Читать интересную книгу Тихая музыка за стеной (сборник) - Виктория Токарева

Веру положили вместе с ребенком. Иначе и быть не могло. Вера все равно пролезла бы к своему мальчику, хоть по стене, как альпинист. Хоть через трубу, хоть на крыльях, как Карлсон, который живет на крыше.

Их поселили в отдельном боксе.

У мальчика оказался ложный круп. Врачи объяснили, что это – аллергическая реакция. На что? Должно быть, на Вальку Санину. У Вальки на голове был буйный парик, на плечах – чернобурая лиса. Сплошная пыль и микробы.

Ванечке сделали укол. Приступ прошел. Но ребенка задержали в больнице еще на несколько дней. Для верности.

* * *

От Вальки Саниной исходил не только вред, но и польза. Она позвонила Марго и сказала, что Веру Лошкареву с ребенком забрали в больницу и неизвестно…

Марго почувствовала, как сердце ее заметалось в грудной клетке. Александр был на съемках. Участвовать не мог. Да и какое участие от Александра? Напьется и отключится.

Александр в житейских вопросах – пустое место. А вот Марго – другое дело. Она в состоянии начать войну между государствами и остановить войну. А когда вопрос касается кровного внука…

Марго отправилась в Морозовскую больницу, перетряхнула ее сверху донизу, напугала главного врача, хотя тот был ни в чем не виноват.

Главврач собственноручно, вернее, собственной персоной отправился сопровождать Марго. Он шел рядом со стремительной красавицей средних лет, и ему нравилось ей подчиняться.

Марго вошла в бокс и увидела грудного внука. Он был копия ее мужа, Алексея Ивановича. Лысая голова, брови вниз, нос крючком.

Самое начало жизни и самый конец – идентичны. Природа делает кольцо. Поэтому младенцы и старцы похожи: лысые, много спят.

Марго смотрела на своего внука, и ее сердце плавилось от любви и жалости.

– Я забираю вас к себе, – заявила она Вере.

Вера что-то залепетала: то ли спрашивала, то ли возражала. Но Марго не хотела слушать. Она не могла оставить ребенка на эту вялую овцу Веру. Ребенок – слишком ответственное мероприятие и слишком большое сокровище, чтобы им рисковать.

* * *

Вера с Иванушкой переехали в семью Александра. Без самого Александра. Его не спросили. А зачем? Марго и без него все решила.

Счастье Александра – кино. Но кино – это мираж. А готовый ребенок – это реальность, с ногами, руками, мордочкой и даже с говнецом.

Вера и Ванечка поселились у Марго. Генеральская квартира – четыре комнаты, кухня тридцать метров и длинный коридор, хоть катайся на велосипеде.

Вера неделю занималась генеральной уборкой. Солнце сверкало сквозь чистые окна. Но главное солнце – Ванечка.

Алексей Иванович торопился с работы домой, чтобы успеть погулять с внуком. Ему доверяли эту позицию.

Марго просыпалась в хорошем настроении. Как в молодости. За стеной квакал Ванечка. Ни у кого не было таких детей – так ей казалось. На него можно было смотреть не отрываясь. И не надоедало. Марго удивлялась: как соединились в этом мальчике молекулы двух столь разных людей – Веры и Александра. Энергетический взгляд Александра, сразу виден характер. А от Веры – славянская милота и общий облик. Казалось, что этот ребенок был всегда. И странно, что когда-то его не было.

На работе у Марго произошла неприятность, а именно – перестановка кадров. Марго была уверена, что ее повысят в должности и зарплате. А повысили некую Микушеву. Был звонок сверху, и несправедливость восторжествовала.

Марго заплакала. Ее кинули и обидели.

Если бы дело происходило не в Москве, а на Кавказе, и если бы у Марго были братья, они начистили бы рожу кому надо. Защитили бы честь сестры. Но дело происходило в Москве. Чистить рожу никто не стал. И даже словесно не обругали. Не будет же муж Марго, генерал тыла и транспорта, материть по телефону начальника отдела кадров.

Марго просто перестала ходить на работу. Ей стало противно. А тут и внук подоспел.

Ребенок в доме – столько работы. И сколько бы ни было помощников, всей работы не переделать. А что касается морального удовлетворения, то и сравнивать нечего. Хоровое пение – для публики, для незнакомых людей. А ребенок – лично себе. Твое собственное бессмертие.

Марго ушла на пенсию. Окунулась в семью. И это оказался целый мир. И в нем – простор для творчества, не меньший, чем в музыке.

По вечерам, когда ребенок засыпал, садились играть в карты: генерал, Марго и Вера. Игра была дурацкая, но мозги отдыхали.

Марго не любила проигрывать, мухлевала. Вера разоблачала. Справедливость восстанавливалась. И не было более спаянной команды, чем эта, объединенная спящим мальчиком за стеной.

