долго, поднимаясь все выше и выше. Уже смеркалось, подходил день к концу; расплывались резкие контуры, кустарник и леса затемнели впереди черными массами.
А Сергей все шел и шел. Несколько раз останавливался перевести дух, но не надолго. И лишь добравшись, наконец, до вершины первой горы и увидав впереди поднимающиеся новые и новые громады, он сел, тяжело дыша, на одну из широких каменных глыб. Прислонился, охватив руками покрытый мхом и трещинами торчащий из земли обломок и взглянул усталый и удивленный перед собой.
Зашло солнце, бледными огоньками зажигался город и мерцал тусклыми звездочками по земле далеко внизу.
Широкий простор убегающего моря поблескивал темными полосками чуть заметно. Было тихо… спокойно… Лишь едва слышный шум, смутный и беззвучный, точно шорох, доносился с порывами ветра из оставленного Сергеем города и замирал, растаяв.
С непривычки немного кружилась голова. И странное, странное ощущение охватило Сергея.
Казалось ему, что он, огромный и могучий, сидит здесь и смотрит туда, где все, кроме него, маленькие, незаметные и неважные. Неважные эти ютящиеся внизу люди и домики, слившиеся в город, небольшим черным пятном видневшийся на темном фоне земли.
Засмеялся громко. Отголоски покатились по сторонам, удесятерив силу его голоса. И, раскатившись, попрятались и пропали за темными уступами.
— Ого-го-го!.. — широко и сильно крикнул Сергей, вставая.
И каждый камень, каждая лощинка, каждая темная глубина между изгибами гор ответили ему приветливо и раскатисто:
— Го-ооо!.
И вздрогнул, насторожившись, Сергей. Тихо, но ясно, откуда-то сверху, издалека, донеслось до его слуха.
— Оо-ооо!.
— Отвечает кто-то. Уж не они ли?
Он обернулся, всматриваясь, и увидел далекий огонек, должно быть, одного из горных домиков.
…И пошел, спотыкаясь, опять. Долго еще он шел. Два раза падал, разбил колено, но, не чувствуя даже боли, шел на огонек. Он то мерцал, то пропадал за деревьями, но вот вынырнул от него близко, близко, почти рядом.
Впереди залаяла собака, злобно и подвывающе. Сергей продвинулся еще немного, вышел на какую-то покрытую кустиком лужайку и остановился, услыхав впереди у забора голоса.
Разговаривали двое.
— Он давно ушел?.. — спрашивал один.
— Давно! — ответил другой. — Давно, а не ворочается.
— Может, попался?
С минуту помолчали, потом один бросил докуренную цыгарку и ответил неторопливо:
— Не должно бы, не из таких! Слышал я, как кричал давеча кто-то внизу.
«Они!» — решил Сергей и, выступив, окликнул негромко:
— Эй, не стрелять чур! Свой, ребята!
Оба повскакали разом, лязгая затворами.
— А кто свой? Стой! стой! Не подходи, а то смажем!
— Свой! Из города к вам, в партизаны.
— К нам? — подозрительно переспросили его. — А ты один?
— Один!
— Ну, подожди тогда. Да смотри, если соврал!
Сергей подошел вплотную.
— Вон ты какой! — проговорил первый, оглядев его. — Ну, пойдем, коли к нам, в хату до свету.
Вошли во двор. Яростно залаяла, бросаясь, собака, но один ткнул ее прикладом, и она отскочила. Распахнули дверь, и Сергей вошел в ярко освещенную комнату, в которой сидело несколько человек.
— Вот, Лобачев, — проговорил один из вошедших, указывая на Горинова, — говорит, к нам пришел в партизане.
Сергей поднял глаза. Перед ним стоял высокий, крепкий человек в казачьих шароварах, в кубанке, но без погон, и на груди его была широкая малиновозеленая лента со звездой и полумесяцем.
XI
«Какой странный значок! — подумал Сергей. — Почему бы не просто красный?»
Человек, по-видимому, очень торопился. Он задал Сергею несколько коротких вопросов. — Кто он? Откуда? И как попал сюда?
— Я из красных, попал к белым и бежал…
— К зеленым?
— Ну да! К партизанам! — утвердительно ответил Сергей и пристально посмотрел на спрашивающего.
— А вы не коммунист? — как бы между прочим спросил тот. И что-то странное в тоне, которым предложен был этот вопрос, почувствовалось Сергею. Как будто за ним была какая-то скрытая враждебность. Он взглянул опять на ленточку, на холодное интеллигентное лицо незнакомца и ответил, не отдавая даже себе отчета, почему, отрицательно.
— Нет, не коммунист.
— Хорошо! Зотов, возьмешь его, значит, к себе, — проговорил незнакомец, обращаясь к одному, и добавил Сергею: — завтра я вас еще увижу, а сейчас мне некогда.
Он поспешно вышел. В комнате осталось несколько человек. Сергей сел на лавку. Несмотря на то, что наконец-то он был у цели, настроение на него напало какое-то неопределенное, потому что все выходило совсем не так, как он себе представлял.
«Глупости! — мысленно убеждал он себя. — Чего мне еще надо? Право, я как-то странно веду себя. Зачем, например, соврал, что не коммунист?»
И он даже рассмеялся про себя над этим чудным поступком.
В горах раздался выстрел, другой, потом затрещало несколько сразу. Через несколько минут стихли.
— Это кто? — спросил Сергей одного из партизан.
— А кто его знает! — довольно равнодушно ответил он. — Должно, красные балуются, они больше в тех концах бродят.
— Какие красные?. С кем балуются?
— Пей чай! — вместо ответа предложил ему партизан, — а то простынет.
Сергей налил себе кружку и с удовольствием выпил ее, заедая большим ломтем хлеба.
Присмотревшись, он увидел на рукаве у одного из сидевших все ту же яркую ленту.
— Что она означает? — спросил он.
— Кто?
— Лента? Значок этот!
— А! Разное означает. Зеленый — лес и горы, где мы хоронимся, месяц со звездой — ночь, когда мы работаем.
— А малиновый?
— А малиновый! — посмотрел на него тот, несколько удивленно, — так малиновый же наш исконний казачий цвет.
«Что за чертовщина? — думал Сергей… — Что такое?»
— Ты у красных был? — опять спросил его собеседник.
— Был!
— Ну, нам наплевать! — раздумывая, отвечал казак. — Хуть красный, хуть кто… А не коммунист ты?
— Нет!
— И не жид?
— Да нет же! Разве так не видишь?
— Оно конешно! — согласился тот. — По волосьям видно, по разговору тоже!
И, вспомнив что-то, он усмехнулся.
— А то у нас штука такая была: прибежал как-то жидок к нам… Такая поганая харя. Ваське Жеребцову как раз попался. «Товарищи» — кричит, — свой! свой! Ворот от рубашки распорол, а там документ, что комиссар да партейный. Радуется сдуру, сам в лицо бумажку сует. Повели его, оказывается, белые к расстрелу, а он и удул, сукин сын.
— Ну? — спросил Сергей, чувствуя, как он холодеет. — Ну, что же?
— Как взяли мы его в работу! А! Комиссар, песье отродье? А! Коммунист, жидовская башка! Ты-то нам и нужен.
Так живуч как черт был. Покуда башку прикладом не разбили, не подыхал никак.
И, вздохнув, рассказчик добавил:
— Конешно! Ошибка у него, видно, вышла. Кабы он к Сошникову, либо Семенову попал, тогда другое…
Сергей побледнел, содрогаясь при мысли о том, как недалек был