копии…
Я с хрустом ломаю в кулаке шариковую ручку, буквально сатанея.
— Вон… — шиплю. — Собрала вещи и пошла от сюда вон! Ты не имеешь права рассуждать о моей семье!
— Простите… — пищит помощница. — Я просто…
Делаю взмах рукой, чтобы заткнулась. В кармане звонит телефон.
Охрана… И у меня внутри все обрывается. Да, Настя, конечно, обнаружила отсутствие телефона, но почему звонит? Что-то случилось? Переживает? Или что-то уже просочилось про нас с Еленой на местные каналы? Да нет, не может быть. Настя их не смотрит.
Уверенно говорю: «Алло…»
И буквально с первых интонаций жены понимаю, что все очень плохо. Если вы хоть раз слышали в голосе женщины злую глубокую обиду, вы ни с чем ее не спутаете.
— Алло, дорогой, — говорит елейно Настя, — ты случайно не брал мой телефон на работу?
Отпираться же поздно? Чувствую, что да, но проверить должен.
— Что случилось? — Спрашиваю нарочито обеспокоено.
— Где мой телефон? — Повышает вдруг жена голос, — Я хочу кое-что там посмотреть!
— Давай, я вернусь, и мы найдем его… — предлагаю миролюбиво. — Зачем такие нервы. Мелочи…
— Мелочи?! — Рявкает. — Хватит делать из меня дуру! Просто ответь: зачем? Зачем нужен общий быт, секс, ужины, если ты завтра же найдешь мне замену?
Я делаю глубокий вдох, чтобы тоже не заорать. Потому что так устал, что проще организовать этой женщине амнезию, чем снова что-то исправить в голове.
Настя все знает! Она знает!
— Я сейчас приеду, — отвечаю сухо.
— Я тебя не жду! — Кричит жена в динамик и бросает трубку.
Пока опускаю вниз телефон, замечаю, что трясутся руки.
— Мне очень жаль, — шепчет Елена.
— Выйди… — хриплю. — Пошла отсюда вон от греха! Ты уволена! Расчет получишь через неделю! И это исключительно в счет былых заслуг. Ну? Чего сидишь?! — Срываюсь.
Поджав губы, Елена поднимается со стула. Пока идет до двери пару раз спотыкается. Мне хочется, чтобы она свалилась со своих шпилек и свернула шею.
Нет, ну а что? Вполне соизмеримая сатисфакция за мою испорченную жизнь, которую я только с таким трудом наладил и очень надеялся выдохнуть.
Дверь грякает о косяк.
Телефон снова звонит.
— Алло… — рявкаю не глядя.
— Алексей Михайлович, я заболела, — слышу в динамике голос Александры Ивановны. — Температура тридцать девять. Вы уж пару дней как-нибудь без меня…
Твою ж мать!
— Да, конечно, выздоравливайте, — отвечаю своему секретарю.
— Что у вас с голосом? — Тут же реагирует она.
— Работаем, — отзываюсь нарочито позитивно. — В поте лица. Пойду нашу старушку-активистку принимать.
— Ох, хорошего вам дня… — вздыхает Александра Ивановна.
Да куда уж лучше!
Бросаю телефон. Что делать? Прием граждан никуда не отодвинешь! Они в очереди с утра стоят.
Прошу водителя оформить все вопросы в письменном формате, в помощь подключаю девочек из бухгалтерии и забираю ключи от тачки.
Пользуясь отсутствием пробок, несусь по городу сто двадцать, собирая штрафы. Только на красных притормаживаю.
Люди бесят. Ходят через дороги, как баржи, игнорируя желтый сигнал светофора. Да ещё эти ярмарки в каждом районе!
Терпеливо жду, когда разгрузят большую фуру картофеля и бью по газам.
Солнце на мгновение слепит. Черт! Где здесь очки? Роюсь в бардачке, и этих мгновений оказывается достаточно, чтобы не заметить велосипедиста, который, сука… Решил, что ему можно пересечь перекресток через встречку.
В две секунды до столкновения я уже ничего не могу сделать, кроме того, как выкрутить руль и нажать на тормоз…
Глава 20
Алексей
Сердце колотится, в голове шумит, грудина болит от удара об руль. Я лежу на нем пару секунд щекой, заранее переживая все, что сейчас произойдет. Мэр города сбил человека… Налетайте, господа стервятники!
Вытираю рукавом кровь из-под носа и успеваю подумать о том, что удар был, значит, не такой уж сильный, раз подушку безопасности не выбросило.
На негнущихся ногах вылезаю из салона и оглядываюсь по сторонам. Ну жесть!
Конечно, на меня уже все вправлена сотня камер.
Обхожу тачку и сбоку от капота обнаруживаю сначала искареженный старенький рамный велосипед, а после его владельца. Судя по грязным кроссовкам и пиджаку на свитер — обычного деревенского мужика, который привез на базар помидоры. Прямо на багажнике, видимо, привез, потому что они размазаны вокруг густой кашей. Я сначала принимаю их за кровь.
Старик лежит на асфальте и смотрит в небо. Сначала мне кажется, что все, мужик не жилец, но тот начинает шевелить ногами и ерзать.
— Вы как? — Подлетаю к нему и присаживаюсь. — Что болит?
Вглядываюсь в мутные глаза старика, а тот… начинает неожиданно мне улыбаться.
— Вот это мне бабка не поверит, — выдает, глуша смех. — А я как чувствовал, что сегодня нужно ехать с помидорами. Что-то интересное будет! Это вам не в телек смотреть…
Я не понимаю, действительно он шутит или это посттравматический.
— Пошевелите пальцами, — прошу его. — Ноги, руки? Спина? Голова?
— Да все нормально, — отмахивается. — Только левая не работает кисть, кажется…
Да я уже и сам вижу, что не работает.
Вокруг нас уже столпились сердобольные граждане. Кто-то ругается, кто-то кричит, что я мразь аппаратная, кто-то слава Богу, вызвал скорую, логично рассудив, что без специалистов транспортировать старика в больницу не стоит.
Я накрываю его пиджаком, чтобы было не так холодно лежать на асфальте. Благо, что тот сухой.
Грудина и переносится ноют тупой болью. Наверное, мне самому не помешает рентген.
Составив протокол, скорая забирает пострадавшего. Я прыгаю в тачку и еду следом за ним. Конечно, мы собираем за собой хвост журналистов и прочих персонажей, которым костью в горле стоит моя персона.
Пока жду результатов томографии, общаюсь с догнавшими меня ментами и гаишниками. Телефон разрывается от звонков знакомых, которые готовы предложить помощь. Но тут не замнешь…
К облегчению, из правил дорожного движения я превысил только скорость, а вот дед ко всему прочему был ещё и под горячительным.
Конечно, я обещаю оплатить ему все лечение, возместить три месяца на работе, пока не снимут с руки гипс, и купить новый велосипед. Слава Богу, все остальное у старика оказывается целым. Ну, ещё лёгкое сотрясение, но на фоне «двухсот грамм для согреву» оно под вопросом.
Менты все равно заставляют меня поехать в участок. Тяжкие телесные по неосторожности, скрытие с места ДТП и прочие мелкие гадости, за заполнением документов о которых мы проводим до позднего вечера.
А дальше, не сдержавшись, я просто бью морду одному из очень назойливых журналистов.
Ну накипело!
Нас с ним упаковывают в обезьянник до утра.
Снится мне всякая дичь. Что мои дети меня не узнают, прогоняют с порога, а