Читать интересную книгу Ангел из Галилеи - Лаура Рестрепо

— Не думаю. Он всего лишь дает выход природным силам…

— Где ты его нашла?

— В квартале Галилея. Я пишу о нем статью. — Я постаралась, чтобы мои слова прозвучали как можно равнодушнее.

— Привет, — сказала Офелия ангелу, но он рассеянно скользнул по ней взглядом и ничего не ответил.

— Он не говорит, — пояснила я.

— И не ходит тоже? Зачем вы принесли его на носилках?

— Ходит, но у него только что был эпилептический припадок, по крайней мере мне так кажется, и он совсем измучен. Смотри, Офелия, это его мать, сеньора Ара, это его брат Орландо, это женщины из квартала, которые всюду сопровождают его и заботятся о нем…

— Очень приятно, здравствуйте. — Она поздоровалась со всеми. — Итак, что вы хотите, чтобы мы сделали?

— Мы хотим, чтобы ты сказала нам, что с ним…

— Хорошо бы поместить его в стационар на несколько дней.

— Мы готовы оставить его, — опередила я сеньору Ару, даже не поинтересовавшись ее мнением.

— Дело в том, что… — замялась Офелия. — Эта больница не для мужчин…

— Правда. Только ведь говорят, что у ангелов нет пола, разве не так?

Мне не составило особого труда убедить ее, чтобы в этот раз она отошла от правил и взяла на себя заботу о моем ангеле. Она опустила закрывавший его полог, два давешних санитара подняли носилки и унесли их в глубину коридора. Мы двинулись следом и, шагая по цветкам из зеленой плитки, проникали в этот мир, такой для меня знакомый, но в то же время такой страшный. Мир людей, пожираемых тоской, которую они не могут понять и которой не в силах ни с кем поделиться.

Из виденного по дороге особенно сильно мне запомнился некий огородик — нам довелось через него пройти, и там у меня возникло отчетливое ощущение, будто я попала в чистилище. На пяти-шести черных грядках, окруженных высокими стенами, из земли беспорядочно торчали какие-то зеленые пучки — возможно, это был лук. Мы попали внутрь прямоугольника, словно вырезанного в пространстве, а крышей ему служил кусок белого неба, до ужаса близкого. По этому прямоугольнику, где время остановилось, бродили несколько женщин, совершавших медленные, лишенные смысла движения — в руках у них были пластиковые лопаты, которые они время от времени втыкали в землю с бесконечным терпением, с абсолютной покорностью, не зная, для чего и зачем, не понимая, что в земле растут луковицы.

Как объяснила мне Офелия, это были пациентки, часто страдающие приступами агрессии, такие обычно попадают в приют в состоянии буйного помешательства, после того как измолотят палкой тьму народа на улице, — полицейские притаскивают их за космы и заталкивают в дверь. Чтобы поддерживать их в приемлемом состоянии, необходимы высокие дозы успокоительного.

Я всегда считала, что сумасшествие должно иметь сильный запах, сопровождаться характерными испарениями, но это оказалось не так. Приют привел меня в замешательство, потому что ничем не пах, абсолютно ничем, даже грязью. Я шла, словно не касаясь пола, по внутреннему пространству этой вялой и ничем не пахнущей вселенной, и рассказывала Офелии все, что знала про ангела, опуская, конечно, ту часть истории, которая имела отношение ко мне, но сообщив безответственно поставленный мною диагноз, хотя я и была полным профаном в психологии.

— Думаю, у него эпилепсия, — сказала я. — Видимо, он погружен в некую форму аутизма, которая глушит его сверхъестественный ум. Он говорит на нескольких языках, в этом я уверена, и когда ты с ним, у тебя возникает впечатление, что он понимает все гораздо глубже, чем ты.

— Ты правда веришь, что он ангел? — внезапно вырвалось у нее.

— Если я скажу, что да, ты меня тоже поместишь сюда?

— Я серьезно тебя спрашиваю. — Офелия улыбнулась.

— Суди сама.

Она попросила, чтобы мы оставили его на две недели. Они подержат его здесь, чтобы сделать электроэнцефалограмму и провести другие обследования, она сама тщательно понаблюдает за ним и спросит мнения психиатров.

— Ты что, хочешь, чтобы я оставила его тебе здесь одного?

Донью Ару такой поворот дела сильно расстроил, сначала она возражала, потому что впервые расставалась со своим сыном с момента его возвращения, но в конце концов согласилась оставить его — но всего на четыре дня, после того как Офелия поклялась Богом, что отнесется к ангелу с особым вниманием и что в воскресенье, когда срок выйдет, в любом случае вернет его. Ара посмотрела на меня, словно требуя, чтобы я подтвердила достигнутое соглашение, и я сжала ее руки, уверяя, что она может быть спокойна.

