я вылезала из окон своей спальни.
— Тебе было всего пять. Куда ты ходила?
— Куда угодно. Сейчас я оглядываюсь назад, и мне так жаль ту девушку, которой я была. Девочка так отчаянно нуждалась в своем отце, что бродила по улицам посреди ночи.
Деклан поворачивается на бок, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, и вытирает мои слезы.
— Когда эта приемная семья поняла, что я не перестану убегать, независимо от того, как сильно пытались создать превентивные меры, они позвонили моему соцработнику, чтобы забрать меня и доставить в следующую семью, которая была готова принять меня. В конце концов, я прошла через слишком много семей, и меня отправили жить в Позен, где я осталась навсегда.
— Почему ты не попыталась покинуть этот дом, как делала со всеми остальными?
— Из-за Пика. Потому что впервые после моего отца у меня был кто-то, кто любил меня и заботился обо мне, — объясняю я сквозь жалобную боль. — Я больше боялась потерять его, чем быть запертой и подвергнутой пыткам.
Мышцы Деклана сжимаются, когда он закрывает глаза. Это мучительное проявление, которое он не может контролировать, и я внезапно чувствую себя виноватой за то, что взвалила на него этот груз.
Я протягиваю руку, чтобы коснуться его руки, и он почти отшатывается, заставляя меня отдернуть руку.
— Мне жаль.
— Нет, — огрызается он, моргая и открывая глаза. — Никогда не извиняйся.
— Я не хотела расстраивать тебя…
— Я хочу, чтобы ты поговорила со мной, — говорит он, прерывая меня. — Я хочу, чтобы ты чувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы избавиться от всей своей боли, потому что хочу нести ее за тебя. Хочу освободить твою душу от боли, чтобы похоронить ее глубоко в своей.
Я прикасаюсь к его убитому горем лицу и говорю ему:
— Я не хочу быть твоим мучением. Я хочу быть тем, кто делает тебя счастливым.
— Ты действительно делаешь меня счастливым, — утверждает он. — Ты знаешь. Я счастливее всего, когда я с тобой — всегда. Даже в нашей темноте я счастливее, чем без тебя. — Он опускает голову, целует меня, скользя языком по моим губам. И когда мои руки запутались в его волосах, он пристально смотрит на меня сверху вниз.
— Ты не мое мучение. Ты — мое распутство.
Деклан
Я слушаю Элизабет, пока она продолжает открываться мне все больше. Она рассказывает мне историю о том, как ее отец позволил ей накрасить его. Она смеется сквозь слезы, пока я слушаю, расчесывая ее волосы пальцами и слизывая соль, которая кристаллизует ее сердечную боль. Каждый гранулированный фрагмент я беру для себя, освобождая от нее по крошечному кусочку за раз.
Через некоторое время ее бдительность ослабевает настолько, что, когда я предлагаю снотворное, она принимает его без боя. Я лежу с ней, наблюдая, как она погружается в спокойный сон, прежде чем пойти в душ и одеться. Она все еще остается в постели, на моих простынях. Ее рыжие волосы разметались по подушке, ее молочная кожа со слабыми напоминаниями об ее похищении, ее миниатюрное тело, свернутое в клубок. Можно было бы посмотреть на нее и никогда не поверить, какую титаническую жизнь она пережила.
Она считает себя сильной, но именно ее шрамы заставляют меня спотыкаться и падать, заставляя любить ее еще больше. Я жадный человек, и знание того, что ее слабости делают ее более зависимой от меня, подпитывает мою жадность. Но в то же время я получаю удовольствие от ее волевой дерзости. Она — смесь, которая привлекает все мои грани и позволяет мне свободно удовлетворять свои гнусные потребности, на которые другие женщины сильно обиделись бы. Но у Элизабет есть этот уникальный способ подчиняться мне, не будучи покорной по своей природе.
Она загадочна.
Мой телефон звонит, уводя меня из комнаты, где спит моя любовь. Когда я отвечаю, это служба безопасности, которая просит разрешения впустить Лаклана. Я позвонил ему, как только Элизабет заснула, потому что мне нужно поговорить с ним о том, почему он тайно общался с Камиллой.
— Доброе утро, — приветствует он, когда я открываю дверь.
— Нам нужно поговорить, — говорю я, а затем поворачиваюсь, чтобы провести его в кабинет.
Я сажусь за стол, а он занимает одно из кресел, напротив.
— Ты дерьмово выглядишь, МакКиннон.
— Долгая ночь, как ты можешь догадаться, — отвечаю я.
— Как Элизабет?
— Встревоженная. Напряженная. Сбита с толку, — говорю я ему. — Она сейчас спит, вот почему я позвал тебя, чтобы поговорить.
— Давай поговорим.
— Камилла, — заявляю я, и замечаю намек на нервозность в беспокойных руках Лаклана.
— Продолжай.
— На прошлой неделе, когда я ответил на твой звонок, она подумала, что я — это ты. Она назвала тебя малышом. Я спросил ее о том, откуда она тебя знает, на что она ответила, что я должен спросить тебя. Итак, как человек, которого я нанял из-за моего безоговорочного доверия к тебе, скажи мне, почему это доверие не должно быть нарушено.
— Как я уже говорил тебе раньше, мы с Камиллой давно знакомы. — Он останавливает свои нервные руки и складывает их на коленях. — На самом деле она — причина, по которой я перестал работать на твоего отца. У нас были длительные отношения, и мы были помолвлены, когда я узнал, что она спит с Кэлом. У нее не хватило смелости сказать мне об этом, но я так тесно работал с твоим отцом, что правда должна была всплыть на поверхность.
— Господи, — бормочу я себе под нос, чувствуя себя неловко, что заставляю его разглашать это. Но если я собираюсь доверить не только свою жизнь ему, но и Элизабет, мне нужно знать все, чтобы убедиться, что нет никаких скрытых замыслов.
— Без вопросов, я выгнал ее из своего дома, и неудивительно, что она ушла из моего дома к Кэлу, — продолжает он. — Это был последний день, когда я работал на него. То есть до тех пор, пока через целую жизнь после всего, что произошло, мой телефон не зазвонил. К моему удивлению, она все еще была с этим ублюдком, и еще большим сюрпризом было то, что он так и не женился на ней.
— Почему она позвонила тебе?
— За помощью. Твоего отца недавно арестовали.
— Подожди, — говорю я, останавливая его. — Что значит недавно?
— Чуть больше месяца назад.
Волнение овладевает мной, и я набрасываюсь на него.
— Ты знал, что он был в тюрьме все это время, и ничего мне не говорил? Какого хрена, Лаклан?
— Он не хотел, чтобы ты знал. Сказал, что у вас двоих был неприятный