помочь. Они хотят, чтобы врач попробовал сделать все, что угодно, чтобы его спасти.
Как отец, я представить себе не могу смятение, царившее тогда в душе старших Глидденов. Я представляю себе, как той зимой они неслись сквозь равнинные пейзажи Миннесоты с больным ребенком на руках, а белые отрезки разделительной полосы на прямой как стрела дороге упирались в горизонт, как гигантская молния. Они по-прежнему скорбели по своей дочери и готовы были на все, чтобы не допустить еще одной детской смерти в своей семье. Их сердца полнились страхом, самым отвратительным его сортом – предчувствием смерти близкого человека, но была там и храбрость; храбрость, необходимая для того, чтобы сделать первый шаг, дать своему маленькому сыну пусть небольшой, но шанс на полноценную жизнь, а заодно – помочь науке.
Эксперименты Лиллехая являются болезненным напоминанием о том, что инновация и наработка навыков в медицине возможны исключительно на пациентах, и, к сожалению, учиться приходится постепенно. Вопрос о том, как защитить пациентов, пока врачи учатся и изучают, по-прежнему остается открытым во всех сферах медицины. К примеру, в начале 1990-х годов в городе Бристоль, в Англии, стали проводить инновационную операцию по коррекции врожденного порока сердца под названием «транспозиция магистральных сосудов». До этого момента новорожденным с этим пороком сердца предлагалась только паллиативная процедура с отрицательными долгосрочными результатами. Дети в больнице в конечном итоге выигрывали от этой инновации, но цена была высока.
Младенческая смертность в первые несколько лет после внедрения хирургического лечения была в разы выше, чем от паллиативной процедуры. Комментируя неутешительные результаты, один хирург-педиатр писал, что «период разочаровывающих результатов» был ожидаемым явлением.
Сторонние наблюдатели были в ужасе и требовали запрета этой операции. Они заявляли, что хирурги, отвечающие за жизни детей, не должны браться за то, с чем не могут справиться. Хирурги спросили: как в таком случае им развивать методы лечения? В медицине при использовании новых методик и технологий нет возможности репетировать. Чтобы инновация могла работать на благо пациентов, всегда должен быть первый раз.
Судя по всему, Лиллехай не терзался сомнениями и не искал в своей душе ответа на вопрос, как защищать младенцев и детей, пока он на них практикуется. Лиллехай знал, что дети в любом случае обречены, и это оправдывало риск; но при этом он недооценивал реакцию общества. От него отвернулась даже его собственная больница. Вечером перед днем операции руководитель лечебного отделения Сесил Уотсон и руководитель педиатрического отделения Ирвин Маккварри написали письмо директору медицинского центра, требуя отменить назначенную операцию. Последствия провала были куда серьезнее, чем потеря жизни маленького больного мальчика и его здорового отца; на кону была репутация больницы как первого кардиологического института страны. На то, чтобы заслужить этот титул, ушли годы, и они не собирались позволять какому-то юному хирургу-выскочке все им испортить. Тем не менее директор Рэй Амберг отказался вмешиваться. Он сказал, что не намерен впутываться в решение медицинских вопросов, тем самым, по сути, дав Лиллехаю «зеленый свет».
Тем утром в конце марта операционный театр был под завязку заполнен зрителями. На столе, по-прежнему сжимая своего мишку, лежал Грегори. Инъекция пентотала натрия привела его в бессознательное состояние. После введения дыхательной трубки Лиллехай быстро приступил к работе. Он сделал надрез на малюсенькой груди. Потом разделил хрупкую кость грудины. Когда перед ним оказалось маленькое, размером с грецкий орех, сердце, он дал команду.
В операционную на каталке привезли Лимана и поставили в метре от сына. Ему тоже дали наркоз, но лишь легкий, чтобы седативный препарат в его крови не отравил ребенка. Наблюдая за ними, Лиллехай понимал, что если его метод не сработает, то отца и сына, возможно, так и похоронят вместе.
Лиллехай ввел Грегори пластиковые катетеры, а его ассистенты тем временем ввели аналогичные катетеры Лиману. Мальчика затем подсоединили к его отцу – вена в вену, артерия в артерию – с помощью пивного шланга и молочного насоса фирмы Sigmamotor.
Команде Лиллехая нужно было быть осторожными – если насос перекачает слишком мало крови, это приведет к дефициту кислорода в органах Грегори, а если слишком много, то это может привести к отеку мозга и тканей. Когда насос был включен и проверен на протечки, Лиллехай перевязал входящие и исходящие сосуды сердца Грегори, изолируя его от цикла кровообращения. С этого момента сердце и легкие Лимана Глиддена поддерживали жизнь как в нем самом, так и в его сыне, – точно так же, как организм матери обеспечивает нерожденного ребенка.
Лиллехай оперировал синеватую сливу сердечка в груди Грегори в течение тринадцати с половиной минут – куда дольше, чем было бы возможно, используй он гипотермию. Он прорезал внешнюю стенку сердца.
В относительно обескровленной среде видимость была хорошей. Он быстро нашел ДМЖП. Порок сердца мог выглядеть по-разному: как отверстие, разрыв, подвижная мембрана, затрагивающая работу клапанов, или даже как швейцарский сыр, но, к счастью для Лиллехая (и его пациента), в септе между желудочками было лишь одно отверстие размером с монетку. Он зашил его дюжиной стежков шелковой нити.
Когда Лиллехай закончил шить, его ассистенты сняли шину с полой вены Грегори, позволяя крови снова наполнить сердце. Почти мгновенно – к всеобщему, в том числе Лиллехая, удивлению, – оно стало активно сокращаться. Когда отключили молочный насос, отца и сына быстро рассоединили, а их раны зашили. Лиллехай и его ассистент с облегчением пожали друг другу руки через стол, на котором лежал мальчик. Пациентов отвезли восстанавливаться в отдельные палаты. Несколько часов спустя Лиллехай сообщил Франсис, что ее муж и сын пришли в сознание и находятся в нормальном состоянии.
Первые несколько дней постоперационная реабилитация Грегори проходила в плановом режиме. Он был слегка заторможенный от обезболивающих, но пил молоко и поел немного манной каши и яйца всмятку. Потом его настигла пневмония, «лучшая подруга стариков», как однажды назвал ее Ослер. Губы Грегори посинели, а дыхание участилось. Из трахеи постоянно вытягивали кровавую слизь. Несмотря на самые мощные антибиотики, его состояние ухудшалось. Ближе к концу анестезиологи накачивали ему прямо в легкие кислород из пакетов. Утром 6 апреля 1954 года, через одиннадцать дней после исторической операции, сердце Грегори Глиддена все-таки остановилось. Вскрытие показало, что причиной смерти была инфекция в груди. Его ДМЖП осталось закрытым.
Невзирая на неудачу, Лиллехай решил провести еще одну операцию по устранению ДМЖП, в этот раз на сердце четырехлетней девочки по имени Памела Шмидт, которая уже почти год жила в кислородной палатке. Когда Лиллехай впервые встретил ее, она уже сражалась с пневмонией, и ему пришлось