Мы покинули ангела в самом сердце этих лабиринтов. Решетки закрылись за нами, коридоры остались позади, и мы распрощались у дверей. Донья Ара еще ненадолго осталась в приюте по просьбе Офелии, которой нужно было с ней побеседовать. Женщины из Галилеи отправились к себе домой, а я — к себе. Теперь, без него, у нас не было общего пункта назначения.

~~~

Я помню, и память моя — ярость. Тот, кто разбудит мою память, выпустит на волю мою месть. Если оживут темные реки, по которым плавал этот юный небожитель, мирно спящий у твоих ног, он превратится в Короля-Ужаса, и злость будет клокотать в его горле.

Если лба моего касаются крылья прошлого, я теряю покой своих век, прозрачность сна, безмятежность души.

Я не должен заново складывать головоломку былого. Как запах крови сводит зверя с ума, так от воспоминаний могут разорваться мои вены.

Позволь, чтобы белесое и густое ничто будто саваном укрыло пейзаж пережитого, вычеркнутого из памяти. Позволь, чтобы все тени, все очертания, весь полумрак стерлись под ослепляющей силой полудня.

Позволь мне забыть, пусть с забвением придет слепота, а с нею прощение.

Да не проснется во мне Исрафель, грозный Ангел Мести; да не заставит его ненависть обнажить свой меч.

Да не протянется моя карающая рука над провинившимся городом, потому что тогда никто из его обитателей не останется в живых, ни их дети, ни дети их детей, ни даже их собаки.

Не порицай острие моего меча, потому что для него возмездие — святой долг, и он трижды опускался на ночь человечества. В первую ночь он истребил Иерусалим, обезглавив шестьдесят тысяч людей народа израилева, от Дана до Беер-Шевы[19]. Вторая ночь пала на спящий лагерь ассирийского царя и убила сто восемьдесят пять тысяч его людей, оставив тела лежать в рассветном тумане. В третью, и последнюю ночь он перерезал горло первенцам во всех семьях египтян. В четвертую ночь, видя рассеянный по вселенной ужас, Господь Бог мой, повелевавший небесным воинством, посочувствовав своим рабам, отдал мне приказ своим усталым голосом: «Хватит, Исрафель, Ангел Истребления, верни руку свою, вложи свой меч в ножны. Ты уже утолил гнев своего хозяина».

Если наступит пятая ночь, я пойму, что пришел новый час кары, и выну меч из ножен, и кому удастся вынести вспышку великого гнева? Огонь, град, камнепад, крысы, зубы чудовищ, яд скорпионов и змей, пожары, язвы прокаженных, веревки висельников — все эти кары, посланные мной, падут на людей.

Я Исрафель, забывший о своем предназначении и своем имени: не желай, чтобы я вспомнил о них.

Этот город, несущий смерть, отплатит мне кровавым дождем за каждое полученное оскорбление. Моя месть будет столь безудержна, что сыны человеческие возмечтают о смерти и будут искать смерти, но она будет им недоступна.

Я Исрафель, коплю обиды и полнюсь болью. Я весь был сплошной открытой раной, и, когда купался в реках, воды становились красными. Моя печаль была шире, чем небо.

Не буди то, что дремлет под моей кожей. Позволь мне быть слепым, и глухим, и немым; позволь мне быть невинным, неведающим и наивным. В противном случае я стану убийцей.

Я Исрафель, и я потерял память. Не побуждай меня искать ее, потому что хаос прошлого обрушит мир настоящего, в пепел обратив город, что распростерся внизу.

Не заставляй звучать колокол, который потревожит мои чувства, оставь в спячке раненое животное, что дремлет внутри меня.

Я сижу, забившись в дальний уголок неба, робкий, с душой, лишенной силы, и глазами, зажмуренными, чтобы не видеть того, что случилось. Я бегу от себя и от моей собственной истории, я прячусь внутри себя.

Я Исрафель: не зови меня, не серди меня, иначе стану я беспощадным.

Так, когда я покоен и отстранен, мне хорошо. В белом цвете нахожу я покой. Позволь мне спать. Позволь мне парить. Я хочу лишь плавать в пресных водах забвения.

~~~

Я думала, что в поисках прошлого моего ангела найду небо, а попала в ад. Путь назад во времени начался на рассвете четверга, когда я спала. Мне снился самый отвратительный из моих повторяющихся снов: я сажусь за стол в доме моей матери — в реальной жизни она уже несколько лет как умерла, — а она ставит передо мной множество блюд и подносов, на которых нет еды. Я как раз пыталась объяснить ей, при этом не обидев, что не могу есть, потому что в тарелках пусто, когда меня разбудил телефонный звонок. Это была Красотка Офелия.