Александр вернулся, когда Иванушке было восемь месяцев. Он еще не ходил, но уже ползал – стремительно, как таракан. Только что тут – и уже в другом конце длинного коридора.

Александр поставил чемодан. Снял дубленку.

Ванечка оказался у него под ногами. Александр боялся сдвинуться с места. Боялся наступить.

Вышла Вера. Подняла мальчика на руки. Богоматерь.

– Тя-ття… – проговорил ребенок.

– Счастье, – перевела Вера.

Александр понимал: ему надо занять определенную позицию. Да или нет.

ДА – значит Вера и ребенок остаются в доме. Значит, Александр практически женат. Гражданский брак.

НЕТ – значит Вера тихо, постепенно перебирается на свою территорию. Значит, у Александра на стороне есть ребенок, но сам он свободен, с чистой совестью и паспортом.

В коридор вышла Марго, которая теперь всегда была в доме. Она подошла к Вере и забрала мальчика.

Вера со свободными руками шагнула к Александру и обняла.

Знакомое женское тепло. Отчий дом. Ребенок – ангел. Все сложилось.

Александр и сам не знал: как ему лучше – да или нет… Вера или другая? Но другой – нет. Она в воображении. И материализуется ли когда-нибудь? А в реальности – преданная Вера. Сын, наследник. Отец и мать, влюбленные во внука. Древо жизни: корни и веточка.

Александр ничего не сказал. Ушел в ванную.

Он лежал и отмокал от десятимесячного отсутствия, от грязи и пьянства, от случайной еды и случайных связей. Экспедиция – это цыганский табор. Все временно и случайно, с проблесками творческого счастья.

Александр промолчал, и Марго стало его жалко.

Александр вместо Ирины из «Трех сестер» получил Ольгу – возрастную и положительную. И теперь он должен изображать семейное счастье. Или не изображать.

Александр выбрал центристскую позицию: он старался не огорчать Веру, соблюдал супружеский и отцовский долг. Но при этом жил, как козел на поводке. Поводок можно было отпустить на любую длину.

Вера наконец-то получила все, о чем мечтала: дом, мужа, сына и нетрадиционную свекровь. Обычно свекровь и невестка – скрытые соперницы. А Вера и Марго – подруги и единомышленники.

Марго понимала: Вера старше Александра, секс страдает. Но для Александра с его характером вечного мальчика гораздо важнее материнское начало. Вера с ее талантом терпения – вторая мать. А это важнее, чем секс. Секс можно добавить на стороне. Как соль в пресную еду.

Вера видела, что со свекровью ей повезло невиданно, и старалась ей угодить. Она взяла на себя все домашнее хозяйство. У нее оказались «вкусные руки» и, главное, способность к обучению.

Марго знала много секретов, которые превращали простую еду в кулинарный шедевр.

В дом постоянно шастали гости: одни ушли, другие пришли.

Марго расцветала от гостей. Подпитывалась энергией. Как она умела встретить… Как принять… Марго любовалась пришедшим – скрыто и явно. Каждый человек для Марго был носителем божественного промысла, секрет которого надо было разгадать. И она разгадывала. И находила в каждом то, чего не видел никто до нее.

Марго была доброжелательна. А доброжелательность – это и есть интеллигентность.

Вера привыкла к унижениям. Как-то так получалось, что ее все унижали: первый муж, художник Вилен, сама жизнь с матрасом в кулисах, режиссеры, которые не видели в ней героиню, Александр, не допускавший мысли о женитьбе. И только Марго видела в Вере и актрису, и женщину, и личность. И постепенно Вера прониклась ее уверенностью. Да. Она не хуже других. И даже лучше многих.

Вера расцвела. Уверенность ей шла. Режиссеры наперебой приглашали Веру сниматься. Главных ролей она по-прежнему не получала, только эпизоды. Играла простых, русских и справедливых. Вера отпечаталась в сознании как хороший человек. Ее уже узнавали на улице и улыбались, как знакомой, почти родственнице. Веру любили. Ее невозможно было не любить.

Казалось, что к ней можно прийти домой, и она не прогонит, а покормит и даст с собой. Человек, прошедший суровую школу жизни, умеет сочувствовать.

Вера стала меньше бывать дома – экспедиции, съемки. Задворки страны.

Но где бы Вера ни оказывалась, отовсюду писала домой письма.

Каждое письмо неизменно начиналось обращением: «Здравствуйте, дорогие!»

Буквы были крупные, по три слова на строчку. Строчки скатывались вниз, на странице умещалось очень мало текста. Семь строчек по три слова. А много и не надо. Главное – было куда послать сигнал любви. У нее есть семья, дорогие люди, и она тоже есть у них.