— Доброе утро, соня! У меня для тебя есть две новости: хорошая и плохая. С какой мне начать?
— Здравствуй, Билл! Ты, как всегда, не оригинален. Дай мне закурить, это была ужасная ночь. Давай с плохой.
Он подождал, пока я в третий раз затянусь сигаретой, и, взяв меня за плечо, произнес:
— Все твои счета и счета твоей компании заморожены.
— Не могу сказать, что это меня удивило или огорчило, Билл. Как ты сам можешь догадаться, я уже отвыкла расписываться на чеках.
— Я боюсь, ты мыслишь немного узко. Как ты понимаешь, твое пребывание здесь оплачивалось средствами, которые списывались с твоего банковского счета. С завтрашнего дня деньги перестанут поступать, и тогда…
Я подавилась сигаретным дымом, черт подери, я не понимаю, почему он говорит, что это плохая новость. Если деньги перестанут поступать на счет клиники, то очень скоро меня выпустят отсюда. Даже Альберт Стивенс не будет работать бесплатно. Мое содержание стоит немалых денег. Обо всех этих мыслях я с радостью сообщила Биллу, но он совсем не разделял моего воодушевления. Адвокат молча протянул мне еще одну сигарету и зажигалку. Я чиркнула колесиком «Зиппо» и снова вдохнула дорогой сердцу и легким дым.
— Клавдия, ты мне всегда нравилась своим оптимизмом. К сожалению, сейчас не тот случай, когда он может нам помочь. Понимаешь ли, я переговорил с руководством данной клиники и выяснил одну крайне неприятную для нас деталь.
— Билл, не тяни. Деликатность не твой конек.
— В общем, как только на счет клиники перестанет поступать оплата твоего лечения в коммерческом корпусе, тебя переведут в государственный.
— Что?!
— Прости, Клавдия, мы тут бессильны. В данном случае закон на их стороне. Ты должна понимать, что выпустить тебя они не могут, потому что твой муж и доктор Стивенс обрисовали историю твоей болезни не в лучшем для тебя свете, и…
— Хватит! Не продолжай. Дай мне пять минут.
Значит, государственный корпус. Плохая еда. Совместные палаты. Хамство персонала. Домогательства санитаров. Государственный корпус… Соединенные Штаты Америки — хорошее государство. У нас хорошая медицина, неплохое образование, но психиатрические клиники, находящиеся на попечении Штатов, — это ужасно. Эксперименты, которых требует развитие медицины. Шоковая терапия, гипноз. Это надо научиться применять. Пациенты, за которых платит государство, это прекрасный материал для обучения.
— Клавдия, ты в порядке?
— В порядке? Билл, ты в своем уме? Находиться здесь и быть в порядке, а особенно после того, что ты мне сообщил. Конечно, Билл, я в полном порядке. Я в дерьме, Билл Кроули, а ты спрашиваешь, в порядке ли я?!
Мы молча выкурили еще по паре сигарет. Черт подери, чем я заслужила подобную передрягу? Тем, что бросила в опостылевшего супруга чашкой? Воспоминание о моем метании чашек в мире Селин Баст слегка отвлекло меня. Губы даже растянулись в подобие улыбки, правда, довольно жалкое.
— Хорошо, Билл Кроули, что мне делать?
— Боюсь, то, что я тебе скажу, тебе совершенно не понравится.
— Ну?
— Как бы помягче выразиться… Попробуй поговорить с мужем. Только он может сейчас сделать так, чтобы твои счета были разморожены.
— Что?! Он никогда, слышишь, никогда не пойдет мне навстречу, или, клянусь, что я не знаю Алекса Форка.
Билл Кроули улыбнулся.
— Мне кажется, что ты совершенно забыла про вторую новость.
Он открыл кейс и выложил передо мной стопку свежих утренних газет.
Заголовки разрывались кричащими сенсациями: «ЦВЕТЫ И БЕЗУМИЕ», «БИЛЛ КРОУЛИ ПРОТИВ СТИВЕНСА», «ЦВЕТЫ СЧАСТЬЯ» и еще две или три в таком же духе.
— У тебя есть друзья, Клавдия, и они встали на твою защиту.
— Но как они все узнали?
— Ты совершенно забыла, как писала им записки, чтобы они поскорее нашли меня? Признаю, это было гениально, я бы не додумался до этого. Они нашли меня сами, а мой почтовый ящик и автоответчик просто разрывались от входящего потока сообщений. Мы подумали и решили, что самый лучший способ вытащить тебя отсюда — это общественный резонанс. К тому же твоя бывшая медсестра Марж Уинслет дала интервью, в котором рассказала, что ее уволили после того, как узнали, что все это время она помогала тебе. Она в подробностях рассказала о твоих беседах с ней и характеризовала тебя как совершенно здорового человека, которого удерживают здесь незаконно.
Слезы снова тонкими струйками сбегали по щекам, с одной только разницей — теперь я плакала от счастья.
Новое утро нового дня. Билл Кроули уехал. Я осталась. У меня были сутки, чтобы навсегда попрощаться даже с этим жалким подобием уюта, которым располагает моя нынешняя келья. Завтра утром я буду спать на грязных простынях государственного корпуса.
Думать совершенно не хотелось, и я начала разбирать записи своих снов, сделанные ранее. Надо попытаться привести их в порядок. Я бы дорого заплатила за возможность перенести сюда те листы бумаги, которые я успела исписать в мире Селин. Сейчас память, затертая новыми переживаниями, уже не может так красочно воспроизвести то, что мне довелось пережить. Я докурила последнюю сигарету, оставленную Биллом, и начала писать:
«Я проснулась в месте, далеком от того, где уснула. Вокруг не было ни стен больничной палаты, ни звуков шагов по коридору. Солнечный летний день, свежая, мягкая трава, на которой я и открыла глаза…»
За работой время всегда летит незаметно. Я в этом убедилась еще в тот далекий период, когда самостоятельно составляла букеты в своей цветочной лавке. Вот и сейчас я совершенно не заметила, как в мою палату ворвался мой несостоявшийся бывший муж Алекс Форк. Алекс был небрежно одет и зол, как сто колдунов Вуду, встретившихся в полнолуние в одном храме. Сравнение с колдунами мне понравилось, и я сразу же взяла его на карандашик. Только закончив записывать, я подняла глаза на мужа, этим выбесив его окончательно.
— Здравствуй, Алекс!
Я помнила наш последний разговор с Биллом, в котором тот убеждал меня, что спокойствие и выдержка — единственные козыри, которые мы можем спрятать в рукав моей больничной пижамы.
— Привет, Клав! — так этот идиот сокращал мое имя с нашей первой ссоры, — какого черта ты творишь? К чему вся эта шумиха с газетчиками?
— Дорогой, неужели газетчики волнуют тебя больше, чем судьба твоей жены, которую пытались изнасиловать?
— Меня сорвали из отпуска…
— Который был оплачен моими деньгами. Хватит, Алекс. Ты здесь вовсе не потому, что мне интересно слушать о твоем отдыхе или жаловаться на судьбу. Алекс Форк, все мои счета заморожены, на счет клиники не поступают деньги за мое содержание в частном секторе, и завтрашнее утро я встречу в государственном корпусе. Думаю, что это невыгодно нам обоим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});