Читать интересную книгу Адольф Гитлер – основатель Израиля - Хеннеке Кардель

Первую фальшивку получил военный министр Бломберг, который пожаловался Гитлеру на приказ Рема, которого тот не отдавал:

«Согласно приказу начальника штаба Рема каждой группе и каждой обергруппе СА должна быть придана штабная охрана с ротой, вооруженной тяжелыми пулеметами».

После этого человек Гейдриха в форме обергруппен-фюрера СА, т.е. якобы в генеральском чине, появился у полковника Франца Гальдера в Мюнстере и заявил ему:

«Я назначен вместо Вас начальником штаба военного округа. Прошу ввести меня в курс дела».

Гальдер поехал в Берлин к генералу фон Фричу, и тот успокоил его:

«Силы для контрмер стоят наготове».

Наконец в июне 1934 г. начальник абвера однажды утром обнаружил на своем письменном столе «секретный приказ» Рема, причем никто не мог сказать, как он туда попал:

«Момент вооружения наступил».

Командующий военным округом в Бреслау будущий генерал-фельдмаршал фон Клейст получил кучу подобных сообщений и не скрыл своего подозрения:

«У меня создалось впечатление, что нас – рейхсвер и СА – стравливает третья сторона».

Начальник военного ведомства генерал фон Рейхенау выслушал его и сказал:

«Может быть. Но теперь слишком поздно».[57]

Было слишком поздно. Рейхсвер предоставил в распоряжение зондеркоманд Гейдриха оружие и казармы, где отмеченных в списке ставили к стенке через несколько минут после доставки. Завязывать им глаза было некогда. К 1957 г. были поименно установлены 191 человек, которые – часто не имея никакого отношения к СА – попали в расстрельный список Гейдриха и лишились жизни. На самом деле жертв было больше, и ни одного еврея среди них не было.

На утренней заре 30 июня 1934 г., когда все это происходило, Гитлер примчался в деревенскую гостиницу недалеко от Мюнхена и там ничего не подозревавшего Рема, который с радостью ждал приезда Гитлера и приготовил для него Книгу верности СА в переплете из кожи и стали, вытащили из постели. Полицейские чиновники доставили его в мюнхенскую тюрьму Штадельгейм. Гитлер медлил с приказом о расстреле своего старого товарища, с которым он на протяжении пятнадцати лет борьбы был на «ты». Он вернулся в Берлин, а там его ждал Гейдрих, раскопавший записку фон Трескова, самого знаменитого человека в берлинской криминальной полиции начала века:

«Гомосексуалисты редко отличаются твердым и честным характером; им не хватает силы воли и они охотно пользуются женским оружием интриг, лицемерия и лжи. Они совершенно непригодны для ответственных постов на государственной службе и в ближайшем окружении монарха их присутствие гибельно».

Выполняя приказ Гейдриха из Берлина, комендант концлагеря Дахау вошел в камеру Рема и разрядил в него весь магазин своего пистолета. Истекая кровью, Рем прохрипел: «Мой фюрер, мой фюрер» и испустил дух.

Вместе с Ремом из высшего руководства НСДАП ушел последний социалист. Вскоре после этого умер дряхлый президент Гинденбург, и у рычагов власти в Берлине не осталось ни одного человека, который не имел бы примеси еврейской крови. Рейхсверу Гитлер обещал за его поддержку при уничтожении его старых соратников, что он был и останется «единственным оруженосцем нации». Через несколько дней началось формирование войск СС. Фактическим руководителем полиции рейха стал Гейдрих, обладавший почти неограниченной властью. Его номинальным начальником был «рейхсфюрер СС», боязливый обыватель в пенсне, на которого Гейдрих смотрел как на помеху. На этот счет Гитлер успокаивал в Оберзальцберге своего помощника, который был моложе на 15 лет, с которым его связывала любовь к музыке и который мог плакать при звуках скрипки:

«Когда-нибудь Вы станете моим наследником».

Глава 10

Дела идут

Характерная особенность диктатуры состоит в том, что она делает сегодня то, что осуждала вчера, и не делает завтра того, что обещала позавчера. Для нее важна только выгода. Если демократия рискует скатиться к хаосу, то умному человеку, получающему неограниченную власть, угрожают химеры и мессианство. Люди до сих пор не придумали стабильную форму государства.

