесшумно. Единственным звуком было хриплое дыхание Дахара.
Покружившись под потолком, я снова посмотрела на свое тело. Казалось, дивы не замечают, что я отдельно, а тело — отдельно.
Интересно, почему?
Я сейчас не испытывала ни страха, ни боли — только холодное равнодушие чистого разума, не отягощенного эмоциями и гормонами. И мне показалось, что Раузан не верно выплетает нити. Это было странно. Я же никогда ничего такого не видела.
Или видела?
Вздрогнув, я опустилась ниже, глядя на свое тело.
А как я вообще вижу? Если тело лежит на столе, и глаза закрыты? Да и тело выглядит странно — оно похоже на ту самую проекцию, которую показывал мне ребенок перед убийством дива Жарана: несколько красных шариков, нанизанных на голубые линии внутри тела. И у меня их было больше — практически на каждый сустав или внутренний орган приходилось по шарику, пусть и меньшей величины.
Так получается, это вижу я сама? И это не ребенок помог мне, а такое умение — свойство этого тела?
Я подлетела и прикоснулась к Раузан. Ощутила ее. Она была другой — как раз очень похожей на дива Жарана. Те же три крупных шара внутри тела, нанизанные на одну ось. Да и Дахар выглядел так же.
Интересно, как выглядит Актаур? Он наверняка отличается. Он хоть и маг, но ведь человек. Пустынник, как назвала его народность Раузан.
Внезапно от моего тла отделилось еще одно облачко. Гораздо меньшее, и словно помятое — как сахарная вата, которую сжали в пальцах с одной стороны и облили водой с другой. Оно едва держалось, трепеща и расползаясь.
Оленнара.
Это остатки души Оленнары, поняла я. Я перелетела к ней.
— Ты? — донеслось беззвучное эхо ее слов. — Ты пришла…
Она потянулась ко мне, и я почувствовала это мягкое прикосновение.
— Я пожертвовала собой. Для ребенка. Ему нужен кто-то сильнее меня, кто-то кто защитит.
— Подожди! Почему она, — я показала на Раузан, — нас не видит?
— Отщепенцы… Не видят души. Я оставлю тебе знание… Но позаботься о Файсаре…
Ого, мне назвали имя ребенка. Порадоваться этому не удалось. Оленнара начала растворяться в воздухе, как облако под лучами летнего солнца. Тут, правда, лучами были светящиеся все сильнее нити кокона, который плела Раузан.
Но она наш диалог, похоже, не видела. Оленнара рассыпалась искрами, которые впитались в меня. В то, что было снаружи тела.
Забавное ощущение. Как искрящиеся пузырьки шампанского — и в каждом какое-то ценное знание.
Знание об этом мире и его магии.
Оленнара отдала это знание мне, и теперь я поняла, почему Раузан не видит. Зрение дивов устроено иначе. Они видят магию, но на человеческое зрение им приходится переключаться специально, как людям использовать технику, чтобы видеть в инфракрасном свете, например.
Поэтому див Дахар и не смог узнать во мне Оленнару — после того, как она призвала меня в свое тело, у нее изменился рисунок внутренней магии. Хотя и остался похожим. А тело? Ну, все светленькие и худощавые девушки для них практически на одно лицо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Что еще интересного я заметила, так это то, что шпилька, которую дал мне Актаур точно так же была невидима в магической картине мира. И Раузан с Дахаром не обращали на нее внимания. С тем же успехом я могла заколоть волосы веточкой. Это не имело никакого значения.