Гитлер, который, несмотря на несколько уроков, полученных им у консервативного журналиста-экономиста Функа, вскоре ставшего министром экономики, ничего не смыслил в политэкономии, достиг на первом этапе своего правления совершенно невообразимых успехов просто потому, что предоставил экономику экономистам и отправил на пенсию многих бюрократов, которые мешали делу. Он значительно сократил влияние и остальной части правящей касты, дал широкие полномочия людям с жизненным опытом, и дела пошли по закону Дарвина: «Побеждает сильнейший».[58] Никакой социализации предприятий или магазинов, предусмотренной партийной программой, не произошло.

Треть нации, которая жила за счет общественной поддержки, получила работу. Правда, сначала было налажено производство вооружений и введена всеобщая воинская повинность.

«Не использовать миллиарды человеческих рабочих часов – это безумие и преступление», – заявил Гитлер, когда в марте 1933 г. рейхстаг 441 голосом против 94 наделил его всеми мыслимыми полномочиями. После первого удара лопатой и короткой речи Германию вскоре прорезали «дороги фюрера», имперские автобаны. В чистом поле возник завод по производству народных автомобилей, на которых рабочие экономили по тысяче марок. Трудовая повинность стала обязательной для лиц обоих полов и главной заповедью национал-социалистического мировоззрения. На осушенных болотах возникли деревни, на орошенных песках росла рожь. Немцы, которые претендовали на земли на Востоке, в те годы помалкивали. Люди в Германии хотели работы и хлеба и были не большими националистами и шовинистами, чем французы или русские.

Самым впечатляющим на партийных съездах в Нюрнберге было прохождение маршем по стадиону «Цеппелин» юношей из трудового фронта с обнаженными, загорелыми торсами и тысячами сверкающих на солнце лопат на плечах. Один из них громко спрашивал: «Откуда ты, товарищ?» А другой отвечал: «С балтийского побережья». И на повторенный вопрос каждый раз следовал новый ответ: «С баварских гор», «Из Эмсланда», «Из Шварцвальда», а в заключение над полем звучал многоголосый рев: «Германия!» И снова задавался вопрос: «Кем ты был, товарищ?» Один отвечал: «рабочим», другой – «крестьянином», третий – «художником», четвертый – «техником», и снова тысячи молодых глоток ревели: «Германия!» Это были юноши, которые несколько лет назад видели людей, умирающих от голода на улицах и на скамейках скверов, а несколько лет спустя маршировали по Европе.

А Гитлер говорил им:

«Немецкий народ хочет только равноправия. Если мир решит, что нужно уничтожить все оружие до последнего пулемета, мы готовы присоединиться к такой конвенции. Если мир решит уничтожить определенные виды оружия, мы заранее готовы от них отказаться».

Мир никаких подобных решений не принял, и два года спустя после таких речей в Германии была введена всеобщая воинская повинность, которая давно существовала во всех соседних странах. Так как германская армия в 1935 г. была слабее бельгийской, протест против нарушения Германией Версальского договора, запрещавшего ее вооружение, был столь же слабым, как и протест против нарушения ФРГ Потсдамских соглашений в 50-х годах. Гитлер заключил пакт с польским президентом Пилсудским, заключил конкордат с Католической церковью, предоставлявший Ватикану широкие права в Германии. А через три месяца после введения воинской повинности, летом 1935 г., между Англией и Германией был подписан морской договор, который ограничивал немецкий ВМФ 35% английского. Для Гитлера это соглашение с братским нордическим народом было «счастливейшим днем в жизни», и те, кто видел на его глазах слезы радости, верили ему.

Neville Chamberlain & Adolf Hitler

Европейские государства проявили понимание, когда несколько месяцев спустя немецкие войска были введены в демилитаризованную Рейнскую область. В 1933-38 гг. государственные расходы Германии на вооружение не превышали расходов Франции, которая наряду с линией Мажино располагала также не разоруженной после первой мировой войны армией.

В эти годы Гитлер провел выборы, и более 90% немцев одобрили его политику, пребывая в честном заблуждении. Мир безмерно восхищался «фюрером и рейхсканцлером», как он стал именовать себя после смерти Гинденбурга.

Черчилль в 1938 г. писал Гитлеру в открытом письме:

«Если бы Англию постигла такая же национальная катастрофа, как Германию в 1918 году, я молил бы Бога ниспослать нам человека с Вашей силой воли и духа».[59]

Английский посол в Берлине сэр Невилль Гендерсон заявлял: